Уроки театра
Н. Таршис. «Музыка драматического спектакля»
«Музыка спектакля»
Книги петербургских театроведов отличаются особенной атмосферой. С одной стороны, это почти учебник, руководство к действию, направление, в котором должна развиваться мысль следующего поколения. С другой - задушевный диалог с читателем, камерная лекция-беседа. С книгой Надежды Александровны типичная ситуация. Ты всё порываешься вступить в беседу, уточнить, высказать свои догадки по поводу обсуждаемого предмета. И хоть собеседника нет рядом, диалог получается. От главки к главке проецируешь полученный театросозерцательный опыт автора на свой. И там, где широта первого соприкасается с собственными уроками, возникает прояснение. О, эта удивительная широта! Помимо понимания того, что есть музыка в спектакле, ты еще лишний раз проходишь по истории отечественного театра, освежаешь в памяти ключевые ее спектакли и даже видишь под несколько другим углом - в свете заглавной театроведческой проблемы. И вдруг становится неловко от того, что книга написана, в ней сделаны потрясающие мозго-на-место-вставлятельные открытия. Но никто, кроме студентов-театроведов, видимо, к ней не прикасается. А ведь режиссерам в первую очередь надо это читать. Особенно тем, кто любит сам музыкально оформлять спектакли или даже браться за мюзиклы. Время идет, а проблемы остаются. Таршис не просто рассматривает, как это было, но и показывает, как не должно быть, не грамотно с точки зрения драматического искусства. Примеры 50-х - 70-х годов вполне можно заменить сегодняшними. Обидно, что и завтрашними.
***
Книгу дополняет ряд статей разных лет, уточняющих проблему уже в театре рубежа веков. Это и обзоры режиссерских работ, и «музыкальные» портреты актеров, среди которых Алексей Девотченко и Алиса Фрейндлих. А вот это прекрасное: «Сегодняшняя режиссура в иных условиях решает все равно те же задачи, отвоевывая у энтропии космос по кусочкам». Или еще интересно собственно творчество критика в моменты реконструкции спектакля. Например, в таких пассажах: «…многая печаль Шута далее вновь упакованы в кванты грустного сарказма…». Этот образ, кванты, порожден сознанием критика и сложно представить себе, что режиссер или исполнитель что-то метафизическое упаковывает в нечто физически еле различимое. Но сразу рождается ощущением тончайшей драматической насыщенности, чего-то поразительно активного и точного, точнее, чем атомарный уровень.