Отрывок из Кассандры (для любопытных - "на посмотреть")))
Срываемые ветром, вертелись в воздухе крылатые кленовые семечки, вызревшие и высохшие еще в прошлом году. Юля остановилась на крылечке консультации, поежилась и поплотнее запахнула пальто. Она смотрела в ясное весеннее небо, и вдруг кленовый вертолетик легонько стукнул ее по лбу. Юля вздрогнула и машинально поймала его. Бурое крылышко на ощупь было совсем сухим и легонько похрустывало между пальцами. Юля вертела его, пока оно не рассыпалось. В ладони осталось лишь продолговатое семечко с длинной, торчащей вверх прожилкой. Юля долго несла его в руке, ощущая семечко как крохотную теплую точку, почти так же, как будущего ребенка.
Она купила в киоске журнал для беременных и, свернув в трубочку, положила в сумку. Шла и мечтала, как придет домой, будет пить чай и читать журнал... Но семечко выпало куда-то из кармана, и темное облако снова маячило сбоку. Настроение потихоньку портилось и испортилось совсем, когда Юля увидела, что перед подъездом ее ждет испуганная Кассандра.
Юля с Кириллом давно уже подобрали ей подходящую одежду, но сейчас она снова была в своем нелепом костюме хиппи, слишком холодном по нынешней погоде. Выглядела Кассандра так чудно, что Юле захотелось оказаться как можно дальше от нее. Но муж переживал за пациентку, и она, скрепя сердце, подошла и взяла Кассандру за руку:
- Что случилось?
Кассандра помолчала, переминаясь с ноги на ногу, а потом сказала:
- Я ждала тебя. Есть кто-то, о ком ты мне промолчала. С ним плохо, но мы успеем.
Юля испугалась. Она понятия не имела, как нужно вести себя с душевно больными людьми. Первой мыслью было достать телефон и позвонить Кириллу, но она побоялась спугнуть Кассандру. Та продолжала:
- Пойдем. Это очень важно. Пойдем.
- Ты замерзнешь, - ответила Юля. - Давай, я напою тебя чаем? Пойдем домой.
Кассандра отступила на шаг. Ее рука как-то незаметно, сама собой, выскользнула из Юлиной ладони. Юля потянулась, чтобы снова схватить ее. Кассандра отступила еще на шаг, а потом развернулась и пошла прочь от дома, из двора, и дальше, по улице. Юля спешила следом. Она не знала, что делать. Хватать больную девочку, тащить ее домой насильно она не могла - это значило бы участвовать в скандале, на который глазели бы и уличные прохожие и зеваки в окнах домов. Подвести Кирилла и потерять его пациентку Юля не могла тоже. Она шла следом, постепенно понимая, что Кассандра спешит к Андрюшкиному саду.
- Еще можно успеть, - бросила Кассандра через плечо.
- Постой! - крикнула Юля и прибавила шаг. Она шагала почти рядом с девушкой и стыдилась того, что прохожие видят ее в компании умалишенной, одетой в странные одежды. Юлю передергивало от холода, когда она смотрела на голые пятки в сандалиях, или когда порыв северного ветра отбрасывал в сторону грубый лоскут плаща, обнажая покрытую мурашками тонкую руку.
Показался угол детского сада. Да, Кассандра направлялась туда. Юля уже видела участок, на котором гуляла Андрюшкина группа, видела Тамару Васильевну, которая, нахохлившись, сидела на скамейке. Воротник ее пальто был поднят, голова втянута в плечи. Руки воспитательница спрятала в рукава куртки, как в муфту. Юля остановилась, разглядывая детей. Витя отбирал у Тани ведро. Оксана с Мариной катались с горки. Димка, Егор и Вася бесцельно нарезали вокруг них круги, и только родной синей курточки с серыми широкими полосами не было видно.
- Пойдем, - шепнула где-то рядом Кассандра. - Еще можно успеть.
Но Юля думала теперь только об Андрюшке. Где он? Она шагнула вперед, чтобы спросить Тамару Васильевну, как вдруг Кассандра шепнула снова:
- Поздно. Не успели, - и с этими словами бросилась бежать в другую сторону. Проклиная все на свете, Юля бросилась за ней. Кассандра, впрочем, не убежала далеко. Остановилась тут же, у решетки сада, у слепого участка между трансформаторной будкой и задней стенкой веранды, под крышей которой дети гуляли в дождь. Там был Андрюшка. Скрытый от всех, он просовывал голову сквозь прутья решетки. Лицо было плотно прижато к ним и медленно продвигалось вперед. Секунда... Юля услышала шуршащий, немного влажный звук, с которым голова протиснулась между прутьями. Шапка скользнула назад, помедлила немного, балансируя на краешке воротника, и упала на землю.
Юля бросилась к сыну. Тот в ужасе замер, словно только теперь осознал, что наделал. Он стоял и смотрел на маму огромными влажными глазами. Она бросилась перед ним на колени, обняла, просунув руки сквозь прутья.
- Тихо, мама сейчас тебя вынет... - начала было Юля, но тут Андрюшка, замычав, как мычат немые, дернулся, будто от удара тока. Его затылок часто-часто забился о прутья решетки, голова завертелась, наклоняясь то вправо, то влево. Он был в панике. Он хотел выбраться. Сейчас. Немедленно.
- Ты только успокойся, и я тебя выну! - говорила Юля, но он не слышал ее, словно был совсем один.
Это было страшно. Юля изо всех сил сжимала сына руками, пытаясь остановить конвульсии, каждую секунду боясь услышать, как от неосторожного рывка сломается шея.
Потом, обессилев, Андрюшка начал оседать вниз. Его подбородок почти касался поперечного прута.
- Стой, ну пожалуйста, стой! - просила Юля, изо всех сил подтягивая его вверх. Куртка скользила, вырывалась из пальцев. Нежное детское горло приближалось к пруту, ощерившемуся струпьями слезающей краски. Потом Андрюшка снова бился и снова оседал, и Юле казалось, что так происходит целую вечность, хотя не прошло и минуты. Он должен был или сломать шею, или повиснуть на перекладине. Казалось, третьего не дано. Слезы катились из Юлиных глаз, руки отчаянно вцеплялись в сына, пытаясь удержать его. Ничего не получалось. Его паника была слишком велика. Она ломала ногти, прижимала и тянула, уговаривала и уговаривала, и плакала. Перед глазами плясали серые кирпичи веранды, ветки куста с едва проклюнувшимися листиками, обрезанный тополь, понизу заросший молодыми побегами. В ушах звучал какой-то мотив, занудная, убаюкивающая песенка. Юля думала, что песня возникла у нее в голове, но она становилась громче, и стало ясно, что поет Кассандра. Юля обернулась, раздраженная и отчаявшаяся, чтобы велеть Кассандре заткнуться, потому что ей казалось: от песни становится только хуже. Она оглянулась и увидела, что Кассандра кружится, странно выгибая руки в кистях. Она уже открыла рот, чтобы обругать сумасшедшую последними словами, но тут вдруг почувствовала, что Андрюшка больше не бьется и не падает. Юля взглянула на сына. Он стоял и смотрел на Кассандру. Просто стоял и смотрел, держась за прутья решетки. Юля опустила руки: осторожно, как если бы боялась уронить карточный домик, на который только что легла последняя карта. Андрюшка стоял смирно. В воздухе пахло размокшей землей и молодыми листьями. Было свежо и тихо. И тогда Юля поднялась с колен и громко позвала на помощь.
Перепуганная Тамара Васильевна вызвала спасателей. Юля - Кирилла, детскую скорую.
Андрюшка так и стоял - тихо и спокойно - все время, пока улыбчивый высоченный спасатель перерезал прутья решетки. Спасатель то приседал, то разгибался, разминая затекшие ноги, и потому казался Юле гигантским насосом. Она смотрела и смотрела на него, и никак не могла отделаться от дурацкого сравнения. Видела только его движения вверх-вниз и яркий солнечный блик на черных волосах. Она даже не поняла, как и когда Кирилл очутился рядом. Пришла в себя только в скорой. Испуганный Андрюшка лежал на носилках. Сама Юля, как оказалось, крепко держала его за руку, а Кирилл молча сидел напротив. Возле него Юля увидела Кассандру.
В больнице резко пахло лекарствами и старой канализацией. Юлю с Андрюшкой провели в просторный кабинет с огромным щелястым окном и желтой щербатой плиткой на полу. В кабинете стояли обитая дерматином кушетка, медицинская ширма и старый полированный стол.
Андрюшку приняла улыбчивая молодая травматолог, потом их водили делать снимки, все это было муторно, долго, и уже понятно было, что с ребенком все в порядке: он начал тихонько постанывать от тоски и просить есть. Наконец их отпустили. Кирилл к тому времени уже уехал на работу; только Кассандра терпеливо дожидалась в маленьком больничном холле, где, обложившись узлами, ждали госпитализации несколько семей из области.
Юля вызвала такси. Когда они все втроем втиснулись на продавленное заднее сиденье старой "Волги", укрытое искусственной шкурой, серой в черную зебровую полоску, Юля ощутила тепло Кассандриного бока, обняла ее за плечи и сказала:
- Спасибо тебе. Всем тебе обязана, - и заплакала.
Заплакал Андрюшка, уставший, голодный, напуганный и наконец-то оживший и понявший, что нужно и можно плакать. Только Кассандра смотрела ясным и немного грустным взглядом без малейшего признака слез.
- Ехать куда? - раздраженно спросил таксист.
Юля назвала адрес. Она приглашала Кассандру к себе, хотела поить ее чаем и долго-долго благодарить, но та приглашения не приняла, сказала, что хочет спать.
Дома Андрюшка тоже стал клевать носом. Юля накормила его и уложила отдохнуть. Небо затянуло плотными серыми тучами, в квартире сгустился полумрак. Юля сидела возле кровати сына, тот сонно хлопал глазами.
- Там котенок был, - вдруг сказал Андрюшка, хотя Юля ни о чем его не спрашивала. - Ма-аленький...
Потом он уснул, и стало еще темнее, словно ради уставшего ребенка в город раньше времени пришла ночь. Юля взглянула в окно и поразилась: на улице мела метель. Ветер бушевал, раздавая широкие пощечины домам и деревьям; снег летел влево, вправо, вверх и вниз, словно сотни сумасшедших размахивали рукавами смирительных рубашек. Белые иголки кололи набухшие, готовые лопнуть почки. Снег манной крупой скользил и перекатывался по асфальту. Юле стало страшно за весну и за зелень, но все кончилось - резко и сразу. Осталось яркое золото холодного солнца и темный свинец уползающей тучи. Снег растаял в пятнадцать минут, и только деревья стояли мокрые и поникшие, похожие на заплаканных после пощечин женщин.
Юля тоже плакала. Долго: кажется, целый день. Когда она очнулась, на улице уже начинало темнеть. Ветер стих, но прохожие шли, закутав шеи в шарфы. Сумасшедший комар хаотично бился в окно, словно испугался, что очнулся после зимней спячки слишком рано. Юля взялась за оконную ручку. У нее возникло необъяснимое желание впустить комара. Но она этого не сделала.
Она купила в киоске журнал для беременных и, свернув в трубочку, положила в сумку. Шла и мечтала, как придет домой, будет пить чай и читать журнал... Но семечко выпало куда-то из кармана, и темное облако снова маячило сбоку. Настроение потихоньку портилось и испортилось совсем, когда Юля увидела, что перед подъездом ее ждет испуганная Кассандра.
Юля с Кириллом давно уже подобрали ей подходящую одежду, но сейчас она снова была в своем нелепом костюме хиппи, слишком холодном по нынешней погоде. Выглядела Кассандра так чудно, что Юле захотелось оказаться как можно дальше от нее. Но муж переживал за пациентку, и она, скрепя сердце, подошла и взяла Кассандру за руку:
- Что случилось?
Кассандра помолчала, переминаясь с ноги на ногу, а потом сказала:
- Я ждала тебя. Есть кто-то, о ком ты мне промолчала. С ним плохо, но мы успеем.
Юля испугалась. Она понятия не имела, как нужно вести себя с душевно больными людьми. Первой мыслью было достать телефон и позвонить Кириллу, но она побоялась спугнуть Кассандру. Та продолжала:
- Пойдем. Это очень важно. Пойдем.
- Ты замерзнешь, - ответила Юля. - Давай, я напою тебя чаем? Пойдем домой.
Кассандра отступила на шаг. Ее рука как-то незаметно, сама собой, выскользнула из Юлиной ладони. Юля потянулась, чтобы снова схватить ее. Кассандра отступила еще на шаг, а потом развернулась и пошла прочь от дома, из двора, и дальше, по улице. Юля спешила следом. Она не знала, что делать. Хватать больную девочку, тащить ее домой насильно она не могла - это значило бы участвовать в скандале, на который глазели бы и уличные прохожие и зеваки в окнах домов. Подвести Кирилла и потерять его пациентку Юля не могла тоже. Она шла следом, постепенно понимая, что Кассандра спешит к Андрюшкиному саду.
- Еще можно успеть, - бросила Кассандра через плечо.
- Постой! - крикнула Юля и прибавила шаг. Она шагала почти рядом с девушкой и стыдилась того, что прохожие видят ее в компании умалишенной, одетой в странные одежды. Юлю передергивало от холода, когда она смотрела на голые пятки в сандалиях, или когда порыв северного ветра отбрасывал в сторону грубый лоскут плаща, обнажая покрытую мурашками тонкую руку.
Показался угол детского сада. Да, Кассандра направлялась туда. Юля уже видела участок, на котором гуляла Андрюшкина группа, видела Тамару Васильевну, которая, нахохлившись, сидела на скамейке. Воротник ее пальто был поднят, голова втянута в плечи. Руки воспитательница спрятала в рукава куртки, как в муфту. Юля остановилась, разглядывая детей. Витя отбирал у Тани ведро. Оксана с Мариной катались с горки. Димка, Егор и Вася бесцельно нарезали вокруг них круги, и только родной синей курточки с серыми широкими полосами не было видно.
- Пойдем, - шепнула где-то рядом Кассандра. - Еще можно успеть.
Но Юля думала теперь только об Андрюшке. Где он? Она шагнула вперед, чтобы спросить Тамару Васильевну, как вдруг Кассандра шепнула снова:
- Поздно. Не успели, - и с этими словами бросилась бежать в другую сторону. Проклиная все на свете, Юля бросилась за ней. Кассандра, впрочем, не убежала далеко. Остановилась тут же, у решетки сада, у слепого участка между трансформаторной будкой и задней стенкой веранды, под крышей которой дети гуляли в дождь. Там был Андрюшка. Скрытый от всех, он просовывал голову сквозь прутья решетки. Лицо было плотно прижато к ним и медленно продвигалось вперед. Секунда... Юля услышала шуршащий, немного влажный звук, с которым голова протиснулась между прутьями. Шапка скользнула назад, помедлила немного, балансируя на краешке воротника, и упала на землю.
Юля бросилась к сыну. Тот в ужасе замер, словно только теперь осознал, что наделал. Он стоял и смотрел на маму огромными влажными глазами. Она бросилась перед ним на колени, обняла, просунув руки сквозь прутья.
- Тихо, мама сейчас тебя вынет... - начала было Юля, но тут Андрюшка, замычав, как мычат немые, дернулся, будто от удара тока. Его затылок часто-часто забился о прутья решетки, голова завертелась, наклоняясь то вправо, то влево. Он был в панике. Он хотел выбраться. Сейчас. Немедленно.
- Ты только успокойся, и я тебя выну! - говорила Юля, но он не слышал ее, словно был совсем один.
Это было страшно. Юля изо всех сил сжимала сына руками, пытаясь остановить конвульсии, каждую секунду боясь услышать, как от неосторожного рывка сломается шея.
Потом, обессилев, Андрюшка начал оседать вниз. Его подбородок почти касался поперечного прута.
- Стой, ну пожалуйста, стой! - просила Юля, изо всех сил подтягивая его вверх. Куртка скользила, вырывалась из пальцев. Нежное детское горло приближалось к пруту, ощерившемуся струпьями слезающей краски. Потом Андрюшка снова бился и снова оседал, и Юле казалось, что так происходит целую вечность, хотя не прошло и минуты. Он должен был или сломать шею, или повиснуть на перекладине. Казалось, третьего не дано. Слезы катились из Юлиных глаз, руки отчаянно вцеплялись в сына, пытаясь удержать его. Ничего не получалось. Его паника была слишком велика. Она ломала ногти, прижимала и тянула, уговаривала и уговаривала, и плакала. Перед глазами плясали серые кирпичи веранды, ветки куста с едва проклюнувшимися листиками, обрезанный тополь, понизу заросший молодыми побегами. В ушах звучал какой-то мотив, занудная, убаюкивающая песенка. Юля думала, что песня возникла у нее в голове, но она становилась громче, и стало ясно, что поет Кассандра. Юля обернулась, раздраженная и отчаявшаяся, чтобы велеть Кассандре заткнуться, потому что ей казалось: от песни становится только хуже. Она оглянулась и увидела, что Кассандра кружится, странно выгибая руки в кистях. Она уже открыла рот, чтобы обругать сумасшедшую последними словами, но тут вдруг почувствовала, что Андрюшка больше не бьется и не падает. Юля взглянула на сына. Он стоял и смотрел на Кассандру. Просто стоял и смотрел, держась за прутья решетки. Юля опустила руки: осторожно, как если бы боялась уронить карточный домик, на который только что легла последняя карта. Андрюшка стоял смирно. В воздухе пахло размокшей землей и молодыми листьями. Было свежо и тихо. И тогда Юля поднялась с колен и громко позвала на помощь.
Перепуганная Тамара Васильевна вызвала спасателей. Юля - Кирилла, детскую скорую.
Андрюшка так и стоял - тихо и спокойно - все время, пока улыбчивый высоченный спасатель перерезал прутья решетки. Спасатель то приседал, то разгибался, разминая затекшие ноги, и потому казался Юле гигантским насосом. Она смотрела и смотрела на него, и никак не могла отделаться от дурацкого сравнения. Видела только его движения вверх-вниз и яркий солнечный блик на черных волосах. Она даже не поняла, как и когда Кирилл очутился рядом. Пришла в себя только в скорой. Испуганный Андрюшка лежал на носилках. Сама Юля, как оказалось, крепко держала его за руку, а Кирилл молча сидел напротив. Возле него Юля увидела Кассандру.
В больнице резко пахло лекарствами и старой канализацией. Юлю с Андрюшкой провели в просторный кабинет с огромным щелястым окном и желтой щербатой плиткой на полу. В кабинете стояли обитая дерматином кушетка, медицинская ширма и старый полированный стол.
Андрюшку приняла улыбчивая молодая травматолог, потом их водили делать снимки, все это было муторно, долго, и уже понятно было, что с ребенком все в порядке: он начал тихонько постанывать от тоски и просить есть. Наконец их отпустили. Кирилл к тому времени уже уехал на работу; только Кассандра терпеливо дожидалась в маленьком больничном холле, где, обложившись узлами, ждали госпитализации несколько семей из области.
Юля вызвала такси. Когда они все втроем втиснулись на продавленное заднее сиденье старой "Волги", укрытое искусственной шкурой, серой в черную зебровую полоску, Юля ощутила тепло Кассандриного бока, обняла ее за плечи и сказала:
- Спасибо тебе. Всем тебе обязана, - и заплакала.
Заплакал Андрюшка, уставший, голодный, напуганный и наконец-то оживший и понявший, что нужно и можно плакать. Только Кассандра смотрела ясным и немного грустным взглядом без малейшего признака слез.
- Ехать куда? - раздраженно спросил таксист.
Юля назвала адрес. Она приглашала Кассандру к себе, хотела поить ее чаем и долго-долго благодарить, но та приглашения не приняла, сказала, что хочет спать.
Дома Андрюшка тоже стал клевать носом. Юля накормила его и уложила отдохнуть. Небо затянуло плотными серыми тучами, в квартире сгустился полумрак. Юля сидела возле кровати сына, тот сонно хлопал глазами.
- Там котенок был, - вдруг сказал Андрюшка, хотя Юля ни о чем его не спрашивала. - Ма-аленький...
Потом он уснул, и стало еще темнее, словно ради уставшего ребенка в город раньше времени пришла ночь. Юля взглянула в окно и поразилась: на улице мела метель. Ветер бушевал, раздавая широкие пощечины домам и деревьям; снег летел влево, вправо, вверх и вниз, словно сотни сумасшедших размахивали рукавами смирительных рубашек. Белые иголки кололи набухшие, готовые лопнуть почки. Снег манной крупой скользил и перекатывался по асфальту. Юле стало страшно за весну и за зелень, но все кончилось - резко и сразу. Осталось яркое золото холодного солнца и темный свинец уползающей тучи. Снег растаял в пятнадцать минут, и только деревья стояли мокрые и поникшие, похожие на заплаканных после пощечин женщин.
Юля тоже плакала. Долго: кажется, целый день. Когда она очнулась, на улице уже начинало темнеть. Ветер стих, но прохожие шли, закутав шеи в шарфы. Сумасшедший комар хаотично бился в окно, словно испугался, что очнулся после зимней спячки слишком рано. Юля взялась за оконную ручку. У нее возникло необъяснимое желание впустить комара. Но она этого не сделала.