"А потом Сталин принял решение: Москву не сдавать. И это было решение именно Сталина, а не ГКО. Маршал авиации Голованов рассказывал, как Верховный отреагировал на предложение Жукова перевести штаб фронта за Москву - это означало, фактически, первый шаг к сдаче города. Армейский комиссар Степанов, посланный на фронт для выяснения положения дел, доложил об этой идее Сталину. Тот некоторое время помолчал, а потом задал совершенно неожиданный вопрос:
- Товарищ Степанов, узнайте у товарищей, есть ли у них лопаты?
- Что, товарищ Сталин?
- Лопаты есть у товарищей?
Степанов, связавшись с командованием фронта, что‑то уточняет, потом переспрашивает:
- Товарищ Сталин, а какие лопаты: саперные или какие‑то другие?
- Все равно какие.
На том конце провода бодро рапортуют: «Есть лопаты!» И тогда Сталин очень‑очень спокойно говорит:
- Товарищ Степанов, передайте вашим товарищам, пусть берут лопаты и копают себе могилы. Мы не уйдем из Москвы. Ставка остается в Москве. А они никуда не уйдут из Перхушково.
Эти дни развенчали еще одну легенду - о трусости и параноидальной подозрительности Сталина. Не опасаясь ни налетов, ни покушений, он открыто ходил по улицам, осматривал причиненные бомбардировками разрушения, проверял посты, понимая, что единственное средство от панических слухов о том, что правительство удрало и бросило город на произвол судьбы, - это если москвичи будут видеть главу государства. Как‑то раз после бомбежки какая‑то женщина стала его ругать: «Разве можно, товарищ Сталин, так ходить по улицам в такое время? Ведь враг может в любой момент сбросить бомбу!» Он только руками развел: ну так сбросит, что ж поделаешь - как все, так и я… Ну а как еще доказать людям, что Сталин в Москве? Это знание действовало как самое лучшее успокоительное.
Его пытались, правда, уговорить эвакуироваться. Точнее, прямо никто заговорить об этом не решался, все намеками, намеками… Кто‑то спросил:
- Товарищ Сталин, можно отправить из Москвы полк охраны?
- Если будет нужно, я этот полк сам поведу в атаку, - ответил Верховный.
…Он по‑прежнему ночевал то на «ближней», то на «дальней» даче. Ближнюю немцы старательно бомбили, дальняя находилась в зоне минометного огня. Часто по ночам поднимался на солярий, которым никогда раньше не пользовался, - некогда было! Зато теперь оттуда так удобно оказалось наблюдать за работой зениток. Как‑то раз во время особо опасного налета, когда Власик трижды предлагал спуститься в убежище, Сталин ответил: «Власик, не беспокойтесь. Наша бомба мимо нас не пролетит». Прицельное бомбометание было весьма относительно прицельным, но все ж таки одна бомба почти попала - она упала рядом с забором… и не разорвалась. Когда саперы обезвредили ее, то нашли в стабилизаторе бумажку, на которой был нарисован сжатый кулак и написано: «Рот Фронт». Знали бы эти не известные никому саботажники, до какой степени «прицельно» упадет их подарок… В другой раз, уже на дальней даче, получив известие о том, что на территории дачи находится неразорвавшаяся мина, Сталин сказал докладывавшему охраннику: «Вы же танкист и минер. Пойдемте проверим». Они взяли миноискатель и пошли искать мину. Ну, правда, ничего не нашли, но Сталин не прятался за напарника, наоборот, все норовил вперед забежать…"
Ссылка на книгу
: Елена Прудникова - «Иосиф Джугашвили».
"Мемориал" лживо заявляет:
"Если портреты Сталина действительно появятся на улицах Москвы, то мы сделаем все зависящее от нас, чтобы одновременно с ними появились другие плакаты, стенды и постеры, рассказывающие о преступлениях тирана и о его истинном месте в истории Великой Отечественной войны. Уверены: сотни москвичей, - детей и внуков фронтовиков, тех, кому действительно принадлежит Победа, - помогут нам в этом. "
А, мне кажется, сами фронтовики, а не их дети с внуками (Причем здесь их родственники? Они разве воевали, разве им принадлежит победа?), пошлют этот гребанный "мемориал" на х.. куда подальше, потому что:
Фронтовик, целующий портрет Сталина (взято
отсюда)