а в июне 2005 года в журнале yguanych писали следующее
Три товарища
Опалубко жил на втором этаже. Квартира в аккурат над Мерзобобыщенским. И как раз - под Перцером.
Мерзобобыщенский с Опалубко поэтому не здоровался.
С Перцером он тоже не здоровался, но по другой причине. Потому что про Перцера Мерзобобыщенский точно знал, что Перцер - жид.
Мерзобобыщенский зимой злопамятного 1989 года подрабатывал (ну какая там подработка, так, - баловство одно, на пиво и то не хватало) на всесоюзной переписи населения, и надо было видеть гнусную носатую морду Перцера, когда Мерзобобыщенский нарочито любезно попросил у того паспорт и медленно, смакуя, добрался до графы "национальность".
Перцер же с тех пор на Мерзобобыщенского затаил, но не высказывал.
И то, попробовал бы высказать, - Мерзобобыщенский все-таки ростом за метр восемьдесят, и пусть косой сажени в плечах нет, но кряжист и силен. Не чета замученному в детстве скрипкой Перцеру.
А Опалубко что?
Опалубко с Мерзобобыщенским как раз, напротив, - здоровался.
И не только утром, первый раз встретившись в лифте, на левой стене которого было написано "ДРУМ Н БАС ИН ДА ХАУС!", на правой - "Ленка - сука!", а на месте давно выбитого зеркала было много чего написано, но все это закрыли листом фанеры, который регулярно закрашивал дворник Миша зеленой вонючей краской.
Опалубко, увидев Мерзобобыщенского издалека, изображал умиление не только лицом (отчего оно и без того не отличающееся худобой, становилось совсем уж азиатским), но и всей массивной в области пояса фигурой, и слащаво, нарочито по-хохляцки смягчая согласные и заменяя "е" на "э", пропевал "А драстуйтэ дороххой, драстуйтэ...".
Этого Мерзобобыщенский не то чтобы конфузился, но все же предпочитал ретироваться, повторяя себе под нос "жид и тот удавился, когда хохол родился".
В первую пятницу июля в почтовый ящик Опалубко кто-то по ошибке бросил брошюру "Национальная идея. Постижение и практика".
Опалубко, только вернувшийся с работы, привычно вскрыл ящик толстым коричневым когтем мизинца, вытащил брошюру и умилился.
Слово "национальная" было написано крупным шрифтом и поэтому расплывалось меньше других.
"Нацыональнэ - цэ гарно", взволнованно думал Опалубко, неся находку домой.
Здесь он уронил тело на диван и сосредоточился.
Но первые же слова не принесли облегчения.
Вместо ожидаемого логичного "ВІДРОДЖЕННЯ НАЦІЇ" в брошюре была написана какая-то совершенно непонятная херня.
Опалубко послюнявил палец и тщательно пролистал несколько страниц. Здесь было еще хуже: "Нравится это руководителям «нового мирового порядка» или нет, никому ещё не удавалось полностью лишить Россию её православной идентичности. В этом плане Россия - не просто страна ( пусть даже евразийская), а именно последнее христианское Царство на земле. Замечательный немецкий поэт Р.М.Рильке в начале ХХ века утверждал, что Россия граничит с Богом. Так происходит по сию пору."
Из этого предложения Опалубко уловил только похожее на фамилию слово Рильке.
И то потому, что до вселения Перцера в квартире над Опалубко жил старик Мильке.
"Про жидов, выходит" - подумал Опалубко и, отправившись во двор забить козла, по дороге закинул брошюру в почтовый ящик Перцера.
Перцера посылка нашла через потора часа, когда тот вернулся с приработка в ресторане "Речной порт" (Перцер "лабал", и хоть это было дико унизительно для мамы Перцера, лабание приносило в четыре раза больше денег, чем преподавание по клaссу скрипки в музучилище).
Находке в ящике Перцер сначала ужаснулся.
"Если это агитация за выезд, то точно - провокация" - так успел подумать Перцер, увидев крупное слово "Национальная".
Он даже выронил брошюру на пол, отчего она раскрылась, и Перцер с нарастающим чувством облегчения прочитал: "На Западе римская курия вела успешные политические войны с королями, в то время как русская православная Церковь находилась с московским царем в состоянии симфонии".
Облегченно выдохнув, Перцер зачем-то быстро огляделся и засунул брошюру в ящик Мерзобобыщенского.
"Римская курия в состоянии симфонии" - подумал Перцер и вызвал лифт...
Через два дня Опалубко, лениво играя на детской площадке с мужиками в нарды, стал свидетелем необычного зрелища.
Сильно пьяный Мерзобобыщенский, ведомый неизвестным патлатым существом непонятного возраста, пытался падать и кричал странное: "Эгрегор... национальной идеи...".
Патлатое пару раз роняло Мерзобобыщенского, и, не стесняясь пялившихся мужиков и неопрятной жены Толика, фамилии которого никто не знал, пинало Мерзобобыщенко ногой и помогало ему подняться.
Когда патлатое уронило Мерзобобыщенко почти под ноги жене Толика, оно извинительно, но невнятно, пояснило: "...эгрегор... вона у Гитлера эгрегор в виде полового хуя всего семь сантиметров был, так Гитлер и то так не нажирался".
Жена Толика возмутилась ругательному эгрегору, но, понимая ситуацию, ограничилась процеженным сквозь зубы "охуели совсем".
Патлатое затащило Мерзобобыщенко в подъезд.
Жена Толика уточнила: "..жиды...".
В этот миг Опалубко выбросил на костях 6:6.