Чтение сейчас

Aug 20, 2006 00:58


Последние полгода разбирался с накопившимися журналами. Мера была вынужденной, так как заполнение ими квартирного пространства стало приближаться к катастрофическому уровню. В общем, привычка «купить и отложить» сыграла свою злую шутку: недавние эксклюзивные новинки стали медленно, но верно, превращаться в «хлам». Завершение этой метаморфозы стало бы полным наплевательством на себя. Короче, книги я на время отставил пылиться на полке.

К счастью, тяга к миру букв в твердом переплете взяла-таки своё. В августе решил погрузиться в «Одиночество», причем «12». О романе Ревазова в прошлом году слышал какие-то бравурные отзывы, что и сыграло свою роль в выборе чтива.



Подводя итоги последнего книжного сезона (осень-весна -прям как в футбольной Европе), Лев Данилкин мимоходом упомянул и Ревазова: «Ну отечественные романы - в диапазоне от «Уволена, блин» до Максима Кантора - раскупаются охотнее, чем очевидно более качественные и user friendly иностранные - кроме разве что интернациональных «мегаселлеров» вроде Брауна и Ролинг. Ну гламурно-рублевская тема. Ну обыватель с удовольствием берется за русифицированные версии западных книг, адаптации - Минаева вместо Бегбедера, Ревазова вместо Мураками...»

Аха... Но при учете того, что у Ревазова пока вышла всего одна книжка, на мой взгляд, равновато его как-то интегрировать в какую-то устойчивую литературную нишу. С другой стороны, правдивые мазки в приведенной цитате имеются, ведь, по сути, «Одиночество-12» - это ловкое и, несомненно, условное соединение «Слушай песню ветра» с «Охотой на овец». Правда в личном коктейле «О-12» Ревазов намешал практически все знаковое из литературы конца 90-х: местами отдает Виктором Олеговичем, попадаются фруктовые кусочки Бакли и даже имеется слабый, но острый привкус Уэльбека. Это то, что было замечено, хотя и выпивалось быстрыми глотками. Но итоговый привкус говорил все же об авторской оригинальности. Значит, не проект, а именно книга - состоялась. C учетом же того, что через два месяца не появилось какого-нибудь продолжения - состоялась вдвойне. Короче, момент ожидания «нового от Ревазова» в моей жизни теперь присутствует. 500 страниц за четыре дня и без какого-то принуждения - это показатель. Потому и хвалю, наверное.

Всех нас влечет к тайнам, соответственно, и к их разгадкам, пусть и мнимым. Вот и у Ревазова герои - в силу вынужденных обстоятельств - словно бегают по лабиринту с огромным количеством секретных ответвлений, но не в поисках выхода, а с целью добраться до середины (дойти до смысла, ну или до точки G в женском понимании):). Отсюда варьируемая ситуативность, которая стабильно удерживает читательское внимание. Основная загадка таится в трех словах: «Дейр-Эль-Бахри», «Калипсол», «Одиночество» и странном наборе цифр «222461215». А уж по поути к разгадке необходимо будет пройтись по египетской мифологии, подробно изучив историю Хатшепсут, заглянуть в монофизитскую церковь, вспомнить знаковые тексты песен XX века, понять, что ОК - иногда расшифровывается как Особый Контроль, изучить закон равновесия сообщающейся энергии «Ка», погрузиться в неожиданно возникаемое пространство пьесы, поиграться в долбоёбиков, попутно вспоминая стишки из вечности, типа: «По деревне шёл Иван.//Был мороз трескучий.//У Ивана хуй стоял.//Так. На всякий случай» и тюремный фольклор: «Кто не был ТАМ,тот будет.//Кто был, тот не забудет».

Ревазов, без сомнений, написал интересную книгу, слепив ее по постмодерновому грамотно. Правда, ближе к концу, стали закрадываться сомнения по поводу логичного и сюжетно-выверенного выхода из всей этой круговерти книжных событий. И, действительно, автор поставил не жирное троеточие (как хотелось бы), а худосочное. Сюжетные ходы привели к какому-то неразрешимому варианту, короче, читатель (в большинстве своем) пожмет недоуменно плечами и подумает о какой-то незавершенности. Еще он, наверное, подумает о ливано-израильском конфликте, о крушениях самолетов в Иркутске и другой шумной всячине. Но помимо этого, он с сожалением захлопнет книгу, вспоминая об увлекательном соучастии в разгадке многослойной тайны.

Хочется надеяться, что Ревазов - это всерьез и надолго. Жду предыдущие одиннадцать и рекомендую «Одиночество-12». ))

ОТРЫВКИ ИЗ КНИГИ

По дороге я вспоминал, как мы познакомились с Лилей. Мы отдыхали в Коктебеле. Стояла дикая жара. Днем температура доходила до 45 градусов. Мне казалось, что, поехав на курорт отдохнуть от студенческих забот, мы попали в геенну огненную. Очевидно, за какие-то неведомые нам, но очень серьезные грехи. Судя по всему за прогулы, пьянки и неумелый разврат.

Кондиционеров в Коктебеле не было. Днем еще как-то спасало море, а ночью, чтобы заснуть, приходилось выпивать по бутылке теплой местной водки. Или еще хуже - самогона. По- другому укрыться от ночной жары было нельзя. Из-за этого днем все ходили сонные и нервные. Нас было много - человек десять. И Химик, и Антон, и Матвей. В основном мужики.
Девушек мы принимали в свою компанию с трудом. Мы предпочитали любить их, сохраняя определенную дистанцию.
В самом деле, вчера ты с девушкой, сегодня ты с девушкой, все к твоей девушке привыкли. Завтра ты с ней расстаешься. А она уже в тусовке. И всех знает. И со всеми дружит. И расставание с ней становится делом публичным.
Она продолжает приходить в места, в которые приходишь ты, и грустно на тебя смотрит. А все остальные смотрят на нее как на обреченного больного. А ты просто не знаешь, что делать. То ли убежать, куда глаза глядят, чтобы не разрыдаться от жалости к ней, (но куда от себя убежишь?) то ли вернуть обратно (но девушку-то вернуть недолго, а вот как вернуть любовь?). В общем, нехорошо! Так недолго и жениться.
Ни для кого из нас, кроме Антона, ничего хуже брака представить себе было нельзя (тем более, что некоторые вроде меня уже попробовали) . Конечно, не считая тюрьмы, тяжелой болезни и смерти близких.
Брак рассматривался предательством общего дела. И никого не волновало, что дела-то никакого и не было.
Как Антону удалось жениться на Дине и остаться в тусовке - мне было не совсем понятно. Я объяснял это безразличием Дины ко всему мирскому. Она спокойно отпускала Антона в Коктебель, в байдарочные походы и на шумные тусовки, которые часто заканчивались в непредсказуемых местах на следующее утро. И все это при том, что самым красивым из нас троих был безусловно Антон.
Рост выше среднего. Светлые волосы. Голубые, очень глубокие и печальные глаза. Узкое лицо. В свое время, за сочетание грустного взгляда и моральных принципов (после свадьбы, например, он обзавелся довольно необычным в наше время принципом - избегать супружеских измен) его пытались прозвать Атосом. Антон на Атоса не откликался, хотя более почетной клички нельзя было придумать.
И его принципы не подводили в самых опасных ситуациях.
Например, когда он оставался в одной постели с двумя блондинками, а я был вынужден трахать их третью подругу-шатенку, стоя на кухне за плитой. Потом мне пришлось сажать ее на такси и спать на четырех табуретках, потому что квартира, в которой пьянка подошла к логическому концу, была однокомнатной. Все эти жертвы я принес искренне рассчитывая, что хоть Антону удается оторваться на славу.
На следующее утро, приходя в себя и умирая от головной боли, я выяснил, что Антон провел часть ночи в легкой, ни к чему не обязывающей беседе, а остаток ее проспал, отвернувшись к стене, чем вызвал у блондинок подозрения в нетрадиционной ориентации.
Ориентация у всех у нас была традиционной. Это было не модно, не богемно, не круто, но что мы могли поделать с природой?
Поэтому в первый же вечер, когда жара чуть-чуть спала, мы решили отменить вечерний преферанс и пойти потанцевать. Даже не столько потанцевать, сколько познакомиться с отдыхающими барышнями. Или с местными крымскими красотками. Все равно. Лишь бы без обязательств. В Комсомольской Правде того времени это очень точно называлось "нетоварищеским отношением к девушке".
Недельная жара больнее всего ударила по Матвею. Он стал кадрить не ту барышню. Да и не барышню вовсе, а туземную полублядь, проводящую этот сезон с туземным авторитетом. Длинную, манерную с узкими губами и вечной шелухой от семечек вокруг губ. Опять Матвея косила не красота, а недоступность.
Я быстро чувствую опасность. Но тут особая сенсорность не требовалась. Особенно после того, как Матвей пригласил ее в третий раз подряд на медленный танец.
Ей бы отказать, но кто же откажется от намечающегося турнира в свою честь? Она, конечно, для очистки совести спросила его хитрым высоким голосом: "а может тебе хватит?" и услышала в ответ уверенный низкий бас Моти "мне, крошка, никогда не хватит".
Подслушав этот диалог, я стал обходить наших, предлагая сваливать пока не поздно. Большинство немедленно со мной согласилось, но Матвея было не унять. Теплая водка совсем растворила его и так размягчившиеся от жары мозги.
Для того, чтобы познакомить свою новую пассию с высотами московского андеграунда, Матвей потребовал поставить "Мусорный ветер". (Ты же хочешь, крошка, услышать что сейчас слушают в Москве?) На естественный отказ местного ди-джея, который и само слово "Крематорий" воспринял почти буквально, не поверив, что бывают такие группы, Матвей вытащил из кармана кассету и рубль, которые молча, со значительным выражением на лице передал ди-джею. Ди-джей был не в курсе завязывающейся интриги и кассету взял.
С девушкой Матвей не угадал. Зато угадал с песней.
Ты умна, а я идиот
И неважно кто из нас раздает
Даже если мне повезет
И в моей руке будет туз, в твоей будет джокер.
В запасе у нас оставалось несколько минут. Потому что сразу после "Мусорного Ветра" к ди-джею подошли два накаченных аборигена, после чего ди-джей скомканным голосом объявил, что дискотека закрывается.
Я огляделся. Танцплощадка была окружена со всех сторон плотным колючим кустарником. За кустарником была высокая металлическая сетка, как на теннисных кортах. Выход из площадки был один. Через ворота. У ворот стояло человек десять-двенадцать. Рубашки у всех по туземной моде были завязаны узлом на животе. У некоторых на руки были намотаны ремни. Другие поводили костяшками на сжатых кулаках, и было понятно, что у них в кулаках не резиновые эспандеры.
Один из наших попытался выйти, затесавшись в толпе. Он получил легкий толчок в грудь, и предложение подождать, "потому что надо еще поговорить". Предложению предшествовал специфический взгляд. Медленный равномерный оглядывающий с ног до головы. Неприятный взгляд.
- Да, ладно, - сказал трезвеющий Матвей. - Их не так уж много.
Он посмотрел на нас испытывающим взглядом полководца перед битвой. Дискотека пустела на глазах. Процесс фильтрации заканчивался. Люди чувствовали надвигающуюся грозу и расходились быстрым спортивным шагом.
- Нас семь человек. У них ремни и кастеты, - безразличным голосом сказал Антон. - Ножей, кажется, нет.
Я схватил за руку маленькую узкоглазую девушку, судя по майке с черно-белым Джоном Ленноном, не местную, и сказал ей, чтобы она срочно вызывала милицию. Девушка внимательно посмотрела на меня и, выйдя за ворота, побежала. Через пятнадцать секунд площадка опустела совсем. Я посмотрел на лавки, стоявшие по краям. Под ними валялись окурки и конфетные фантики. Лавки были прикручены к асфальту. Отодрать их от земли, чтобы вооружиться, было невозможно. Аборигены зашли на площадку. Мы инстинктивно построились в
полукруг плечом к плечу.
- Постойте, ребята! Давайте договоримся! - начал было Химик.
- Сначала мы тебя, волосатик, побреем наголо. А потом договоримся.
Один из дикарей, закончив возиться с входными воротами, - он их заматывал проволокой, засунул в рот четыре пальца и очень громко свистнул. Ничего не произошло. Группа варваров стояла метров в пятнадцати от нас, мяла кулаки, подкручивала ремни и не двигалась.
Антон решил взять инициативу переговоров на себя и подошел к группе, держа разведенные руки, как Христос из "Явления Христа народу", показывая этим свое миролюбие и безоружность. Он не успел открыть рот, как был свален коротким прямым ударом в челюсть. А из-за разведенных рук он даже не смог заблокироваться. В ту же секунду сзади нас послышался шум. Из-за сетки на кусты, сваливались новые люди. Они кряхтя, но ни говоря ни слова, вылезали из кустов, поднимались на ноги и бежали на нас. Размер туземного подкрепления я подсчитать не успел. Человек пятнадцать? В общем, мы оказались одновременно
атакованными и с фронта, и с тыла.
Наш строй рассыпался. Драки не получилось. Получилось форменное избиение. Площадка пришла в движение. Все стали носиться по ней, как будто играли в какую-то игру вроде регби. Бегущих били руками и подсекали ногами, пытаясь свалить. Лежащих топтали. Антона били шестеро. Он секунд двадцать держался на ногах, затем упал, но упал хорошо - в самый угол площадки, где развернуться нападающим было сложнее. Мотя поступил гениально: он залез в кусты, еще стоя на ногах - разодрав себе колючками ноги вплоть до яиц, но сохранив при этом в целости все остальные органы. Несколько человек пыталось его оттуда выковорить, но без особого успеха. Матвей удачно отмахивался. Лезть за ним в кусты никто не хотел. Хватало и других мишеней.
Меня практически не били, так как я в силу своей комплекции не вызывал боевого задора у оппонентов. Я носился по площадке, уворачиваясь от ублюдков, случайно налетавших на меня, и получил только несколько скользящих ударов в челюсть и в грудь.
Незадолго до Коктебеля я прочитал "Стройбат". модного тогда Каледина. Меня потрясла сцена, когда две роты смертельно бьются между собой под звуки Girl, доносящиеся из радиодинамика части. Я представлял себе, как какой-то девятнадцатилетний парень в русской военной форме проламывает ломом череп другому парню в русской военной форме, а из динамика несется:
Ah girl, girl...
У нас все было крайне немузыкально.Тяжелое дыхание десятков бегающих людей, шуршащие звуки шагов, мягкие звуки ударов и иногда - отдельные короткие возгласы от боли с нашей стороны или деловитое "волосатика держи!", "рыжего сними с забора!" со стороны варваров. Впрочем, и сторон-то никаких не было. Все перемешалось. Химику было хуже всех. Во-первых он был высок и крепок. И тем представлял интерес для нападающих. Во-вторых, Химик носил длинные волосы, что в то время символизировало абсолютный вызов устоям. А у шпаны всегда
есть потребность солидаризироваться в чем-то с обществом. Лучше всего - в ненависти, чтобы хоть как-то быть к этому обществу причастным и считать себя его санитаром. Поэтому Химика били страшно.
Через две минуты побоища, когда Химик лежал под лавкой, а его растаптывали уже человек десять, меня осенило. Я подбежал к нему, схватил за запястье и заорал что есть силы: "Убили! Человека убили! Пульса нет! Вы слышите, убили! Срочно! Скорая! Человека убили! Пульса нет! Зовите врачей! Скорее! Человека убили!" Химик понял меня с полуслова: не дышал и не шевелился. Через тридцать секунд моих криков на площадке кроме нас не было никого. Вообще никого.
Я сел на лавку и посмотрел на фонарь. Он невозмутимо покачивался. Я выдохнул воздух и покачал головой. Мы начали подниматься и отряхиваться. Правый глаз Антона был с широким
красным контуром и заплывал на глазах. Матвей выбирался из кустов, громко матерясь и держась обеими руками за яйца. Химик медленно выкатился из под лавки. Я помог ему подняться и стряхнул с него несколько окурков. Вид у него был отстраненный. Из носа текла кровь, а нижняя губа опухла и оттопырилась, отчего на него было жалко смотреть.
Тут мы увидели подбегающую узкоглазую девушку. Убедившись, что все кончилось, она сменила бег на растерянный шаг. Я позвонила в милицию - сказала она. Они не приедут. Они сказали, чтобы мы сами разбирались. Я не знала, что делать... Я бежала... Я думала... Я
боялась, что вас....
- Это не страшно, - сказали мы. - Это даже хорошо. Зачем нам теперь
милиция?
- А местные где? - робко спросила она.
Мы ответили ей в рифму и взяли ее с собой. Пить теплую водку и лечить раненых. Самым раненным был Химик. Кроме явных симптомов сотрясения мозга, у него обнаружился страшный синяк на голени.
На следующее утро мы уехали в Ялту. На всякий случай. Чтоб не искушать судьбу. Оставшееся от отпуска время прошло в цивилизованной Ялте. Жара спала. Мы залечивали раны на мирном городском пляже. Ухаживая за Химиком, Лиля влюбилась и влюбила его. То ли в себя, то ли в дзенскую мудрость. Химик всегда тянулся к тайным знаниям. Потом она вернулась в свой Ленинград, а мы в свою Москву. Химик чуть ли не каждую неделю ездил к ней, иногда захватывая нас с собой. Огромная профессорская квартира Лили это позволяла. Мы стали бывать в Сайгоне. Химик научил нас "поребрикам", и "карточкам". Я прикалывался над еле уловимой разницей между жителями двух столиц и пытался найти ее, где угодно, особенно там, где ее давно нет. Еще через год Химик и Лиля поженились, и Лиля переехала в Москву.

_____________________________________________________________________
*********************************************************************
*********************************************************************

Словом, после недели поисков выяснить удалось следующее. Дейр-Эль-Бахри - это просто место. Оно не связано ни с Чечней ни Аль-Каедой. В переводе с арабского означает "Северный Монастырь". Названо так в честь построенного в первых веках нашей эры монастыря коптов.
Копты - прямые потомки древних египтян. Полузабытый, но существующий поныне народ с невероятно богатой историей. Когда звезда Древнего Египта закатилась, их завоевали персы. Потом Александр Македонский. Потом Юлий Цезарь. При римлянах они крестились. Потом их захватили арабы. Собственно тут-то и появились копты, как отдельный народ.. Подавляющее большинство египтян приняло ислам и смешалось с арабами. Копты, в отличие от остального
населения Египта, сохранили христианство, благодаря чему древнеегипетская кровь и древнеегипетский язык уцелели.
Потом Египет захватили турки, потом Наполеон, потом англичане, но в судьбе коптов это мало что изменило. Без знания коптского языка, кстати, Шампольон свой Розетский камень в жизни бы не расшифровал. Не смотря на то, что копты верят в Христа, они не являются ни католиками, ни православными. Хотя церковь свою называют - Coptic Orthodox
Church. Потому что копты - монофизиты.
Не приняли решения Эфесского собора и отрицают человеческую сущность в Христе, признавая только божественную. Кроме коптской церкви из монофизитских действующих церквей осталась по-моему, только одна армянская. Многие современные теологи считают, что коптская литургия больше всех остальных напоминает раннехристианскую (коптов крестил сам апостол Марк), поскольку коптская церковь не испытала ни политического давления Рима, ни
интеллектуального влияния Константинополя.
Монастырь в Дейр-Эль-Бахри копты решили строить рядом с храмом Хатшепсут. Монастырь оказался разрушен по египетским меркам почти сразу после постройки - лет через 300.
Храм Хатшепсут хоть оказался старше монастыря почти на две тысячи лет, но пережил его уже более чем на полторы. Даже по описаниям он впечатляет. Прежде всего размерами. Длина - 250 метров. Три этажа гигантских террас. Террасы поднимаются в горы, где храм растворяется. Главное место Храма - алтарь Амона-Ра находится в пространстве, вырубленном в скалах. Откапывая храм и его окрестности, археологи столкнулись со странностями. Храм был построен в честь царицы, имя которой не встречается больше ни на одном барельефе ни в Фивах, ни в Мемфисе. В записях Манефона, греческого историка, составившего список фараонов Нового Царства этого имени также нет. Родословная фараонов у него звучит как начало Евангелия от Матфея:
Кесем родил Яхмеса, Яхмес изгнал гиксосов и родил Аменхотепа I, Аменхотеп I родил Тутмоса I и жену его Яхмесит, Тутмос I родил Тутмоса II, Тутмос II родил Тутмоса III, который завоевал весь мир и родил Аменхотепа II.
И никакой Хатшепсут.
Археологи удивились и тому, что большинство статуй с изображением царицы, оказались закопанными в горизонтальном положении сразу за оградой храма на глубине трех метров ниже фундамента, как будто их похоронили.
Я просмотрел фотографии всех изображений Хатшепсут, которые только смог найти в интернете. Их оказалось не меньше двадцати. У Хатшепсут были миндалевидные глаза, тонкий чувственный нос с горбинкой, маленький рот и узкий нежный овал лица, сходящийся книзу маленьким круглым подбородком. Меня удивило выражение ее глаз. Хатшепсут словно говорила: "Я хороша и умна. Я готова ко всему. К власти. К любви. К смерти. К отсутствию любви и смерти."
Распечатав фотографии и разложив их перед собой я начал удивляться. Примерно треть скульптур изображало царицу в облике женщины, то есть в платье, с заметными выпуклостями на груди. На остальных скульптурах Хатшепсут при том же высочайшем сходстве, была изображена мужчиной. Накладная бородка-трубочка, набедренная повязка, плетеный передник, голая, абсолютно плоская грудь. И знаки царского достоинства, включая скипетр с двухголовой змеей, насколько я понял, символом единства Верхнего и Нижнего Египта.
На американском египтологическом сайте я прочел комментарий к одной барельефной сцене, на которую сначала не обратил внимания. С точки зрения современных законов ее следовало бы признать порнографией. О порно-барельефах, да еще и древних, я не слышал. Разве что у индусов.
Барельеф назывался "Сцена зачатия великой царицы Хатшепсут ее родителями - фараоном Тутмосом I и его супругой Яхмесит". Чтобы ни у кого не было сомнения, что Тутмос I и Яхмесит, со сплетенными ногами, занимаются любовью, барельеф сопровождался соответствующим описанием. "Царь Юга и Севера, животворец, застал царицу, когда она почивала в роскошном дворце. Она пробудилась от блеска алмазов фараона и удивилась, когда его Величество тотчас приблизился к ней, положил свое сердце на ее сердце и явил себя ей в своем лике Бога. И вот, что сказала супруга царя, мать царя Яхмесит при виде величия фараона: "Это благородно видеть лик твой, когда ты соединяешь себя с моим Величеством. Роса твоя проникает во все члены мои!" Потом, когда величие Бога удовлетворило свое желание с ней,
повелитель обеих земель сказал ей: "Хатшепсут!", что означает "Первая из любимиц!", истинно таково будет имя моей дочери, ибо душа моя принадлежит ей, корона моя принадлежит ей, дабы правила она обеими землями, дабы правила она всеми живыми двойниками".
Я подвел итоги. Упоминаний в списках фараонов - нет. Статуи - захоронены. Пол - неопределен. Ясно было, что с царицей случилась некая детективная история. Я стал копаться и разбираться без особой надежды понять дела, которые происходили за за 150 лет до исхода евреев из Египта, за 300 лет до Троянской войны, и за 1200 лет до завоевания Египта Александром Македонским. То есть три с половиной тысячи лет назад. Похоже, что история была связана со спецификой престолонаследия во дворе фараонов.
Египтяне считали своих царей настоящими детьми Солнца-Ра по прямой линии. Чтобы сохранить чистоту солнечной крови и избежать неравных браков, дети фараона, братья и сестры женились между собой. Законными наследниками считались дети от этих кровосмесительных браков. Прочие дети фараона - от наложниц считались полукровками, и при наличии более законных наследников, претендовать на трон не могли.
Царица Яхмесит, мать Хатшепсут была абсолютно солнечной женщиной. А отец принцессы, Тутмос I - был полукровкой. И поэтому был обязан троном своей более законной жене.
Через 9 месяцев после описанной на храмовом барельефе сцены, у них родилась дочь Хатшепсут. До этого у Тутмоса I уже были дети. Его первенец, тоже Тутмос, родился от одной из наложниц около 20 лет назад и имел с одной стороны меньше прав, чем Хатшепсут. С другой - больше. Он все-таки был мужчиной. А больше выживших детей у Тутмоса I и Яхмесит не было.
Тутмос I был отличным фараоном. Он правил 30 лет, вдвое увеличил территорию, подконтрольную Египту, захватив Синай и Палестину, а из одного похода в Сирию он привел неслыханное количество рабов - 20 тысяч. Но в тот день, когда его царственная супруга Яхмесит умерла - он оказался вне закона. Несмотря на весь блеск своих завоеваний. О чем немедленно был поставлен в известность более солнечной шестнадцатилетней дочкой. Фараон решил, что дочь действует не одна и не ошибся.
Во все времена, при самых абсолютных и деспотических монархиях всегда остается место для политики. Египет времен Нового Царства не был исключением. При фараоне существовали две придворных партии - жрецов и воинов. Партии находились между собой в воинственном равновесии, поддерживать которое должен был фараон. Партию жрецов возглавлял главный жрец Амона-Ра, управляющий всеми делами фараона, человек невысокого происхождения по имени Сенемут. Он за счет своего ума, решительности и упорства сделал блестящую карьеру при дворе. Сенемут предъявил Тутмосу I несколько обвинений:
1.Страна устала от войн и крови.
2.Тайные знания (трудно сказать, что египтяне имели под этим в виду)
находятся в руках у полукровки.
3.Партия жрецов страдает от острого недофинансирования.
Кто возглавлял партию воинов - неизвестно. Судя по тому, что случилось, это был человек бездарный, поэтому в историю он не вошел. Потому что законопослушность фараона и египетского народа оказалась удивительной. Фараон-победитель Тутмос I согласился со своей нелегитимностью, возникшей из-за смерти супруги, и отрекся от престола. Причем отрекся не в пользу своего первенца Тутмоса II (жрецы настаивали на чистоте крови), а в пользу
молодой дочери.
К этому времени Тутмосу II было уже 36 лет и у него было несколько детей. Старшего, незаконного, как и он сам, рожденного от наложницы звали Тутмос III, ему было 14 лет. После прихода Хатшепсут к власти в Дейр-Эль-Бахри, рядом со старой усыпальницей полузабытого фараона, началось строительство храма царицы, посвященного Амону-Ра. Возглавили строительство Сенемут и его ближайший друг и помощник, главный жрец Юга и Севера, Хапусенеб.
Одной из главных задач строительства храма было сохранение тела покойного для загробной жизни, в существование которой египтяне были абсолютно убеждены. Причем про загробную жизнь они знали все до мельчайших деталей. Обширный перечень возможных вопросов и правильных ответов на них во время Страшного суда на 150 страниц современного текста. Полные имена, биографии и меры ответственности сорока двух богов. Обязанности богов, кстати, пересекались, но не противоречиво, а как бы синергично. Египтяне выучивали
наизусть подробную топографию страны вечного блаженства - Камышовых Полей, куда при благоприятном исходе суда попадал после смерти египтянин. Я насчитал на карте Камышовых Полей не меньше 70 разных мест и наименований. Но не менее важной задачей строительства храма была задача утверждения легитимности царицы еще на этом свете. Легитимность власти - довольно важная штука. Именно поэтому, не дожидаясь завершения возведения храмовых стен, был создан неожиданный барельеф со сценой зачатия и рождения Хатшепсут от законных родителей Тутмоса I и Яхмесит. Чтобы объяснить всем и каждому, у кого больше прав.
Однако для фараонов никогда не существовало более важного дела, чем война. И главным военачальником армии Египта всегда был фараон. Свой первый относительно простой поход Хатшепсут возглавила против амалекитян, дикого кочевого племени, обитавшего в Синае. Она взяла к себе в помощники глубоко штатского человека Хапусенеба и оставила управлять страной
Сенемута. Наскоро был приготовлен военный план в наполеоновском стиле: прийти, начать драку, а там разобраться.
План развалился. Хатшепсут в незнакомой местности не побеспокоилась о разведке, более того, растянула обоз на несколько километров. На пятнадцатый день похода из-за холма показались кочевники. Хатшепсут растерялась и не смогла отдать своим воинам ясные и четкие команды о перестроении из походного порядка в защитный. Длинная цепь воинов, не успевших толком надеть боевые доспехи, тем более образовать строй, была перебита налетевшей легкой конницей. Сама царица, воспользовавшись чужой колесницей, лишенной знаков царского отличия, скрылась в суматохе вместе с Хапусенебом.
При известии о бездарном проигрыше каким-то кочевникам, от чего египтяне давно успели отвыкнуть, в Фивах началось брожение. Поэтому вскоре по возвращении царицы во дворе усилилась военная партия, которая теперь носила не только антижреческий, но и антифеминистский характер. Партию возглавил родной племянник Хатшепсут - молодой Тутмос III. Египетская элита поняла, что не стоит вверять женщине судьбы Египта в эпоху военного роста и
непрерывных боевых действий. Тутмос III, объединившись с дедом, старым Тутмосом I, добивались свержения царицы. Для этого дед и внук использовали эффективный политический прием. Они распустили слух, что Хатшепсут и Сенемут - любовники. Кстати, не понятно, до
какой степени это было важно, но слух, имел под собой все основания. И - началось! Египтяне были готов терпеть то, что их фараон - женщина. Они были готовы терпеть позорное поражение от дикарей. Но то, что эта женщина-бог спит с человеком не солнечной крови показалось им превосходящим грани дозволенного. Они возмутились. Легитимность Хатшепсут оказалась утраченной. К власти вернулся Тутмос I. И вот тут возникает некая загадка. Потому что Хатшепсут осталась живой. Тутмос I сохранил ей жизнь, свободу и даже любимого человека, отправив их обоих в ссылку в северную столицу - Мемфис. Мягкость, неслыханная по тем временам. Особенно для фараона у которого было не то пятьдесят, не то шестьдесят детей и самыми опасными из них он мог смело пожертвовать. Фараона, который деловито указал на памятнике самому себе, что в одном из походов он перебил всех пленников-ханаанеян, затеявших мятеж, числом десять тысяч, кроме сына местного царька, которого он привез в Фивы в качестве трофея, чтобы торжественно перерезать ему горло на главной площади во время триумфа....................

Книги

Previous post Next post
Up