Девочка в пятидесятый, или, может, пятьдесят восьмой раз перевернулась с левого бока на правый, но значительного успокоения ни расчесанным комариным укусам, ни тоненько жужжащим в голове мыслям это не принесло. Девочка страшно переживала, или, по крайней мере, хотела думать, что страшно переживает.
Фонарь на улице погас час назад, ещё четыре часа назад на вопрос, встретит ли она сегодня рассвет, она надменно фыркнула прямо в зеленые асечные глазки ответила, что ляжет через несколько минут. Действительно легла, надо сказать. Когда за окошком совсем уж прояснело, девочка включила свет, добила последнего уцелевшего к этому моменту комара, и взялась дочитывать отложенную месяц назад книжку, попутно не без труда вспоминая, что за толпа героев суетится на её страницах, торопясь к развязке. Книжка шла хорошо, уверенно, и даже в самых занудных местах сонливости особенно не прибавлялось. Этого просто не могло быть. Нет, всё-таки муки муками, но пора и честь знать. Споткнувшись о героиню, натиравшую виски одеколоном, девочка заметила про себя, что причина волнений их явно не стоила, да и по здравом размышлении вообще не была причиной для малейшего беспокойства.
Девочка взглянула на маленькую комнату со стороны и представила себя героиней повествования, о которой автор отстранённо-сочувственно сообщал: заснула она под утро, около шести.
Нет, увы, в чьи-то планы этого явно не входило. Настало полноправное утро, и, не будь сегодня воскресенье, коридоры уже непременно бы наполнились шумом, но, так или иначе, время спать окончательно прошло. Начало седьмого летом - омерзительно романтичное время, и, если уж ты собрался подниматься именно сейчас, то так и тянет сделать какую-нибудь глупость, - может, только утреннюю гимнастику, а может и прогуляться пешком куда-нибудь в незнакомую до сих пор часть города. Куда разумнее было бы, конечно, отправиться спать, отменив часть воскресных планов. Девочка ещё раз потянулась и пошла умываться. Нет, черт возьми, мне положительно не везёт с героинями.