Национализма пост
Пока побудет вместо старого верхнего (про православие сказано много, про йогу почти ничего, но надо двигаться дальше).
Про монархизм сказал, что думаю. Пора открыть страшную тайну, про национализм. Заглядывавшие в профиль наверняка спотыкались об "русгрекварягнационалист". Расшифровать?
Формула звучала по другому, до 2014 года, точнее до первых градов по мирным. Было "русукргрекнационалист" в память о всех предках, участвовавших в создании недостойного рБ Алексея, известного многим под ником "Блэк".
В советском паспорте значился как украинец. Отец оттуда- с западной Украины, ну не совсем западной. Винница- не Львов.
Гордился. В те годы смотрели не на национальность. Какая разница- еврей ты или татарин, если человек стоящий, и положиться можно на тебя в беде?
Очень любил Киев, куда каждый раз заезжали по дороге. Красивый город, с каштанами, Владимирской горкой и смешным объявлением в метро: "Забороняется бiгти по екскалатору, сидати на його схiдци та класти речi на поручень".
Очень любил мову, шутки звучали классно, да и "Всюду буйно квитне черемшина" отец мой пел- прослезишься!
Даже в начале 2014-го чуток обижался, когда говорили, что нет такой национальности "украинец". Ну как же? Моя прабабушка, рожденная при Алексадре III, говорила на почти том же языке, что принимался за литературный украинский. Не переучили же её? Бабушка, прошедшая пешком от Винницы до Харькова в 1941-м, говорила на этом языке и преподавала в сельской школе и русский и украинский.
Потом вник... Да, сильные отличия в наречиях. Но национальности такой и в правду нет. Не сложилась. Могла бы, но не захотела. Решила самоубиться.
Почему? Долго искал ответ. Потом, мне кажется, нашел.
Давным-давно, в советские времена, приехали мы с другом к моей бабушке. Утро раннее, легкое похмелье- студенты после сессии отдыхают, простительно. Приехали вечером поздно, после огромной тарелки густого борща нас уложили спать- утром расскажете, как живете. Ночь там- хоть глаз выколи. Сон крепкий.
Просыпаюсь: «Хенде хох!»... и взгляд упирается в направленный ствол карабина. Мой друг-штангист так решил пошутить. Испарина на лбу выступила мигом. Еле успел сказать: «На курок не жми- заряжено!» В ответ удивленное: «Да, даже не на предохранителе…» Сказал ему: «Я с детства знаю, что только нажать на курок… Уже один патрон потратил сдуру лет десять назад».
Тогда поигрался, попал в веревку, на которой висело свежевыстиранное белье, огреб чуток, и удивленно спросил бабушку: «Зачем, не война же?» Ответила, что в деревне иначе нельзя.
Еще запомнилась одна украинская ночь. В юности стопом ездить любил, «хипповал». И вот одну ночь запомнил жестко. Не ночевки в сибирской тайге под проливным дождем, не то, что порой за тысячи километров от дома без копейки в кармане… А именно эту.
Вечер подо Львовом. Трасса на Луцк, стопа нет. Ну что же- до утра здесь перекантуемся. Развели костер, бросили в котелок кашу, ставим «палатку» из натянутого на веревку пледа. По трассе проехали два мотоциклиста, о чем-то кричат друг другу, уехали. Вернулись уже пятеро. Кричат что-то. Девчонка спрашивает: «О чем они? Ты ж украинец!» Отвечаю: «Не знаю о чем, говор другой, да и мотоциклы ревут… Но, кажется, пора сворачиваться». Всю ночь я провел с ножом в руке в небольшом овражке, прикрыв подругу ветками, а мимо ездила стая местных ангелов ада. Всю ночь.
Что было бы, если нашли, сомневаться не приходилось. В том же путешествии уже было, недалеко от Киева встречали подобных. Остановился грузовик. Водила подозвал меня: «Бутылку водки хочешь?». Ответил: «Как-то не очень». « А литр? Бабу нам на час арендуй- и будет тебе хоть полтора!» Покрутил пальцем у виска. «Не хочешь? Так сами возьмем!» В общем, еле успели уехать с этого дурного места.
Скажете, мол, можно ли держать обиду столько лет? Да не держу, Бог с ними, вряд ли им по жизни хорошо пришлось. Гнилым жить радости нет.
И вот эта гнильца была тогда почти не заметной. Проросла же пышно уже после развала СССР.
А до этого смеялись над бывшим полицаем, у жены которого на курорте снимали комнату, встречавшим рассвет с проклятьем москалям. Смеялись и над другим бандеровцем, у которого в семье была страшная трагедия- его единственная дочь погибла в ночь после выпускного, когда в автобус с выпускниками врезался КамАЗ. Он пил сильно, а потом плакал: « Я людей люблю, я тоже когда-то был…» и после длинной паузы добавлял «…бандеровцем». Жалели убогого, мол, вымрут «динозавры». Не вымерли.
Потом рухнул Советский Союз, умерла бабушка, родня тамошняя забыла, какое им дело до москалей? Друзей, правда, осталось много, настоящих и не гнилых, подчас вовсе удивительных людей. Ян со Львова (говорят, его уже нет) отстоял от волков цирковых лошадей, когда грузовик заглох зимой на перевале в Карпатах. Всю ночь отбивал, шрамы не дадут соврать. Да много их осталось по ту сторону, дивных, добрых, хороших людей. Со многими поссорился, когда говорил им, что майдан добром не кончится. Не верили.
А потом случился Донбасс, который и так с детства застрял в моей памяти страшным откровением, и где нашел столько друзей, что от боли за них борода поседела.
Война без конца и без края, странная, во многом постыдная даже. Гибридная настолько, что уже не понять- где свой, а где чужой. И порой чужие милосерднее, чем свои. Потому что везде есть люди, а есть те, что уже нет.
И все же… Я- русский, по матери, по бабушке, по духу, ибо в Россию верю, верю в ее светлое будущее, несмотря ни на что. Несмотря на временную победу власовцев, как бы противостоящих бандеровцам. Несмотря на то, что нам сватают лжецарей и лжецариц. Несмотря на все. Верю. Народ русский особенный, что ни говори…
Вот про мальчика Колю с Уренгоя вся сеть бурлила. А я вспомнил из детства двоюродную бабушку. Мимо их дома каждый день вели на работу пленных немцев. Да, к нашим морозам они были не привычные. Мерзли. Русские женщины им выносили кто еду, кто шарфик. Жалели. И вот моя родственница тоже отнесла оставшийся от убитого на фронте отца полушубок. Муж, вернувшийся с войны без руки, не осудил за это.
Можно ли сказать, что мальчик Коля прав? Ведь он их тоже жалеет?
Нет! Это совсем разное, отвечаю! Тот полушубок был отдан из милосердия истинного, без всяких лжепокаяний. Это милосердие победителей. А бывает еще милосердие ложное, от немощи духовной, когда пытаются прикрыть как бы милосердием пустоту души и страх, а еще хуже, если корысть.
Вот за эту способность быть милосердным и верю в русский народ, верю, что пройдет и через самое жестокое испытание, доставшееся на его долю. Испытание стыдом, когда твои друзья в беде, а помочь им толком и не можешь.
Можно броситься крушить ветряные мельницы... Только под обломками своих же друзей и оставишь. Гибридные времена, каждый шаг и каждое слово семь раз взвесить лучше, чтобы не пойти все той же дорогой благих намерений.
Прорвемся, мы же русские! Только своих не забывайте, а то небо отвернется от нас!
И не забывайте, что врагов жалеть можно только после победы, а то выйдет как с теми бандеровцами, над которыми смеялись.
Про монархизм сказал, что думаю. Пора открыть страшную тайну, про национализм. Заглядывавшие в профиль наверняка спотыкались об "русгрекварягнационалист". Расшифровать?
Формула звучала по другому, до 2014 года, точнее до первых градов по мирным. Было "русукргрекнационалист" в память о всех предках, участвовавших в создании недостойного рБ Алексея, известного многим под ником "Блэк".
В советском паспорте значился как украинец. Отец оттуда- с западной Украины, ну не совсем западной. Винница- не Львов.
Гордился. В те годы смотрели не на национальность. Какая разница- еврей ты или татарин, если человек стоящий, и положиться можно на тебя в беде?
Очень любил Киев, куда каждый раз заезжали по дороге. Красивый город, с каштанами, Владимирской горкой и смешным объявлением в метро: "Забороняется бiгти по екскалатору, сидати на його схiдци та класти речi на поручень".
Очень любил мову, шутки звучали классно, да и "Всюду буйно квитне черемшина" отец мой пел- прослезишься!
Даже в начале 2014-го чуток обижался, когда говорили, что нет такой национальности "украинец". Ну как же? Моя прабабушка, рожденная при Алексадре III, говорила на почти том же языке, что принимался за литературный украинский. Не переучили же её? Бабушка, прошедшая пешком от Винницы до Харькова в 1941-м, говорила на этом языке и преподавала в сельской школе и русский и украинский.
Потом вник... Да, сильные отличия в наречиях. Но национальности такой и в правду нет. Не сложилась. Могла бы, но не захотела. Решила самоубиться.
Почему? Долго искал ответ. Потом, мне кажется, нашел.
Давным-давно, в советские времена, приехали мы с другом к моей бабушке. Утро раннее, легкое похмелье- студенты после сессии отдыхают, простительно. Приехали вечером поздно, после огромной тарелки густого борща нас уложили спать- утром расскажете, как живете. Ночь там- хоть глаз выколи. Сон крепкий.
Просыпаюсь: «Хенде хох!»... и взгляд упирается в направленный ствол карабина. Мой друг-штангист так решил пошутить. Испарина на лбу выступила мигом. Еле успел сказать: «На курок не жми- заряжено!» В ответ удивленное: «Да, даже не на предохранителе…» Сказал ему: «Я с детства знаю, что только нажать на курок… Уже один патрон потратил сдуру лет десять назад».
Тогда поигрался, попал в веревку, на которой висело свежевыстиранное белье, огреб чуток, и удивленно спросил бабушку: «Зачем, не война же?» Ответила, что в деревне иначе нельзя.
Еще запомнилась одна украинская ночь. В юности стопом ездить любил, «хипповал». И вот одну ночь запомнил жестко. Не ночевки в сибирской тайге под проливным дождем, не то, что порой за тысячи километров от дома без копейки в кармане… А именно эту.
Вечер подо Львовом. Трасса на Луцк, стопа нет. Ну что же- до утра здесь перекантуемся. Развели костер, бросили в котелок кашу, ставим «палатку» из натянутого на веревку пледа. По трассе проехали два мотоциклиста, о чем-то кричат друг другу, уехали. Вернулись уже пятеро. Кричат что-то. Девчонка спрашивает: «О чем они? Ты ж украинец!» Отвечаю: «Не знаю о чем, говор другой, да и мотоциклы ревут… Но, кажется, пора сворачиваться». Всю ночь я провел с ножом в руке в небольшом овражке, прикрыв подругу ветками, а мимо ездила стая местных ангелов ада. Всю ночь.
Что было бы, если нашли, сомневаться не приходилось. В том же путешествии уже было, недалеко от Киева встречали подобных. Остановился грузовик. Водила подозвал меня: «Бутылку водки хочешь?». Ответил: «Как-то не очень». « А литр? Бабу нам на час арендуй- и будет тебе хоть полтора!» Покрутил пальцем у виска. «Не хочешь? Так сами возьмем!» В общем, еле успели уехать с этого дурного места.
Скажете, мол, можно ли держать обиду столько лет? Да не держу, Бог с ними, вряд ли им по жизни хорошо пришлось. Гнилым жить радости нет.
И вот эта гнильца была тогда почти не заметной. Проросла же пышно уже после развала СССР.
А до этого смеялись над бывшим полицаем, у жены которого на курорте снимали комнату, встречавшим рассвет с проклятьем москалям. Смеялись и над другим бандеровцем, у которого в семье была страшная трагедия- его единственная дочь погибла в ночь после выпускного, когда в автобус с выпускниками врезался КамАЗ. Он пил сильно, а потом плакал: « Я людей люблю, я тоже когда-то был…» и после длинной паузы добавлял «…бандеровцем». Жалели убогого, мол, вымрут «динозавры». Не вымерли.
Потом рухнул Советский Союз, умерла бабушка, родня тамошняя забыла, какое им дело до москалей? Друзей, правда, осталось много, настоящих и не гнилых, подчас вовсе удивительных людей. Ян со Львова (говорят, его уже нет) отстоял от волков цирковых лошадей, когда грузовик заглох зимой на перевале в Карпатах. Всю ночь отбивал, шрамы не дадут соврать. Да много их осталось по ту сторону, дивных, добрых, хороших людей. Со многими поссорился, когда говорил им, что майдан добром не кончится. Не верили.
А потом случился Донбасс, который и так с детства застрял в моей памяти страшным откровением, и где нашел столько друзей, что от боли за них борода поседела.
Война без конца и без края, странная, во многом постыдная даже. Гибридная настолько, что уже не понять- где свой, а где чужой. И порой чужие милосерднее, чем свои. Потому что везде есть люди, а есть те, что уже нет.
И все же… Я- русский, по матери, по бабушке, по духу, ибо в Россию верю, верю в ее светлое будущее, несмотря ни на что. Несмотря на временную победу власовцев, как бы противостоящих бандеровцам. Несмотря на то, что нам сватают лжецарей и лжецариц. Несмотря на все. Верю. Народ русский особенный, что ни говори…
Вот про мальчика Колю с Уренгоя вся сеть бурлила. А я вспомнил из детства двоюродную бабушку. Мимо их дома каждый день вели на работу пленных немцев. Да, к нашим морозам они были не привычные. Мерзли. Русские женщины им выносили кто еду, кто шарфик. Жалели. И вот моя родственница тоже отнесла оставшийся от убитого на фронте отца полушубок. Муж, вернувшийся с войны без руки, не осудил за это.
Можно ли сказать, что мальчик Коля прав? Ведь он их тоже жалеет?
Нет! Это совсем разное, отвечаю! Тот полушубок был отдан из милосердия истинного, без всяких лжепокаяний. Это милосердие победителей. А бывает еще милосердие ложное, от немощи духовной, когда пытаются прикрыть как бы милосердием пустоту души и страх, а еще хуже, если корысть.
Вот за эту способность быть милосердным и верю в русский народ, верю, что пройдет и через самое жестокое испытание, доставшееся на его долю. Испытание стыдом, когда твои друзья в беде, а помочь им толком и не можешь.
Можно броситься крушить ветряные мельницы... Только под обломками своих же друзей и оставишь. Гибридные времена, каждый шаг и каждое слово семь раз взвесить лучше, чтобы не пойти все той же дорогой благих намерений.
Прорвемся, мы же русские! Только своих не забывайте, а то небо отвернется от нас!
И не забывайте, что врагов жалеть можно только после победы, а то выйдет как с теми бандеровцами, над которыми смеялись.