Жанр
В честь древнего своего жж-шного тэга... не могу не скопировать кусок из статьи Нила Геймана.
Жанр обещает некую предсказуемость в своих заданных рамках, но дальше снова встает тот самый вопрос: что есть жанр? Дело ведь отнюдь не в сюжете. И даже не в тональности описания.
Мне всегда представлялось, что жанр - это набор допущений, эдакий свободного рода контракт между творцом и аудиторией.
Американский киновед Линда Уильямс еще в конце восьмидесятых написала превосходное исследование по хардкорной кинопорнографии под названием «Прочный стержень: власть, наслаждение и „визуальный экстаз”», которое попалось мне более или менее случайно (я был книжным обозревателем, и оно прилетело ко мне на стол для обзора). Я был тогда еще совсем молод, и эта работа заставила меня переосмыслить все мои тогдашние представления о том, как формируется жанр.
Нет, я был в курсе, что не все произведения похожи друг на друга, но я понятия не имел, почему это так. Профессор Уильямс в своей книге предположила, что к пониманию порнофильмов лучше всего подойти через сравнение с мюзиклами. В мюзикле вы ожидаемо получаете различные песенные номера: соло, дуэты, трио, хоровые композиции. Их поют мужчины женщинам, женщины - мужчинам; эти песни могут быть медленные, быстрые, радостные, любовные и так далее. Точно так же и в порнографической картине содержится некоторое количество различных сексуальных сценариев, через которые вы вместе с героями должны пройти.
Сюжет в мюзикле нужен только для того, чтобы переходить от песни к песне - ну, чтобы не приходилось петь их все одновременно. Точно так же происходит и в порнографии. Далее, что еще важнее, песни в мюзикле - это, конечно, не то, ради чего вы пришли его посмотреть. Вы приходите ради всего вместе: сюжета, истории и всего остального. Но если собственно песен в спектакле не будет, вы как зритель почувствуете себя обманутым. Если вы пришли на мюзикл, а вам не дали песен, вы уйдете с полным ощущением, что зря выбросили деньги. С другой стороны, после «Крестного отца» вы, само собой, не станете возмущаться: «Какого черта, там совсем не было песен!» Если их оттуда убрать - песни из мюзикла, половые акты из порнофильма, перестрелки из вестерна, - из произведения исчезнет то, что люди пришли смотреть. Зрители пришли именно на этот жанр, именно за этими сценами, и они почувствуют себя обманутыми и решат, что за это не стоило платить денег, что то, что они прочли или посмотрели, каким-то образом подло нарушило заранее установленные правила.
И вот когда я это понял, я сразу понял еще очень много всего. У меня в голове как будто лампочка зажглась: некий фундаментальный вопрос, который я задавал себе еще с тех пор, как был мальчишкой, внезапно получил ответ. Я знал, что бывают шпионские романы - и романы, в которых действуют шпионы; ковбойские книги - и книги, действие которых происходит среди ковбоев на Диком Западе. Но до того мгновения я никак не мог сформулировать, в чем между ними разница, а тут вдруг у меня получилось. Если сюжет - это машина, позволяющая переезжать от эпизода к эпизоду, а сами эпизоды - это то, без чего читатель или зритель почувствует себя обделенным, обманутым, то (независимо от конкретного содержания) перед вами жанр. Например, если сюжет нужен для того, чтобы перенести вас от одинокого ковбоя, въезжающего в город, к первой перестрелке, потом - к угону скота и, наконец, к главному конфликту, то это вестерн. А если все это - просто события на пути персонажа, а сюжет их окружает, обтекает, может обойтись без них, и вообще ему, сюжету, в целом плевать, есть они там или нет, то это роман, действие которого происходит на Диком Западе.
Жанр обещает некую предсказуемость в своих заданных рамках, но дальше снова встает тот самый вопрос: что есть жанр? Дело ведь отнюдь не в сюжете. И даже не в тональности описания.
Мне всегда представлялось, что жанр - это набор допущений, эдакий свободного рода контракт между творцом и аудиторией.
Американский киновед Линда Уильямс еще в конце восьмидесятых написала превосходное исследование по хардкорной кинопорнографии под названием «Прочный стержень: власть, наслаждение и „визуальный экстаз”», которое попалось мне более или менее случайно (я был книжным обозревателем, и оно прилетело ко мне на стол для обзора). Я был тогда еще совсем молод, и эта работа заставила меня переосмыслить все мои тогдашние представления о том, как формируется жанр.
Нет, я был в курсе, что не все произведения похожи друг на друга, но я понятия не имел, почему это так. Профессор Уильямс в своей книге предположила, что к пониманию порнофильмов лучше всего подойти через сравнение с мюзиклами. В мюзикле вы ожидаемо получаете различные песенные номера: соло, дуэты, трио, хоровые композиции. Их поют мужчины женщинам, женщины - мужчинам; эти песни могут быть медленные, быстрые, радостные, любовные и так далее. Точно так же и в порнографической картине содержится некоторое количество различных сексуальных сценариев, через которые вы вместе с героями должны пройти.
Сюжет в мюзикле нужен только для того, чтобы переходить от песни к песне - ну, чтобы не приходилось петь их все одновременно. Точно так же происходит и в порнографии. Далее, что еще важнее, песни в мюзикле - это, конечно, не то, ради чего вы пришли его посмотреть. Вы приходите ради всего вместе: сюжета, истории и всего остального. Но если собственно песен в спектакле не будет, вы как зритель почувствуете себя обманутым. Если вы пришли на мюзикл, а вам не дали песен, вы уйдете с полным ощущением, что зря выбросили деньги. С другой стороны, после «Крестного отца» вы, само собой, не станете возмущаться: «Какого черта, там совсем не было песен!» Если их оттуда убрать - песни из мюзикла, половые акты из порнофильма, перестрелки из вестерна, - из произведения исчезнет то, что люди пришли смотреть. Зрители пришли именно на этот жанр, именно за этими сценами, и они почувствуют себя обманутыми и решат, что за это не стоило платить денег, что то, что они прочли или посмотрели, каким-то образом подло нарушило заранее установленные правила.
И вот когда я это понял, я сразу понял еще очень много всего. У меня в голове как будто лампочка зажглась: некий фундаментальный вопрос, который я задавал себе еще с тех пор, как был мальчишкой, внезапно получил ответ. Я знал, что бывают шпионские романы - и романы, в которых действуют шпионы; ковбойские книги - и книги, действие которых происходит среди ковбоев на Диком Западе. Но до того мгновения я никак не мог сформулировать, в чем между ними разница, а тут вдруг у меня получилось. Если сюжет - это машина, позволяющая переезжать от эпизода к эпизоду, а сами эпизоды - это то, без чего читатель или зритель почувствует себя обделенным, обманутым, то (независимо от конкретного содержания) перед вами жанр. Например, если сюжет нужен для того, чтобы перенести вас от одинокого ковбоя, въезжающего в город, к первой перестрелке, потом - к угону скота и, наконец, к главному конфликту, то это вестерн. А если все это - просто события на пути персонажа, а сюжет их окружает, обтекает, может обойтись без них, и вообще ему, сюжету, в целом плевать, есть они там или нет, то это роман, действие которого происходит на Диком Западе.