И штаны на лямках
Недавно я в очередной раз наткнулся в своих вещах на одну штуку, которая - опять-таки, в очередной раз - напомнила мне об одном примечательном случае.
О том, как я заработал вот этот шрам.
Было мне лет пять или шесть. Я совершенно точно не ходил ещё в школу, но уже дружил с Валеркой Симоновым, с которым проучился потом с первого по одиннадцатый класс включительно, а познакомились мы с ним в группе дошкольного воспитания, то ли когда на было по пять (в так называемой «пятилетке»), то ли по шесть (соответственно, в «шестилетке»). Ёлкин дрын, мы с ним проучились вместе двенадцать лет… Но речь не об этом.
Валерка был первым, кому родители купили маленький пластмассовый катерок оранжевого цвета. На борту его было написано название - «Краб». Валерка, естественно, пускал его плавать в лужах, устраивал штормы, ну а я принимал в этом посильное участие, потому что это было круто- пускать, значит, в луже кораблики.
Катерок - это было очень козырно, но была в то время другая штука, которая для нас, пяти-, шести- и далее до четырнадцатилетних была всё равно, что сейчас для хипстеров - лук. Маст, одним словом. Речь идёт про меч. Я уже не помню, почему вдруг у пацанов вдруг возник такой бум, но братва постарше мастерила мечи сама из подручных деревяшек (это, кстати, были мечи уникальной конструкции: клинок и рукоять были единым целом, обычно - просто палкой, обструганной так, чтобы условно выглядеть плоско; а гарда делалась из двух палок покороче, примотанных черной изолентой с двух сторон к палке подлиннее), ну а мои сверстники просили смастерить мечи своих пап.
Я, естественно, своего тоже попросил. А папа у меня хитрожопый, надо сказать, и выход из ситуации он нашёл очень быстро. Отрыл где-то продольную палку красного цвета от вот таких вот санок (у меня-то были вот такие, только вместо желтых палок были зеленые), прибил к ней с одной плоской стороны поямоугольный обрезок деревяшки и вручил мне: дескать, держи, богатырь. Меня, в принципе, всё устроило, кроме одного: мечу не положено быть красным. Меня это смущало. И однажды, когда папа был на службе, мама ушла в магазин, а я прочитал все книжки и мне было нечего делать, я решил устранить идиотство и обстругать меч до идеального состояния.
Я тогда ещё был пацан такой: решил - и немедленно сделал. Взял меч в левую руку, кухонный нож с зелёной ручкой - в правую и тут же проявил титаническую смекалку и пошёл против течения. Быдло ведь как делает: строгает в направлении «от себя». Но я всё делаю к себе, я такой, я хомяк и плюшкин. Поэтому и строгать я стал тоже на себя. И первым же движением достиг просвещения: нож пробежал по деревяшке и рубанул меня по пальцу. Я изумлённо посмотрел на палец, на нож, на крупные красные капли, эффектно плюхающиеся на кухонный линолеум, и начал кричать.
Мне, кажется, даже больно не было. Мне было дико страшно. Я бегал по квартире, зажимая разрубленный до кости палец то тряпкой, которой стирают со стола, то полотенцем, плакал, звал маму, каждую секунду подбегая к окну и высматривая, не идёт ли она домой, и наревелся до того, что дополз до дивана в большой комнате, улёгся на него, замотав руку носовым платком и попутно заляпав кровищей плед и подушку, и незаметно для себя уснул.
Когда я проснулся, рука очень болела, но уже была плотно перебинтована. Рядом сидела мама. Кажется, я попытался заплакать снова, но скорее уж по инерции, нежели от пережитого. И тем более я не представлял себе тогда, что пережила мама, когда пришла домой и подумала, что мне уже никогда не будет ни больно, ни страшно.
А потом, уже окончательно успокоившись и успокоив меня, мама подарила мне то, что вот уже в который раз пробудило воспоминания об этом случае.
Запись опубликована в блоге "Кирятник". Комментировать можно здесь или там.