Чума во время пира
за окном ночь.
в яично-жёлтом свете коптящих свечей за длинным столом, накрытым тёмно-бардовым, в аляповатых красных розах, ковром, сидят:
известный нищий меценат господин Пустозвонский,
неизвестный мужчина с собачьей головой,
невменяемая девушка на выданье Вероника Надо,
выдающий себя за армянина Трансильван Пенсильванский,
скромная наследница Эмма Леопольдовна Брухт,
не имеющий имени побитый инвалид Эллегиев,
программист трамвайного депо №3 Витя
и сумрачный сумасброд Герман Кораблёв.
стол ломится от яств и напитков.
все обильно едят, пьют и обсуждают беспардонное блядство какой-то Элеоноры.
только молчаливый Герман Кораблёв на пустой тарелке вдумчиво смешивает табак с травой и медленно забивает освобождённую от табака сигарету Sobranie с похабно сверкающим фильтром.
закончив приготовления, Герман отрывает от безразличного своего паха пропитанную жадной нежностью руку Вероники Надо и, извинившись - "господа, я вас временно покину", - уходит на балкон.
пир продолжается.
раздаётся звонок в дверь.
неизвестный мужчина с собачьей головой, на всякий случай посаженный Вероникой Надо за угол стола, встаёт, негромко извиняясь лает, и идёт открывать.
все затихают, прислушиваясь.
из темноты невидимого коридора раздаётся сдавленный рык, переходящий в мокрый короткий жалобный всхлип.
входит Чума.
это по-офисному скромно одетая бледная женщина средних лет с кожаной папкой на молнии.
Чума подходит к освобождённому неизвестным мужчиной с собачьей головой стулу, садится, аккуратно поправив юбку, расстёгивает папку, достаёт из неё пачку бумаги, скреплённую скоросшивателем, бесшумно листает, останавливается, пробегает глазами по листу, после чего внимательно осматривает присутствующих, которые всё это время почему-то испуганно молчат.
семь, - говорит сама себе Чума и ещё раз заглядывает в найденный в папке лист.
очень нетрезвая и потому уже адаптировавшая к новой участнице пиршества скромная наследница Эмма Леопольдовна Брухт неожиданно находит всё происходящее очень смешным и заходится громким, резким, невыносимо глупым смехом.
ну, семь, так семь, - говорит сама себе Чума, складывает пачку бумаг в папку и быстро жужжит застёжкой-молнией.
как только "вжжжик" застёжки прерывается, пирующие мешками валятся на пол.
Чума наклоняется над столом, выбирает с одной из тарелок маслину покрасивее и уходит.
с балкона, подчёркнуто аккуратно, очень медленно и как по битым стёклам ступая, возвращается сумрачный сумасброд Герман Кораблёв.
он долго стоит среди бесформенных тел.
потом жадно, залпом выпивает чей-то полный бокал вина и уходит в темноту коридора.
в яично-жёлтом свете коптящих свечей за длинным столом, накрытым тёмно-бардовым, в аляповатых красных розах, ковром, сидят:
известный нищий меценат господин Пустозвонский,
неизвестный мужчина с собачьей головой,
невменяемая девушка на выданье Вероника Надо,
выдающий себя за армянина Трансильван Пенсильванский,
скромная наследница Эмма Леопольдовна Брухт,
не имеющий имени побитый инвалид Эллегиев,
программист трамвайного депо №3 Витя
и сумрачный сумасброд Герман Кораблёв.
стол ломится от яств и напитков.
все обильно едят, пьют и обсуждают беспардонное блядство какой-то Элеоноры.
только молчаливый Герман Кораблёв на пустой тарелке вдумчиво смешивает табак с травой и медленно забивает освобождённую от табака сигарету Sobranie с похабно сверкающим фильтром.
закончив приготовления, Герман отрывает от безразличного своего паха пропитанную жадной нежностью руку Вероники Надо и, извинившись - "господа, я вас временно покину", - уходит на балкон.
пир продолжается.
раздаётся звонок в дверь.
неизвестный мужчина с собачьей головой, на всякий случай посаженный Вероникой Надо за угол стола, встаёт, негромко извиняясь лает, и идёт открывать.
все затихают, прислушиваясь.
из темноты невидимого коридора раздаётся сдавленный рык, переходящий в мокрый короткий жалобный всхлип.
входит Чума.
это по-офисному скромно одетая бледная женщина средних лет с кожаной папкой на молнии.
Чума подходит к освобождённому неизвестным мужчиной с собачьей головой стулу, садится, аккуратно поправив юбку, расстёгивает папку, достаёт из неё пачку бумаги, скреплённую скоросшивателем, бесшумно листает, останавливается, пробегает глазами по листу, после чего внимательно осматривает присутствующих, которые всё это время почему-то испуганно молчат.
семь, - говорит сама себе Чума и ещё раз заглядывает в найденный в папке лист.
очень нетрезвая и потому уже адаптировавшая к новой участнице пиршества скромная наследница Эмма Леопольдовна Брухт неожиданно находит всё происходящее очень смешным и заходится громким, резким, невыносимо глупым смехом.
ну, семь, так семь, - говорит сама себе Чума, складывает пачку бумаг в папку и быстро жужжит застёжкой-молнией.
как только "вжжжик" застёжки прерывается, пирующие мешками валятся на пол.
Чума наклоняется над столом, выбирает с одной из тарелок маслину покрасивее и уходит.
с балкона, подчёркнуто аккуратно, очень медленно и как по битым стёклам ступая, возвращается сумрачный сумасброд Герман Кораблёв.
он долго стоит среди бесформенных тел.
потом жадно, залпом выпивает чей-то полный бокал вина и уходит в темноту коридора.