10 мифов о косоглазии
Субаюшев закрыл книгу и засунул её под подушку. Сон не шёл. Субаюшев перевернулся на другой бок и стал рассматривать узор обоев, высвеченный пятном лунного света. Обои были очень старые, время обогатило их, добавив к нехитрой геометрической основе узора в одном месте - голову единорога с обломанным рогом, в другом - уютно свернувшегося кота, в третьем...
они уходят в никогда,
скрывая в капюшонах лица.
дрожит в конвульсии синица,
нет журавля. Идут года
...в третьем - пионер в синей майке, такая майка у Субаюшева была один раз в армии, перед дембелем, - новенькая, плотная, тёмно-синяя майка; и на шее у пионера, - потому-то Субаюшев и знал, что это пионер, а не кто-то другой, - на шее сбился в сторону неумело повязанный красный галстук, прилипающий к влажной груди Субаюшева, и горячие губы впивались ему в шею, и руки нервно, неробко блуждали под одеялом, и Субаюшев вязко, как попавшая в нагретый летний мёд муха, пытался сопротивляться, а пионер зашептал "...рассматривается текущая работа отряда, подведение итогов пионерских дел..." и прижался к Субаюшеву пугающей горячей промежностью, отчего Субаюшев всхрапнул, дёрнул головой, и, услышав громкий глухой стук, проснулся.
и ничего не происходит:
своё отжившее уходит,
цветёт болотная вода.
Субаюшев сбросил на пол горячее, пропотевшее одеяло, нащупал рукой и подвинул к кровати тапочки. Немного болела ушибленная о гипсокартонную перегородку голова. Он достал из-под подушки книгу, сел, обулся и побрёл в темноте на кухню. Не включая света, он открыл окно и с наслаждением швырнул книгу, хищно зашелестевшую сразу после броска, в холод декабрьской ночи.
А ведь я ему говорил не раз, - не читай ты этого Некрозова! Ну как вообще можно читать книгу с названием "Понерские терриконы"?
Тем более, - на ночь читать.
Ведь говорил?
Говорил.
А он теперь стоит на кухне и прямо из горлышка чайника жадно запивает невкусной тепловатой кипяченой водой глотки холодного воздуха.
они уходят в никогда,
скрывая в капюшонах лица.
дрожит в конвульсии синица,
нет журавля. Идут года
...в третьем - пионер в синей майке, такая майка у Субаюшева была один раз в армии, перед дембелем, - новенькая, плотная, тёмно-синяя майка; и на шее у пионера, - потому-то Субаюшев и знал, что это пионер, а не кто-то другой, - на шее сбился в сторону неумело повязанный красный галстук, прилипающий к влажной груди Субаюшева, и горячие губы впивались ему в шею, и руки нервно, неробко блуждали под одеялом, и Субаюшев вязко, как попавшая в нагретый летний мёд муха, пытался сопротивляться, а пионер зашептал "...рассматривается текущая работа отряда, подведение итогов пионерских дел..." и прижался к Субаюшеву пугающей горячей промежностью, отчего Субаюшев всхрапнул, дёрнул головой, и, услышав громкий глухой стук, проснулся.
и ничего не происходит:
своё отжившее уходит,
цветёт болотная вода.
Субаюшев сбросил на пол горячее, пропотевшее одеяло, нащупал рукой и подвинул к кровати тапочки. Немного болела ушибленная о гипсокартонную перегородку голова. Он достал из-под подушки книгу, сел, обулся и побрёл в темноте на кухню. Не включая света, он открыл окно и с наслаждением швырнул книгу, хищно зашелестевшую сразу после броска, в холод декабрьской ночи.
А ведь я ему говорил не раз, - не читай ты этого Некрозова! Ну как вообще можно читать книгу с названием "Понерские терриконы"?
Тем более, - на ночь читать.
Ведь говорил?
Говорил.
А он теперь стоит на кухне и прямо из горлышка чайника жадно запивает невкусной тепловатой кипяченой водой глотки холодного воздуха.