250 лет со дня рождения генерала от инфантерии Петра Петровича Коновницына
Оригинал взят у pereklichka в 250 лет со дня рождения генерала от инфантерии Петра Петровича Коновницына
Петр Петрович Коновницын являл в русской армии удивительный тип честного доброго «солдатского» генерала, который при том был еще и чрезвычайно талантливым квартирмейстером, дельным и храбрым боевым офицером. За это удивительное сочетание он был прославлен многими своими сослуживцами и выделен самим государем.
Биография Петра Петровича была полна странных и неожиданных поворотов, что, впрочем, не редкость для генералов начала XIX века. Будучи отпрыском древнего дворянского рода, он, безусловно, мог рассчитывать на довольно быстрое продвижение по службе. Молодым офицером Коновницын принимал участие в русско-шведской войне 1788-1790 годов, затем, командуя Старооскольским мушкетерским полком, отличился в 1794 году во время боевых действий в Польше, был награжден Георгиевским крестом и чином полковника. К 35 годам он уже успел получить генерал-майора, и… быть отставленным от службы. После чего Коновницын поселился в своем небольшом имении под Гдовом.
Долгие 8 лет просидел Петр Петрович в своей глухой деревне, потеряв практически все связи в столицах и обрастая старосветскими привычками, много читая и пополняя свое общее и военное образование. Однако в 1806 году сумел вырваться из деревенской рутины и, восстановив старые питерские связи, приехать ко двору, получить должность, а затем и место в действующей армии.
Поначалу и государь, и генералитет с некоторым подозрением отнеслись к бывшему затворнику, но уже в ходе Прусской и Шведской кампаний стало ясно, что Коновницын совсем не из того теста, что прочие царедворцы, и являет собой пример прекрасного боевого генерала, готового на быстрые и решительные действия. Одной его операции близ Або в общем хватило бы для того, чтобы понять, что Петр Петрович Коновницын на штабных должностях «штаны просиживать» не собирается.
В период войны со Швецией 1808-1809 годов Коновницын исполнял обязанности дежурного генерала при главнокомандующем русскими войсками в Финляндии, что дало ему ценный опыт штабной работы и подготовило к предстоявшей ответственной роли во время Отечественной войны.
В начале 1812 года Коновницын в чине генерал-лейтенанта командовал 3-й пехотной дивизией в армии Барклая де Толли. 14 июля его дивизия сменила под Островной корпус Остермана-Толстого и, в свою очередь, приняла на себя удар Наполеона, рвавшегося к Витебску. Весь день дивизия героически сдерживала натиск корпусов Мюрата и Богарне, а на следующий день после этого сражения Коновницын с законной гордостью писал жене: «Скажу тебе, мой друг, не посрамился: ни ты, ни дети мои за меня не покраснеют. Я целый день держал самого Наполеона, который хотел обедать в Витебске, но не попал и на ночь, разве на другой день. Наши дерутся как львы».
В сражении под Смоленском раненый Коновницын не покинул поле боя. 16 августа он был назначен Барклаем де Толли начальником общего арьергарда русских армий, отходивших на восток. Прибывший на следующий день к войскам Кутузов утвердил это назначение. На нового начальника легла тяжелая и ответственная задача силами своей дивизии и приданных к ней частей обеспечить спокойный отход русских армий. В течение восьми суток арьергард Коновницына вел почти непрерывный бой с Мюратом, шедшим во главе французских войск вплотную за русской армией. Фактически в эти дни войска Коновницына были вынуждены каждый день давать отпор всей Великой армии, используя все возможные преимущества местности. Благодаря стойкости и искусным действиям арьергарда главные русские силы отходили в полном порядке, без потерь и спокойно развернулись на Бородинских позициях.
Под Бородином дивизия Коновницына стала на крайнем левом фланге, у Старой Смоленской дороги, но вскоре, когда выяснилось направление главного удара противника, Багратион послал за нею. Дивизия подоспела к Багратионовым флешам к 10 часам утра и штыковым ударом выбила оттуда уже в четвертый раз ворвавшихся во флеши французов. Когда во время одной из последующих атак Багратион был тяжело ранен и унесен с поля боя, Коновницын принял на себя командование 2-й армией и руководил ее действиями до прибытия посланного Кутузовым Дохтурова. Под Бородином Коновницын был дважды контужен.
На совете в Филях честный Коновницын был одним из тех, кто высказывался против сдачи Москвы, однако послушно подчинился решению Кутузова. После оставления Москвы он был назначен дежурным генералом штаба Кутузова. На этом посту он проявил необычайно кипучую деятельность. Разрешая себе спать не больше трех-четырех часов в сутки, он работал день и ночь, принимая прибывавшие в Тарутинский лагерь пополнения, распределяя их по дивизиям и корпусам, руководя обучением войск и подготовкой их к предстоявшим боевым действиям. Неутомимости Коновницына во многом была обязана русская армия, выросшая и окрепшая за время стоянки под Тарутином. Но, будучи незаменимым штабным работником, он постоянно рвался в бой. Существует рассказ очевидца, что однажды своими повторными просьбами отпустить его на поле сражения Коновницын довел любившего и знавшего ему цену Кутузова до того, что фельдмаршал в сердцах воскликнул: «Отвяжись ты от меня и ступай куда хочешь». Насколько Кутузов ценил Коновницына, бывшего его правой рукой, показывают обращенные к нему слова фельдмаршала во время сражения под Малоярославцем: «Петр Петрович! Ты знаешь, как я берегу тебя, и всегда упрашиваю не кидаться в огонь, но теперь прошу тебя - очисти город!».
В должности дежурного генерала Коновницын находился при Кутузове во все время преследования наполеоновской армии, вплоть до занятия русскими войсками Вильны. В ходе контрнаступления сражался при Тарутине, Малоярославце, Вязьме и Красном Назначенный в начале кампании 1813 года командиром гренадерского корпуса, он был ранен в первом же крупном сражении - под Люценом - и выбыл из строя.
Историк Е.В. Тарле говорит, что многие из сослуживцев П.П. Коновницына отмечали его чрезвычайную доброту в обращении как с офицерами, так и с солдатами: при отступлении русской армии до Москвы он «сплошь и рядом позволял своим солдатам брать с собой желающих уехать со своим добром жителей, так что его полки походили издали на какие-то движущиеся таборы».
Очень показательны воспоминания историка, участника событий и сослуживца П.П. Коновницына А.И. Михайловского-Данилевского, который писал в дневниках о нем следующее:
«Генерал Коновницын в нашей армии являл собою модель храбрости и надежности, на которого можно всегда положиться... Этот человек, достойный уважения во всех отношениях, сделал больше, чем любой другой генерал для спасения России, и эта заслуга сейчас забыта. Но он навсегда сохранит в нашей истории имя, которое зависть не сможет вырвать из этой памяти.
Я не буду говорить о его победах в Витебске и Смоленске, где он один командовал армией, я не буду говорить о его подвигах, как блестящего генерала арьергарда, но я скажу только одно, что после того, как врагу сдали Москву, наша армия находилась в состоянии полной дезорганизации, когда все отчаивались в спасении Родины. Князь Кутузов и все его генералы просили генерала Коновницына встать во главе генерального штаба армии. Он принял этот труднейший пост в Красной Пахре, и он исполнял его со всей возможной ревностью и энергией, и ему удалось сформировать из самой разбредшейся, самой дезорганизованной армии, первую армию мира, которая побивала Наполеона и всю Европу, объединившуюся против нас.
Во всех последующих делах, которые произошли после, он был первым во главе наших колонн. Именно он командовал лично вечно памятными битвами при Тарутине и Малоярославце. Это подлинный русский, который умеет по-настоящему ценить доблесть и знает подлинную цену иностранцам. «Никогда, - говорит он, - я не дам иностранцу звания генерала. Давайте им денег, сколько хотите, но не давайте почестей, потому что это - наемники». Что касается меня, то я почитаю себя счастливым своим знакомством с ним. Люди, подобные ему, редки. И когда он умрет, я напишу на его могиле: «Sit tibi terra levis»... Коновницын только раз посоветовал отступить. Это было в Красной Пахре».
О. Поляков
Петр Петрович Коновницын являл в русской армии удивительный тип честного доброго «солдатского» генерала, который при том был еще и чрезвычайно талантливым квартирмейстером, дельным и храбрым боевым офицером. За это удивительное сочетание он был прославлен многими своими сослуживцами и выделен самим государем.
Биография Петра Петровича была полна странных и неожиданных поворотов, что, впрочем, не редкость для генералов начала XIX века. Будучи отпрыском древнего дворянского рода, он, безусловно, мог рассчитывать на довольно быстрое продвижение по службе. Молодым офицером Коновницын принимал участие в русско-шведской войне 1788-1790 годов, затем, командуя Старооскольским мушкетерским полком, отличился в 1794 году во время боевых действий в Польше, был награжден Георгиевским крестом и чином полковника. К 35 годам он уже успел получить генерал-майора, и… быть отставленным от службы. После чего Коновницын поселился в своем небольшом имении под Гдовом.
Долгие 8 лет просидел Петр Петрович в своей глухой деревне, потеряв практически все связи в столицах и обрастая старосветскими привычками, много читая и пополняя свое общее и военное образование. Однако в 1806 году сумел вырваться из деревенской рутины и, восстановив старые питерские связи, приехать ко двору, получить должность, а затем и место в действующей армии.
Поначалу и государь, и генералитет с некоторым подозрением отнеслись к бывшему затворнику, но уже в ходе Прусской и Шведской кампаний стало ясно, что Коновницын совсем не из того теста, что прочие царедворцы, и являет собой пример прекрасного боевого генерала, готового на быстрые и решительные действия. Одной его операции близ Або в общем хватило бы для того, чтобы понять, что Петр Петрович Коновницын на штабных должностях «штаны просиживать» не собирается.
В период войны со Швецией 1808-1809 годов Коновницын исполнял обязанности дежурного генерала при главнокомандующем русскими войсками в Финляндии, что дало ему ценный опыт штабной работы и подготовило к предстоявшей ответственной роли во время Отечественной войны.
В начале 1812 года Коновницын в чине генерал-лейтенанта командовал 3-й пехотной дивизией в армии Барклая де Толли. 14 июля его дивизия сменила под Островной корпус Остермана-Толстого и, в свою очередь, приняла на себя удар Наполеона, рвавшегося к Витебску. Весь день дивизия героически сдерживала натиск корпусов Мюрата и Богарне, а на следующий день после этого сражения Коновницын с законной гордостью писал жене: «Скажу тебе, мой друг, не посрамился: ни ты, ни дети мои за меня не покраснеют. Я целый день держал самого Наполеона, который хотел обедать в Витебске, но не попал и на ночь, разве на другой день. Наши дерутся как львы».
В сражении под Смоленском раненый Коновницын не покинул поле боя. 16 августа он был назначен Барклаем де Толли начальником общего арьергарда русских армий, отходивших на восток. Прибывший на следующий день к войскам Кутузов утвердил это назначение. На нового начальника легла тяжелая и ответственная задача силами своей дивизии и приданных к ней частей обеспечить спокойный отход русских армий. В течение восьми суток арьергард Коновницына вел почти непрерывный бой с Мюратом, шедшим во главе французских войск вплотную за русской армией. Фактически в эти дни войска Коновницына были вынуждены каждый день давать отпор всей Великой армии, используя все возможные преимущества местности. Благодаря стойкости и искусным действиям арьергарда главные русские силы отходили в полном порядке, без потерь и спокойно развернулись на Бородинских позициях.
Под Бородином дивизия Коновницына стала на крайнем левом фланге, у Старой Смоленской дороги, но вскоре, когда выяснилось направление главного удара противника, Багратион послал за нею. Дивизия подоспела к Багратионовым флешам к 10 часам утра и штыковым ударом выбила оттуда уже в четвертый раз ворвавшихся во флеши французов. Когда во время одной из последующих атак Багратион был тяжело ранен и унесен с поля боя, Коновницын принял на себя командование 2-й армией и руководил ее действиями до прибытия посланного Кутузовым Дохтурова. Под Бородином Коновницын был дважды контужен.
На совете в Филях честный Коновницын был одним из тех, кто высказывался против сдачи Москвы, однако послушно подчинился решению Кутузова. После оставления Москвы он был назначен дежурным генералом штаба Кутузова. На этом посту он проявил необычайно кипучую деятельность. Разрешая себе спать не больше трех-четырех часов в сутки, он работал день и ночь, принимая прибывавшие в Тарутинский лагерь пополнения, распределяя их по дивизиям и корпусам, руководя обучением войск и подготовкой их к предстоявшим боевым действиям. Неутомимости Коновницына во многом была обязана русская армия, выросшая и окрепшая за время стоянки под Тарутином. Но, будучи незаменимым штабным работником, он постоянно рвался в бой. Существует рассказ очевидца, что однажды своими повторными просьбами отпустить его на поле сражения Коновницын довел любившего и знавшего ему цену Кутузова до того, что фельдмаршал в сердцах воскликнул: «Отвяжись ты от меня и ступай куда хочешь». Насколько Кутузов ценил Коновницына, бывшего его правой рукой, показывают обращенные к нему слова фельдмаршала во время сражения под Малоярославцем: «Петр Петрович! Ты знаешь, как я берегу тебя, и всегда упрашиваю не кидаться в огонь, но теперь прошу тебя - очисти город!».
В должности дежурного генерала Коновницын находился при Кутузове во все время преследования наполеоновской армии, вплоть до занятия русскими войсками Вильны. В ходе контрнаступления сражался при Тарутине, Малоярославце, Вязьме и Красном Назначенный в начале кампании 1813 года командиром гренадерского корпуса, он был ранен в первом же крупном сражении - под Люценом - и выбыл из строя.
Историк Е.В. Тарле говорит, что многие из сослуживцев П.П. Коновницына отмечали его чрезвычайную доброту в обращении как с офицерами, так и с солдатами: при отступлении русской армии до Москвы он «сплошь и рядом позволял своим солдатам брать с собой желающих уехать со своим добром жителей, так что его полки походили издали на какие-то движущиеся таборы».
Очень показательны воспоминания историка, участника событий и сослуживца П.П. Коновницына А.И. Михайловского-Данилевского, который писал в дневниках о нем следующее:
«Генерал Коновницын в нашей армии являл собою модель храбрости и надежности, на которого можно всегда положиться... Этот человек, достойный уважения во всех отношениях, сделал больше, чем любой другой генерал для спасения России, и эта заслуга сейчас забыта. Но он навсегда сохранит в нашей истории имя, которое зависть не сможет вырвать из этой памяти.
Я не буду говорить о его победах в Витебске и Смоленске, где он один командовал армией, я не буду говорить о его подвигах, как блестящего генерала арьергарда, но я скажу только одно, что после того, как врагу сдали Москву, наша армия находилась в состоянии полной дезорганизации, когда все отчаивались в спасении Родины. Князь Кутузов и все его генералы просили генерала Коновницына встать во главе генерального штаба армии. Он принял этот труднейший пост в Красной Пахре, и он исполнял его со всей возможной ревностью и энергией, и ему удалось сформировать из самой разбредшейся, самой дезорганизованной армии, первую армию мира, которая побивала Наполеона и всю Европу, объединившуюся против нас.
Во всех последующих делах, которые произошли после, он был первым во главе наших колонн. Именно он командовал лично вечно памятными битвами при Тарутине и Малоярославце. Это подлинный русский, который умеет по-настоящему ценить доблесть и знает подлинную цену иностранцам. «Никогда, - говорит он, - я не дам иностранцу звания генерала. Давайте им денег, сколько хотите, но не давайте почестей, потому что это - наемники». Что касается меня, то я почитаю себя счастливым своим знакомством с ним. Люди, подобные ему, редки. И когда он умрет, я напишу на его могиле: «Sit tibi terra levis»... Коновницын только раз посоветовал отступить. Это было в Красной Пахре».
О. Поляков