Израиль в эпоху коллапса системы Сайкса-Пико I. Четыре национальных государства, южные монархии и ш

May 28, 2015 21:01





PostSkriptum

В реальности трудно даже приступить к динамическому анализу происходящего в этом районе, в особенности того, что относится к суннитскому сегменту, страдающему от фрагментации, слабости политических и социальных структур и смуты




Подполковник ВВС ЦАХАЛа в отставке Рон Тира опубликовал аналитический доклад, посвященный стратегии Израиля в новой геополитической обстановке, возникшей в результате краха системы Сайкса-Пико. Тира - летчик с 30-летним стажем, служил в департаменте планирования операций ВВС. Данный пост - первый в серии, основанной на его докладе.

Регион накрыла исламистская волна. Религиозная реорганизация не обязательно совпадает с границами национальных государств, и, скорее, стремится их игнорировать или переделать. Между тем, лейбл "исламистский" сам по себе ведет к путанице и описывает полярно противоположные элементы. Существует нечто большее, чем традиционный разлом между суннитами и шиитами. Существует конфронтация между "старой гвардией" "Братьев-Мусульман" и новыми джихадистскими движениями ( ISIS), между движениями с государственной и национальной ориентацией (ХАМАС) и глобальными организациями (Аль-Каида), между консервативным истеблишментом, стремящимся сохранить существующий статус-кво (саудовские ваххабиты) и теми, кто стремится существующую систему разрушить.

Слабость идеи отдельных арабских национальных государств привела к тому, что Ирак, Сирия, Ливан, Йемен, Судан и Ливия находятся на различных стадиях дезинтеграции, и к ним могут присоединиться дополнительные государства. Эта дезинтеграция создает условия для подъема других сил - суннитских джихадистских движений, шиитских движений, этнических групп - таких, как курды и друзы, и местных и племенных групп. В отличие от военных режимов, характерных для "второй волны" государственности Ближнего Востока (первой были созданные Западом после раздела Османской империи арабские монархии), стремившихся сохранить национальные и государственные рамки, третья, исламистская волна характеризуется двойственностью, если не прямой враждебностью в отношении идеи отдельных арабских государств.

Существует несколько интерпретаций происходящего. По одной из них джихадистские исламистские движения стали причиной коллапса национальных государств. Более приемлемым представляется объяснение, согласно которому джихадистские движения заполняют вакуум, возникший в результате коллапса каркасов национальных государств. Эти каркасы пережил процесс искусственного рождения и никогда так и не получили существенного контента в коллективном сознании. Их сопротивление вызовам, в любом случае, оказалось слабым, и рано или поздно элементы, которые их разъедают, должны были выйти на первый план. Соответственно, хотя и нет уверенности в том, что те игроки, которые сейчас заняли сцену - такие, как ISIS или Джабхат ан-Нусра продолжат доминировать и в ближайшие несколько лет, можно утверждать, что негосударственные игроки (существующие или новые) продолжат бросать вызов системе Сайкса-Пико.

На Ближнем Востоке существуют четыре государства с выраженной национальной идентичностью и достаточным уровнем управляемости и внутренней устойчивости. Эти четыре государства - Израиль, Египет, Турция и Иран, и в будущем продолжат играть ведущую роль в делах региона.

Перед каждым из них - серьезные вызовы, но в их распоряжении - достаточный уровень национальной солидарности и государственные инструменты, позволяющие им адекватно ответить этим вызовам.


Каждое из четырех национальных государств граничит с одним национальным государством. Другими словами, речь идет о динамике, в которой эти государства, большей частью, не граничат друг с другом. В настоящий момент Израиль и Египет стараются сохранить статус-кво. Иран, и, в меньшей степени, Турция пытаются реорганизовать региональную систему в свою пользу. Иран выделяется активацией своих прокси и подпольных сателлитов. Эти прокси в настоящий момент превратились в доминирующих игроков в Ираке, Сирии, Ливане и Йемене. Тегеран протягивает свои длинные руки и в другие регионы - от Восточной Африки до Средней Азии, что не может не повлиять на остальных трех игроков.

Несмотря на соперничество между четырьмя национальными государствами, стратегическая математика не диктует им специфической детерминистской динамики отношений между ними. Сегодняшнюю ситуацию можно описать как трехполярную динамику, в которой Израиль и Египет (и Саудовская Аравия) координируют свои действия в соревновании с Ираном и Турцией. Несмотря на это, спектр будущих возможных динамик весьма обширен и может включать в себя многостороннюю гонку за влиянием и плацдармами. Здесь можно говорить и о некоем новом, ближневосточном, варианте "Большой Игры", или о возвращении "периферийного пакта" 50-х, когда не-арабские актеры сформировали объединенный фронт против арабов, о продолжении нынешнего коллаборационизма суннитских государств с Израилем, об израильско-турецком стратегическом альянсе (подобно существовавшему в 1992-2002 годах), и даже, возможно, об ирано-израильском альянсе (подобно союзу Израиля с династией Пахлави). Взгляд в будущее показывает, что возможно любое сочетание сил, на основании меняющейся интерпретации интересов любого из четырех национальных государств.

К югу от этой региональной системы игроков расположен дополнительный ряд игроков - монархии Иордании, Саудовской Аравии и эмираты Персидского Залива. Монархиям, до сего дня, удалось выжить в Арабской Весне, но некоторые из них располагают самыми скромными возможностями пережить существенные изменения. В Иордании династия саудовского происхождения правит палестинским большинством - при том, что страна наводнена беженцами из Сирии и Ирака. Исламистское движение набирает силу, и это сопровождается нарастанием страха за судьбу Дома Хашимитов. В Саудовской Аравии проживает огромная община иностранных рабочих и шиитское меньшинство. Государственный каркас слаб и вероятность выживания Дома Саудов - под вопросом. Монархии ( за исключением Катара) - за сохранение статус-кво.

Зона между национальными государствами и южными монархиями - в состоянии набирающего силу шторма. В реальности трудно даже приступить к динамическому анализу происходящего в этом районе, в особенности того, что относится к суннитскому сегменту, страдающему от фрагментации, слабости политических и социальных структур и смуты. Более того, так называемые суннитские "организации" необязательно обладают внятной структурой процесса принятия решений. Лояльности и идентичности часто меняются, растягиваясь от местничества до глобального джихада. Многие активисты джихадистских организаций этнически отличаются от населения той местности, в которой они оперируют. На сегодняшний момент неясно, будут ли сегодняшние актеры диктовать будущую динамику, но весьма вероятно, что хлипкость государственных структур, доминирование вооруженных групп над молчащими массами и нестабильность будут характеризовать суннитский сегмент региона.

По контрасту, сегменты с более сплоченной организационной структурой состоят из выраженных этнических и религиозных групп - курдов ( и, в меньшей степени, друзов и прочих),и, определенно, шиитов и их союзников (таких, как алавиты). Региональный шиитский сегмент четко определяет свои политические цели, преследует рациональную стратегию, реализован в иерархической структуре, и управляется направляющей иранской рукой. Перед шиитами - серьезнейшие вызовы, в первую очередь, в тех местах, где они представляют собой меньшинство. Но Иран дает им стратегическую поддержку, индустриальные возможности и ноу-хау. Там, где это возможно, шииты также пытаются создать территориальную протяженность - например, в эль-Ксейр, который соединяет шиитский анклав в Ливане с алавитами в Сирии и превратился в центр тяжести текущей войны.


Будущее шиитской системы в регионе Сайкса-Пико может принять форму в результате напряженности между качественными преимуществами и вероятностью того, что Иран не рассчитает собственных ресурсов и возможностей в продолжающейся погоне за сателлитами и плацдармами. Избыточное перенапряжение в этом контексте означает аккумуляцию излишних обязательств, за которые придется заплатить высокую цену - экономическую, военную, дипломатическую, внутриполитическую. Это может привести к ослаблению Ирана, к тому, что ему придется бросить некоторых из своих союзников. Или же Иран окажется скованным определенными обязательствами, что ограничит его свободу маневра, или отвлечет его внимание от других фронтов. Иранская экономика, по своим ресурсам, сходна с экономиками Аргентины или Мэриленда. Но он оперирует в растущем числе районов, раздираемых противоречиями. В то же время, иранский способ действий, опирающийся на местное население и прокси, сокращает стоимость участия на различных аренах. В некотором смысле, с иранской точки зрения, конфликты не являются ни раздражителем, ни препоной, но предпочтительным, или наименее невыгодным методом действий. Несмотря на это, нельзя не отметить растущих издержек (любого вида) в иранском участии на растущем количестве фронтов и его трений с Саудовской Аравией, Египтом, Израилем и Турцией, а также другими игроками. Иран постоянно вынужден разбираться в этой запутанной, взаимопереплетенной сети интересов и стратегий.

Естественным образом, на происходящее продолжают влиять великие державы. На протяжении 15 лет после окончания первой войны в Заливе Соединенные Штаты были гегемоном на Ближнем Востоке. Тем не менее, войны в Афганистане и Ирак привели к тому, что нежелание американцев нести издержки и брать на себя риски практически превратилось в постоянную в рамках регионального уравнения. Иранский ядерный вызов является хорошим примером американского нежелания брать на себя риски и издержки, равно как и результирующей несовместимости целей, и, в реальности, эрозии самих этих целей. Одновременно, американские затруднения в чтении карты ( например, Арабской Весны), выработки политики (например, относительно Асада) переводят политику в реальности. Неясно, рассматривает ли Америка под Обамой мир через призму, которая показывает фронт союзников, который необходимо усиливать и ось противников, которых необходимо ослаблять. Более того, Обама относился критически, если не сказать хуже, к союзникам (самый яркий пример - Мубарак), и , с другой стороны, умиротворяет противников - Иран. Все это разжижает ценность американского патронажа. Существует вероятность того, что Обама полагает, что ему будет дешевле достичь равновесия с противниками, нежели поддерживать союзников и их борьбу.

По все большему и большему количеству критически важных проблем - иранскому ядерному вызову, операциях в Газе, кризисе с химическим оружием в Сирии, поддержкой президента Сиси в Египте, Иерусалим и Вашингтон имеют несовпадающие точки зрения. Никто не может сказать, какова будет американская политика при следующем президенте, но американская реальность меняется таким образом, что становится опасным предположить, что то, что было до Обамы вернется после него. Америка переживает геостратегическую трансформацию. США становятся энергетически независимыми и превращаются в лидирующего экспортера энергоносителей. В дополнение к этому, меняется и американская демография, а вместе с ней - и американский взгляд на мир. Израиль должен подготовиться к эпохе, когда Америка будет меньше интересоваться им и Ближним Востоком.

Ron Tira Israeli Strategy for What Follows the Sykes-Picot Era INSS Strategy Assessment, April 2015

Previous post Next post
Up