Ветер.
Завел и дуть будет полночи сегодня теплый сырой ветер. Но не тот теплый и целующий поток, что будоражит неясные давнишние мечты, когда на закате вдруг выныривает лиловая пирога из облаков, и снова даешь себе слово, что в следующий отпуск, вот чтоб мне якорь в глотку, поеду на море, на Карибы или еще куда-нибудь, где веселые черные туземцы перекидываются непонятными белому уху приезжего туриста гортанными криками, и предлагают рыбу вечернего улова в плетеных плоских блюдах, и буду, обязательно буду, сидеть в неге вечернего солнца уединенно у края прибоя, и рядом будет стоять по горлышко в песке бутылка рома...
Не тот, нет. От бормотания сегодняшнего московского сирокко выползает из всех скрытых уголков в сердце глухая тоска, и не помогает ни коньяк, ни поплакать, и давит мысль, что исправить уже ничего нельзя, а можно только забыть.
Не тот, нет. От бормотания сегодняшнего московского сирокко выползает из всех скрытых уголков в сердце глухая тоска, и не помогает ни коньяк, ни поплакать, и давит мысль, что исправить уже ничего нельзя, а можно только забыть.