звезда пленительного счастья
церковь в трёх шагах от работы - не только аура духовности, но и никогда мелких денег в карманах, потому что убогие, калики, попрошайки, многие из них здесь явно старожилы, они всех знают, и они - лучшее лекарство от гордыни и приступов сладкого чувства собственного величия, потому как ничто так долго и мучительно у нас не строится, как хоть какое-то благополучие, и ничто так легко не разбивается в прах по совершенно не зависящим от тебя причинам.
тут есть одна старуха с собаками, точнее, одна из двух старух с собаками, у второй старухи собаки лютые, а у этой, первой, у неё собаки тихие-тихие, щенок один сегодня так умильно наклонив башку разглядывал воробья, к этой старухе прибиваются малолетние бомжи, совсем малышня, и вот она сидит и рассказывает картинно грязному дитю - вона, смотри, это ихний надзиратель пошёл (на краснорожего обширного дядьку в форме внутренних войск), а люди там сидят бесправные и нет им жизни ни на воле, ни в тюрьме...
в очередной раз убедился, насколько страшны влезшие в дамы носительницы мехов, накладных ногтей и густых солярийных загаров.
натуральные звероящеры когтистые, прикрывающие мехом млекопитающих холодный ороговевший панцирь.
без пола, возраста и малейшей антропоморфности.
вот одно такое влезает в машину, стоящую в луже.
и резко трогается, заливая густой грязью людей, которые только что шли с этим рядом по улице.
к городу нашему несчастному подбирается пятиногая собака.
двадцатилетний ценз оседлости для чиновников не спасёт.
двадцатью годами это не лечится.
увы.
для селянина самая большая радость - новая просторная изба.
радость и смысл жизни.
как ни странно, но Австро-Венгерская империя была в чём-то очень права.
в жёстком насаждении городского образа жизни.
потому и осталось от неё то немногое действительно красивое, что у нас вообще осталось.
теперь же всё быстро и просто - новая квартира в элитном доме, кохвэ из чашки с богатой позолотой, мизинчик непременно оттопырен, мерин, роскошное надгробие на Берковцах с портретом в полный рост при полной красе - кроссовки, спортивные штаны, трёхлучевая звезда мерседесовского брелка свисает с пальца. звезда пленительного счастья.
тут есть одна старуха с собаками, точнее, одна из двух старух с собаками, у второй старухи собаки лютые, а у этой, первой, у неё собаки тихие-тихие, щенок один сегодня так умильно наклонив башку разглядывал воробья, к этой старухе прибиваются малолетние бомжи, совсем малышня, и вот она сидит и рассказывает картинно грязному дитю - вона, смотри, это ихний надзиратель пошёл (на краснорожего обширного дядьку в форме внутренних войск), а люди там сидят бесправные и нет им жизни ни на воле, ни в тюрьме...
в очередной раз убедился, насколько страшны влезшие в дамы носительницы мехов, накладных ногтей и густых солярийных загаров.
натуральные звероящеры когтистые, прикрывающие мехом млекопитающих холодный ороговевший панцирь.
без пола, возраста и малейшей антропоморфности.
вот одно такое влезает в машину, стоящую в луже.
и резко трогается, заливая густой грязью людей, которые только что шли с этим рядом по улице.
к городу нашему несчастному подбирается пятиногая собака.
двадцатилетний ценз оседлости для чиновников не спасёт.
двадцатью годами это не лечится.
увы.
для селянина самая большая радость - новая просторная изба.
радость и смысл жизни.
как ни странно, но Австро-Венгерская империя была в чём-то очень права.
в жёстком насаждении городского образа жизни.
потому и осталось от неё то немногое действительно красивое, что у нас вообще осталось.
теперь же всё быстро и просто - новая квартира в элитном доме, кохвэ из чашки с богатой позолотой, мизинчик непременно оттопырен, мерин, роскошное надгробие на Берковцах с портретом в полный рост при полной красе - кроссовки, спортивные штаны, трёхлучевая звезда мерседесовского брелка свисает с пальца. звезда пленительного счастья.