Как проходимцы манипулируют дурачками на change.org
Почему врут учёные
Истории, когда численность животных подправляют учёные самых разных научных структур, от WCS до Российской академии наук, наиболее хрестоматийны. Расскажу опять про пример из своей жизни. Когда я только приехал на юг Дальнего Востока и Всемирный фонд дикой природы WWF поручил мне проектный цикл по сохранению леопарда, я бегло ознакомился с делами и сразу понял, что исходный посыл кампании «Их осталось только тридцать» содержит изрядное количество лукавства. Я поделился сомнением с местным функционером Фонда и услышал почти буквально следующее: «Мы тебе не идиоты. Зарплату получать хочешь? Деньги на проект тебе нужны? Если сбавить накал страсти, денег на леопарда не дадут. Сказали тридцать - значит тридцать!»
Через несколько лет маститый учёный, доктор наук ДВО РАН, едва не впал в истерику, когда одному из весьма квалифицированных исследователей (но не вполне лояльному к идее тотального грантопаразитизма на леопарде человеку) поручили курировать учёт на одном из участков ареала этого зверя. «Нельзя ему давать ответственность! Он зверей больше насчитает!»
Недавнее обнародование реальной численности - между 70 и 90 особями - я отношу сугубо за счёт того, что в процесс учёта оказалось вовлечено слишком много посторонних и незаинтересованных лиц (в том числе китайские исследователи), почему сохранение круговой поруки оказалось невозможным.
Одно из проявлений того же процесса вранья, основанного на намеренно искажённых данных, мы видим в случае попытки внесения в Красную книгу России гималайского медведя. Официально его численность на юге Дальнего Востока России составляет 6380 особей. При этом бурого медведя на той же территории обитает 5600. Так вот, как человек, много ходивший по дальневосточной тайге, заявляю, что встречаемость следов бурого медведя примерно вдвое меньше, чем гималайского. То есть даже объявленная численность гималайца довольно сильно занижена.
И что же?
Бурый медведь остаётся промысловым лицензионным видом, а гималайский со дня на день будет записан в особо охраняемые. А одним из главных аргументов для его внесения в этот список является публичная петиция, подписанная более чем ста тысячами пользователей соцсетей из европейских мегаполисов России и инспирированная... вот тем самым доктором наук, который требовал, чтобы леопардов не насчитали слишком много.
Надо понимать, что сегодня относительная объективность в зоологических исследованиях сохранилась лишь в тех направлениях, за которыми не стоит значительного финансирования - скажем, систематика пауков или леммингов. Как только дело касается какого-то ресурсного вида - промыслового или особо охраняемого - объективность исчезает даже у, казалось бы, совершенно вменяемых людей. Идёт ли речь о получении лимитов на лося в деревне Гадюкино или о распределении гранта на изучение и охрану кулика-лопатня, везде включаются одни и те же механизмы. Исследователи перестают быть исследователями и становятся выразителями воли и намерений ресурсно-политических группировок. Большое количество примитивных фальсификаторов и жуликов среди наших исследователей, к сожалению, ещё более усугубляет проблему. Разница между группировками состоит разве что в том, что та, которую мы условно назовём «за охотников», в целом менее образована и больше склонна ко всяким завиральным идеям, а та, что «за экологию», обычно бегло говорит по-английски и способна красиво подавать результаты. Цена же этим результатам и в первом, и во втором случае совершенно одинакова, как только добираешься до сути через псевдоформулы и словоблудие.
Источник и полный текст
Истории, когда численность животных подправляют учёные самых разных научных структур, от WCS до Российской академии наук, наиболее хрестоматийны. Расскажу опять про пример из своей жизни. Когда я только приехал на юг Дальнего Востока и Всемирный фонд дикой природы WWF поручил мне проектный цикл по сохранению леопарда, я бегло ознакомился с делами и сразу понял, что исходный посыл кампании «Их осталось только тридцать» содержит изрядное количество лукавства. Я поделился сомнением с местным функционером Фонда и услышал почти буквально следующее: «Мы тебе не идиоты. Зарплату получать хочешь? Деньги на проект тебе нужны? Если сбавить накал страсти, денег на леопарда не дадут. Сказали тридцать - значит тридцать!»
Через несколько лет маститый учёный, доктор наук ДВО РАН, едва не впал в истерику, когда одному из весьма квалифицированных исследователей (но не вполне лояльному к идее тотального грантопаразитизма на леопарде человеку) поручили курировать учёт на одном из участков ареала этого зверя. «Нельзя ему давать ответственность! Он зверей больше насчитает!»
Недавнее обнародование реальной численности - между 70 и 90 особями - я отношу сугубо за счёт того, что в процесс учёта оказалось вовлечено слишком много посторонних и незаинтересованных лиц (в том числе китайские исследователи), почему сохранение круговой поруки оказалось невозможным.
Одно из проявлений того же процесса вранья, основанного на намеренно искажённых данных, мы видим в случае попытки внесения в Красную книгу России гималайского медведя. Официально его численность на юге Дальнего Востока России составляет 6380 особей. При этом бурого медведя на той же территории обитает 5600. Так вот, как человек, много ходивший по дальневосточной тайге, заявляю, что встречаемость следов бурого медведя примерно вдвое меньше, чем гималайского. То есть даже объявленная численность гималайца довольно сильно занижена.
И что же?
Бурый медведь остаётся промысловым лицензионным видом, а гималайский со дня на день будет записан в особо охраняемые. А одним из главных аргументов для его внесения в этот список является публичная петиция, подписанная более чем ста тысячами пользователей соцсетей из европейских мегаполисов России и инспирированная... вот тем самым доктором наук, который требовал, чтобы леопардов не насчитали слишком много.
Надо понимать, что сегодня относительная объективность в зоологических исследованиях сохранилась лишь в тех направлениях, за которыми не стоит значительного финансирования - скажем, систематика пауков или леммингов. Как только дело касается какого-то ресурсного вида - промыслового или особо охраняемого - объективность исчезает даже у, казалось бы, совершенно вменяемых людей. Идёт ли речь о получении лимитов на лося в деревне Гадюкино или о распределении гранта на изучение и охрану кулика-лопатня, везде включаются одни и те же механизмы. Исследователи перестают быть исследователями и становятся выразителями воли и намерений ресурсно-политических группировок. Большое количество примитивных фальсификаторов и жуликов среди наших исследователей, к сожалению, ещё более усугубляет проблему. Разница между группировками состоит разве что в том, что та, которую мы условно назовём «за охотников», в целом менее образована и больше склонна ко всяким завиральным идеям, а та, что «за экологию», обычно бегло говорит по-английски и способна красиво подавать результаты. Цена же этим результатам и в первом, и во втором случае совершенно одинакова, как только добираешься до сути через псевдоформулы и словоблудие.
Источник и полный текст