когда-то об этом писал, кажется
shiitman напомнил
один раз я попал под лошадь в газету.
причём в газету комсомольскую.
и даже аджарскую.
дело было в Кобулети, во второй половине октября.
я валялся на реабилитации в военном санатории.
скука была лютая.
все "достопримечательности" изучены.
в унылом спортивном магазине с портретом Сталина уже были скуплены все имеющиеся в наличии спиннинги - клеенные шестигранные бамбуковые, с офарфоренными кольцами, такую редкость ещё надо было отыскать, каким образом и зачем она попала сюда - одна из величайших загадок плановой системы снабжения СССР, спиннинги были уценены многократно и стоили уже что-то около четырёх рублей, я потом их использовал в качестве беспроигрышных подарков и даже один раз - в виде подношения.
в ещё более унылом фотомагазине, тоже с портретом Сталина, уже было куплено опять же многократно уценённое зенитовское фоторужьё, в кофр намертво въелась пыль.
в соседних пекарнях все уже были знакомы.
в винном магазине - тоже, и система "есть только одесский портвейн" (она там действительно был, и кроме него на полках ничего не было) преодолевалась соблюдением негласного правила "беру пять, плачу за шесть", отчего прекрасное лёгкое душистое цинандали стало неотъемлемой частью диеты.
к цинандали добавлялись горячие хачапури, сыр с базара и покупаемые прямо во дворах за гроши на вёдра спелый инжир и мандарины.
на базаре же у цыганок покупались контрабандные 100-миллиметровые Marlboro.
санаторская столовка с её кошмарным меню была отвергнута на второй день.
море постоянно штормило.
со мной в шестиместной комнате отдыхал мой тёзка - ракетчик-стратег железнодорожного базирования, млаже меня, летёха-первогодок после училища.
его как молодого холостяка так загнали боевыми дежурствами, что довели до проблем с сердцем.
тёзка не мог ездить в поездах, ненавидел фильмы с поездами, сами поезда, рельсы, шпалы, Гребенщикова с его даймненапитьсяжелезнодорожнойводы, проводников, проводниц, семафоры, вокзалы, ритмичные стуки и всё-всё-всё, что может ненавидеть человек, четыре года просидевший в казарме и потом сразу почти восемь месяцев непрерывно - в вагоне.
остальные койки были пусты.
в соседних комнатах валялись несколько тихих ветеранов по выслуге лет, похожих комплекцией и безразлично-зверским выражением мясистых лиц на заслуженных мясников союзного значения.
не знаю, чем они хворали, но водочную диету соблюдали очень строго и к обеду нарезались до полного несуществования.
этажом выше отдыхали дамы из связи.
два прапорщика и одна старший лейтенант.
дамы были мягко говоря старше нас с тёзкой раза в два, но отличались весёлым нравом и удивительной для того времени широтой взглядов.
никаких романов они с нами не заводили (по-моему, мы даже не знали как их всех зовут), так, просто секс с молодыми мальчиками для здоровья и развлечения.
мы надирались с утра вином, шли на берег моря, если надирались сильно - я суициидально лез в волны, собирая жиденькую толпу ленивых зевак из местных, ожидавших драмы и трагедии.
один раз на пляже я подобрал собаку - славного молодого загулявшего пса русского спаниеля.
даже подумывал его вообще забрать в Киев.
но потом случайно познакомился с одним экспрессивным грузином, художником, зарабатывающим на приличную жизнь отделкой квартир кошмарной золотой лепниной и прочим советским ампиром, на деле же почитателем примитивизма в искусстве и лично Нико Пиросмани(швили).
общий любимец нас подружил, оказалось, что художник ещё и страстный охотник, и спаниель нашёл себе нового хорошего хозяина.
впрочем, это уже другая история.
полтора месяца в таком режиме - действительно реабилитация.
но идиллия была нарушена.
и в нашу компанию по интересам - два ракетчика и связистки, - Механизм Планирования Всего внёс внезапный диссонанс.
нам привезли на отдых хлеборобов.
видимо потому, что санаторий пустовал.
о возможном подселении в комнату тружеников полей нам объявили заранее.
мы ожидали увидеть немногословных похожих на Василия Шукшина дядек с обветренными лицами, почерневшими от солнца и пыли шеями и грубыми красивыми руками тружеников.
стереотипы, навязанные кино.
от них не осталось следа сразу как первый хлебороб зашёл в комнату.
это был одновременно очень сельский по виду паренёк совершенно без деревенских, опять же, стереотипных шаблонов поведения. никакой свойственной для привыкших жить среди небольшого числа знакомых людей первичной застенчивости. даже наоборот, - из него пёрла какая-то такая борзость, которая в казарме дико утомляла и доводила даже самых спокойных до люти.
потом подтянулся ещё один. с большим избыточным весом (мне кажется, тогда это было редкостью).
обоим труженикам было лет по восемнадцать-девятнадцать.
мы приняли их спокойно и не отталкивающе.
нам было всё равно.
говорить нам было не о чём - мы из очень разных миров.
рассказывать нам им тоже было не о чем.
а им - нам. об интересном - своей работе и жизни, - они не говорили.
да и между собой не говорили, только обменивались теряющимися в мате междометиями.
опытные тётки-связистки вообще сразу внесли их в список мебели.
отдых пацаны начали правильно - мы им подсказали ближайшие магазины, и меньше чем через час тружеников свалила в койки "московская" водяра.
никаких изменений в нашу размеренную жизнь появление этих существ не внесло.
но на второй (или третий, уже не помню точно) день случилась комнатная попойка.
как-то само собой получилось.
мы с тёзкой сходили за очередной закупкой, привезли на такси два ящика вина, сыр, фрукты, сигареты и ещё шипящее жареное мясо, которое нам приготовила жена моего грузинского друга.
сели полдничать.
естественно, по казарменному принципу, угостили соседей.
на мясной запах притащились уже хорошо подубитые ветераны.
питьё перешло ту стадию, когда каждый говорит о своём и со всеми сразу.
ветераны донимали нас расспросами, удивляющими наивностью.
тёзка рассказывал, как в реальности выглядит то, о чём мы ничего с гордостью не знали.
ветеранов пробивало на типично офицерские воспоминания - выигрыши в преферанс, сексуальные утехи в уездных гостиницах, взбрыки судьбы однокашников по училищу.
я что-то гнал о том, как работает доплеровская РЛС квазинепрерывного излучения с колоколоидальной огибающей, как доворачивается ракета С-300 при сближении с целью и всякую такую инженерную пургу.
в общем, было довольно мило.
до тех пор, пока нихера не понимающие в основной части разговоров и оживляющиеся только в моменты отклонения к Эросу хлеборобы не попытались завоевать аудиторию восторженным рассказом.
по сути, он ничем не отличался от рассказа shiitman.
в соседнем селе - свадьба.
девица из соседнего села выходит замуж за парня из их села.
гуляют два дня - сначала у родичей невесты, потом у родичей жениха.
в родном селе жениха в пике попойки кто-то из приглашённых обижается то ли на невесту, то ли на её маму, то ли просто так обижается, вообще.
молодого прибивают, чтобы не рыпался, молодую бьют, оттаскивают в сарай и насилуют.
гости.
на свадьбе.
насилуют тупо, оральный секс там считается чем-то чудовищным и нечистым, что остаётся клеймом на всю жизнь, и вот помню - мордатый хлебороб пьяно-восторженно рассказывает детали, как она валяется - уже по второму кругу пошли, Славка (второй хлебороб) её пиздит ногами, а он ей на клык суёт.
и всё.
потом плохо помню.
мы с тёзкой потом оказались в ментовке.
оказалось, что у одного хлебороба была разбита голова стулом. или стул был разбит о его голову. или и то, и другое.
оказалось, что второго мы гоняли по городу - он, сука, научился убегать у себя на родине. хер догонишь.
мы стали задержанными за хулиганство.
а хлеборобы - потерпевшими.
уж не знаю, то ли менты изменились за прошедшее время, но тогда никаких ужасов с нами не творили.
дали протрезвиться.
потом разговаривали.
целый капитан.
в разговоре выплыла эта история.
её подтвердили охреневшие от бури событий ветераны.
потом была тягомотина всякая, довольно долгая, грозившая нам обоим большими неприятностями по службе.
но капитан оказался дотошным.
и таки связался с родным селом хлеборобов.
и с ментовкой райцентра.
оказалось, что наши рассказчики действительно ничего не выдумали - случай реально имел место.
и райотдел никак не мог справиться с определением участников группового изнасилования.
то ли круговая порука, то ли никак не могли определиться - кому сидеть всё-таки.
а тут - такой подарок, перепуганные в усмерть навалившимся идиоты рассказывали ментам такие подробности, за которые горячие аджарцы, думаю, вполне могли их тихо придушить.
в общем, так мы с тёзкой попали в газету.
в маленькую заметку.
типа, помогли правосудию.
уже потом я тоже, как тёзка, с которым мы даже недолго переписывались, стал ненавидеть поезда.
а к хлеборобам отношусь также, как к военным, музыкантам и представителям любых профессий.
никак.
ровно.
один раз я попал под лошадь в газету.
причём в газету комсомольскую.
и даже аджарскую.
дело было в Кобулети, во второй половине октября.
я валялся на реабилитации в военном санатории.
скука была лютая.
все "достопримечательности" изучены.
в унылом спортивном магазине с портретом Сталина уже были скуплены все имеющиеся в наличии спиннинги - клеенные шестигранные бамбуковые, с офарфоренными кольцами, такую редкость ещё надо было отыскать, каким образом и зачем она попала сюда - одна из величайших загадок плановой системы снабжения СССР, спиннинги были уценены многократно и стоили уже что-то около четырёх рублей, я потом их использовал в качестве беспроигрышных подарков и даже один раз - в виде подношения.
в ещё более унылом фотомагазине, тоже с портретом Сталина, уже было куплено опять же многократно уценённое зенитовское фоторужьё, в кофр намертво въелась пыль.
в соседних пекарнях все уже были знакомы.
в винном магазине - тоже, и система "есть только одесский портвейн" (она там действительно был, и кроме него на полках ничего не было) преодолевалась соблюдением негласного правила "беру пять, плачу за шесть", отчего прекрасное лёгкое душистое цинандали стало неотъемлемой частью диеты.
к цинандали добавлялись горячие хачапури, сыр с базара и покупаемые прямо во дворах за гроши на вёдра спелый инжир и мандарины.
на базаре же у цыганок покупались контрабандные 100-миллиметровые Marlboro.
санаторская столовка с её кошмарным меню была отвергнута на второй день.
море постоянно штормило.
со мной в шестиместной комнате отдыхал мой тёзка - ракетчик-стратег железнодорожного базирования, млаже меня, летёха-первогодок после училища.
его как молодого холостяка так загнали боевыми дежурствами, что довели до проблем с сердцем.
тёзка не мог ездить в поездах, ненавидел фильмы с поездами, сами поезда, рельсы, шпалы, Гребенщикова с его даймненапитьсяжелезнодорожнойводы, проводников, проводниц, семафоры, вокзалы, ритмичные стуки и всё-всё-всё, что может ненавидеть человек, четыре года просидевший в казарме и потом сразу почти восемь месяцев непрерывно - в вагоне.
остальные койки были пусты.
в соседних комнатах валялись несколько тихих ветеранов по выслуге лет, похожих комплекцией и безразлично-зверским выражением мясистых лиц на заслуженных мясников союзного значения.
не знаю, чем они хворали, но водочную диету соблюдали очень строго и к обеду нарезались до полного несуществования.
этажом выше отдыхали дамы из связи.
два прапорщика и одна старший лейтенант.
дамы были мягко говоря старше нас с тёзкой раза в два, но отличались весёлым нравом и удивительной для того времени широтой взглядов.
никаких романов они с нами не заводили (по-моему, мы даже не знали как их всех зовут), так, просто секс с молодыми мальчиками для здоровья и развлечения.
мы надирались с утра вином, шли на берег моря, если надирались сильно - я суициидально лез в волны, собирая жиденькую толпу ленивых зевак из местных, ожидавших драмы и трагедии.
один раз на пляже я подобрал собаку - славного молодого загулявшего пса русского спаниеля.
даже подумывал его вообще забрать в Киев.
но потом случайно познакомился с одним экспрессивным грузином, художником, зарабатывающим на приличную жизнь отделкой квартир кошмарной золотой лепниной и прочим советским ампиром, на деле же почитателем примитивизма в искусстве и лично Нико Пиросмани(швили).
общий любимец нас подружил, оказалось, что художник ещё и страстный охотник, и спаниель нашёл себе нового хорошего хозяина.
впрочем, это уже другая история.
полтора месяца в таком режиме - действительно реабилитация.
но идиллия была нарушена.
и в нашу компанию по интересам - два ракетчика и связистки, - Механизм Планирования Всего внёс внезапный диссонанс.
нам привезли на отдых хлеборобов.
видимо потому, что санаторий пустовал.
о возможном подселении в комнату тружеников полей нам объявили заранее.
мы ожидали увидеть немногословных похожих на Василия Шукшина дядек с обветренными лицами, почерневшими от солнца и пыли шеями и грубыми красивыми руками тружеников.
стереотипы, навязанные кино.
от них не осталось следа сразу как первый хлебороб зашёл в комнату.
это был одновременно очень сельский по виду паренёк совершенно без деревенских, опять же, стереотипных шаблонов поведения. никакой свойственной для привыкших жить среди небольшого числа знакомых людей первичной застенчивости. даже наоборот, - из него пёрла какая-то такая борзость, которая в казарме дико утомляла и доводила даже самых спокойных до люти.
потом подтянулся ещё один. с большим избыточным весом (мне кажется, тогда это было редкостью).
обоим труженикам было лет по восемнадцать-девятнадцать.
мы приняли их спокойно и не отталкивающе.
нам было всё равно.
говорить нам было не о чём - мы из очень разных миров.
рассказывать нам им тоже было не о чем.
а им - нам. об интересном - своей работе и жизни, - они не говорили.
да и между собой не говорили, только обменивались теряющимися в мате междометиями.
опытные тётки-связистки вообще сразу внесли их в список мебели.
отдых пацаны начали правильно - мы им подсказали ближайшие магазины, и меньше чем через час тружеников свалила в койки "московская" водяра.
никаких изменений в нашу размеренную жизнь появление этих существ не внесло.
но на второй (или третий, уже не помню точно) день случилась комнатная попойка.
как-то само собой получилось.
мы с тёзкой сходили за очередной закупкой, привезли на такси два ящика вина, сыр, фрукты, сигареты и ещё шипящее жареное мясо, которое нам приготовила жена моего грузинского друга.
сели полдничать.
естественно, по казарменному принципу, угостили соседей.
на мясной запах притащились уже хорошо подубитые ветераны.
питьё перешло ту стадию, когда каждый говорит о своём и со всеми сразу.
ветераны донимали нас расспросами, удивляющими наивностью.
тёзка рассказывал, как в реальности выглядит то, о чём мы ничего с гордостью не знали.
ветеранов пробивало на типично офицерские воспоминания - выигрыши в преферанс, сексуальные утехи в уездных гостиницах, взбрыки судьбы однокашников по училищу.
я что-то гнал о том, как работает доплеровская РЛС квазинепрерывного излучения с колоколоидальной огибающей, как доворачивается ракета С-300 при сближении с целью и всякую такую инженерную пургу.
в общем, было довольно мило.
до тех пор, пока нихера не понимающие в основной части разговоров и оживляющиеся только в моменты отклонения к Эросу хлеборобы не попытались завоевать аудиторию восторженным рассказом.
по сути, он ничем не отличался от рассказа shiitman.
в соседнем селе - свадьба.
девица из соседнего села выходит замуж за парня из их села.
гуляют два дня - сначала у родичей невесты, потом у родичей жениха.
в родном селе жениха в пике попойки кто-то из приглашённых обижается то ли на невесту, то ли на её маму, то ли просто так обижается, вообще.
молодого прибивают, чтобы не рыпался, молодую бьют, оттаскивают в сарай и насилуют.
гости.
на свадьбе.
насилуют тупо, оральный секс там считается чем-то чудовищным и нечистым, что остаётся клеймом на всю жизнь, и вот помню - мордатый хлебороб пьяно-восторженно рассказывает детали, как она валяется - уже по второму кругу пошли, Славка (второй хлебороб) её пиздит ногами, а он ей на клык суёт.
и всё.
потом плохо помню.
мы с тёзкой потом оказались в ментовке.
оказалось, что у одного хлебороба была разбита голова стулом. или стул был разбит о его голову. или и то, и другое.
оказалось, что второго мы гоняли по городу - он, сука, научился убегать у себя на родине. хер догонишь.
мы стали задержанными за хулиганство.
а хлеборобы - потерпевшими.
уж не знаю, то ли менты изменились за прошедшее время, но тогда никаких ужасов с нами не творили.
дали протрезвиться.
потом разговаривали.
целый капитан.
в разговоре выплыла эта история.
её подтвердили охреневшие от бури событий ветераны.
потом была тягомотина всякая, довольно долгая, грозившая нам обоим большими неприятностями по службе.
но капитан оказался дотошным.
и таки связался с родным селом хлеборобов.
и с ментовкой райцентра.
оказалось, что наши рассказчики действительно ничего не выдумали - случай реально имел место.
и райотдел никак не мог справиться с определением участников группового изнасилования.
то ли круговая порука, то ли никак не могли определиться - кому сидеть всё-таки.
а тут - такой подарок, перепуганные в усмерть навалившимся идиоты рассказывали ментам такие подробности, за которые горячие аджарцы, думаю, вполне могли их тихо придушить.
в общем, так мы с тёзкой попали в газету.
в маленькую заметку.
типа, помогли правосудию.
уже потом я тоже, как тёзка, с которым мы даже недолго переписывались, стал ненавидеть поезда.
а к хлеборобам отношусь также, как к военным, музыкантам и представителям любых профессий.
никак.
ровно.