Усталая обреченность
Она сидела толи сонная, толи полупьяная. С таким нездоровым румянцем и медленными веками. Вяло поднося бутылку пива к губам, отпивала и ставила на место, будто это не Бавария, а бокал дорогого французского вина.
Худые запястья и выпирающие бледные ключицы, вкупе с плавными движениями, делали из нее аристократку, неудачно оказавшуюся не в шикарно убранных покоях, а на простенькой постсоветской кухоньке.
И она говорила со мной. Много, для нее. Есть люди которым несвойственна болтливость, потому что это плебейская черта. Как и жизнерадостность. Настоящие аристократы всегда в легкой тоске, по родине, по любимым, по теплым денькам или по вчерашнему тирамису. Это неважно.
Она еще не ложилась, а я уже встала. Я варила себе кофе, а она рассыпалась от усталости. Я была такой здоровой крестьянкой, собирающейся на работу. В этот момент, я отчетливо понимала зачем она приехала сюда, за пять тысяч километров, привезя с собой свой кокаиновый шарм. Там, в глуши, он смотрелся бы не так гармонично.
Как в фильме "Самая обаятельная и привлекательная":
- Да! И общественные работы не веди с таким первозданным рвением, лучше с оттенком усталой обреченности.
- И чем же красит обреченность?
Она дает легкий румянец и эффект непостижимой русской души.