«Жуёшь мясо мамонта, как безвкусную тряпку…»
О «лежащих под ногами» мамонтах, о вкусе их мяса, шерстистых носорогах, «черных копателях» и честном бизнесе на бивнях и древних костях, краже из выставочного зала научного Института, лжи японца во имя экспедиции и многом другом - в интервью с человеком, которого телеканал «Discavery» назвал «императором коммерческой палеонтологии России». В интернет выкладывается ВПЕРВЫЕ!
Клонирование мамонта - великая мистификация
Федор Касперович Шидловский - не доктор и даже не кандидат наук. Но, тем не менее он стал экспертом по Ледниковому периоду Земли и его обитателям. Его коллекции рогов и костей шерстистого носорога (обитавшего 40 тысяч лет назад), ископаемых пещерных медведей, львов, мамонтов - уникальна и не имеет аналогов в мире. Федор Касперович известен и как гендиректор частного музея на ВВЦ (бывшее ВДНХ). Немецкого телеканал «Discavery» в запальчивости назвал его «император коммерческой палеонтологии России». Не больше и не меньше! По масштабу личности Шидловского можно было бы назвать русским самородком. Если бы он не был российским этническим немцем. Но что он патриот страны - это не подлежит сомнению. И нет человека, больше болеющего за то, чтобы «древние кости не погибли и остались в России». С Федором Шидловским у нас сегодня откровенный разговор о том, что лежит под ногами.
Федор Шидловский в одной из экспедиций
- Давайте, Федор Касперович, сразу о Подмосковье. Говорят, Вы сделали здесь свои личные открытия…
- Это не совсем корректно. Пальму первенства я бы оставил за краеведческими музеями Московской области, где собран богатый ископаемый материал. Просто древние кости надо уметь найти. А кто у нас главные естествопознаватели? Обычно дети, которые везде ищут. Себя помню в детстве - это ж фантастика! Любую раздавленную лягушку расковыряю, в любую щель полезу... В 1990 году, уже занимаясь палеонтологией, я сдружился с мастерами-косторезами из Хотьково Сергиево-Посадского района, поддерживал их.
И вот во время нашей маевки на речке Воря, пока жарились шашлыки, я обратил внимание на подмытый берег. Геологический срез знающему человеку всегда интересен, потому что река вымывает хранимое тысячелетиями. Мне повезло: в грунте, среди глиноземов, проступали останки нижней челюсти мамонтенка. А ниже по течению в отмели лежал еще фрагмент - разрушенная берцовая кость мамонта. Вы ведь знаете, что 50 тысяч лет назад на месте нынешнего Подмосковья были арктические степи с прекрасной травой. Это было царство мамонтовой флоры, ее расцвет. Здесь водились - правда, не густо - щерстистые носороги. Здесь были свои местные мамонты, которые находили корм даже зимой. А летом сюда шли более крупные миграционные мамонты с юга, настоящие гиганты…
- Удивительно, что подмосковные жители ничего не знают про эти следы…
- Вы натолкнули меня на мысль: надо сделать в музее Ледникового периода на ВВЦ уголок Подмосковья. А то, что в средней полосе мамонтовых следов мало, не удивительно - здесь сохранились лишь останки, что оказались под завалом плотных грунтов без доступа кислорода. Иное дело Север, где в вечной мерзлоте нет окислительных и разрушительных процессов.
Загляните в наш московский музей на ВВЦ: там выставлены кости с фрагментами шкур, мягких тканей - например, сохранившаяся до наших дней волосатая нога древней лошади, которой 40 тысяч лет. Кстати, питалась эта лошадка не одной травой, но и зайчиками, лемингами, сусликами - всем подряд. И заметьте: мягкие ткани этой лошади мы не держим в холодильнике - потому что за тысячи лет в мерзлоте произошло естественное выщелачивание жиров, остался только белок тканей. Вот почему такое мясо трудно кушать - всё равно, что жевать вашу кожаную куртку…
- - А Вы ели это мясо?
- Лошадь - не ел, но мясо мамонта попробовал. Однажды в 1991 году мы были на охоте в Сибири на берегу Восточно-Сибирского моря. И к нашей стоянке повадился ходить белый медведь. Оказалось, шторм обнажил в береге тушу мамонтенка, вот медведь и устроил столовую...
Кстати, почему-то все хищники, да и собаки, просто занюхиваются мамонтовым мясом. Когда медведя прогнали, то нашего резвого щенка - четерехмесячную лаечку Шарика - было не оттащить от мамонта, которого он грыз. Мы тоже решили попробовать вкус мамонтятины. Я отрубил топором мягкий кусок черного мяса и четыре часа варил на костре. Но кушать мамонта всё равно было невозможно - будто жуешь безвкусную волокнистую тряпку…
- Прежде, чем перейти к Вашим северным находкам, расскажите о своих корнях, Федор Касперович…
- Мои предки - российские немцы, я родился во времена СССР в Северном Казахстане, в немецкой деревне Келлеровка. Кстати, мой отец Фридрих Саттер - первый немец-комсомолец в России. Когда мне было три месяца от роду, умерла мама, оставив шестерых детей. И тогда родной брат матери, дядя Каспер Шидловский, увез меня к себе и воспитал в своей семье. Так я стал по отчеству Касперовичем - с материнской фамилией Шидловский. После распада СССР немецкая родня, побросав дома, уехала в Германию - не от хорошего отношения казахов, конечно. Почему не уехал я в благополучную страну? Наверное, потому, что ощущал себя (как ни громко сказано) патриотом. И у меня было в России новое, покорившее дело - после вуза по распределению я поехал в якутский город Среднеколымск, на Колыму, в Колым-Индигирский авиационный отряд. Там в мою жизнь мощно вошла палеонтология…
- О том, как Вы нашли в тайге кость мамонта, положившую начало коллекции, не писал только ленивый…
- Это, кстати, случилось на реке Березовке, правом притоке Колымы, - в тех местах, где в 1900 году охотником-эвеном Семеном Тарабыкиным в вечной мерзлоте был найден легендарный «Березовский мамонт». Впервые в распоряжении ученых оказался не только сохранившийся целиком косматый самец, умерший 44 тысячи лет назад, но и все его мягкие ткани и органы, его шерсть, кровь. «Березовского мамонта» отвезли в Петербург, даже император с семьей ходил на него смотреть.
Конечно, мои находки 80-90-х годов не столь сенсационны. Но я влюбился в те места, свободное время тратил на лазание по тундре, лесотундре, речкам. Местное население подбирало лишь бивни мамонта, зная, что это косторезный товар. А я искал и находил не только бивни, но и косточки. А их за миллион лет мамонтовой эры земля изрядно скопила! Поэтому за 15 лет работы на Севере у меня собралась серьезная палеонтологическая коллекция. Это побудило меня - авиационного инженера-конструктора - сесть за учебники по палеонтологии. За годы, проведенные на Севере, я лишь однажды - в 1985 году - брал отпуск на Большую землю. И то с целью посидеть в московских библиотеках.
Тогда же я завел знакомства с учеными и лаборантами Института палеонтологии РАН, они поделились со мной атласами скелетов животных, научной литературой. Помню, знакомство с учеными как-то обернулось для меня конфузом. Однажды я похвастался, что знаю захоронение нетронутого целого скелета мамонта. А целых скелетов, скажу вам, в мире найдено не более двадцати… Тогда были трудные для науки годы, о дорогостоящей экспедиции в Якутию ученые не смели и мечтать. Но загорелись идеей и научили меня, как мамонта грамотно из породы изъять и упаковать.
Каково же было мое горе, когда на месте захоронения я не нашел мамонта: его по весне снесло половодьем. Мне было так стыдно, что я несколько лет в Институт палеонтологии носа не показывал…
- Расскажите, однако, как пришли в коммерцию.
- Я полагаю, что наука и коммерция должны идти рука об руку. Вы хоть знаете, что все музеи дореволюционной России были созданы исключительно частными лицами - тот же Дарвиновский музей в Москве стал государственным лишь после революции? Начинал я, конечно, с бивней мамонта, с их продаж. И, знаете, почему? С ростом известности моей коллекции ко мне зачастили авантюристы и перекупщики бивней с предложениями. Меня тогда это очень заело: если они, не имея своего материала, могут быть в этом бизнесе, то почему же я не смогу? Со временем я открыл для себя иные формы заработка: это так называемые «реплики» - то есть, реконструкции древних животных. Я придумал, что можно продавать сборные скелеты мамонтов. То есть, у нас сейчас целый альянс людей, увлеченных этим делом, со многими я работал еще на Колыме. Мы ездим в экспедиции и собираем все найденные косточки, складируем по составу и размерам. А когда из костей «подбирается», скажем, мамонт подходящего размера, то монтируем его для продажи. Такой «сборный» скелет не имеет научной ценности, поскольку по нему не проследишь эволюционные процессы. Но познавательную и музейную ценность он имеет…
- Вы как-то быстро соскочили с бивней! Хотелось подробней узнать про этот бизнес…
- Интерес к бивням существовал всегда. В 1895 года в Иркутске только за один день на торгах были проданы 900 пудов кости мамонта. Кстати, по высокой цене - за 1 рубль 16 копеек пуд (а на 10 рублей тогда можно было купить полкоровы). В советское время продажа этой кости потеряла значение, в основном это были госпоставки на косторезные фабрики. Эти фабрики в Тобольске, Якутске, Архангельске, на родине Ломоносова в Холмогорье все в одночасье закрылись в перестройку. Так что следующий всплеск коммерческого спроса на бивни мамонта в России пришелся на постперестроечный период и открытие у нас свободного рынка. И, конечно, на кампанию по защите слона…
- Причем здесь слон?
- А его популяцию к концу XX века мощно выбили браконьеры. Ведь страны, где водятся слоны, - самые нищие. В 1970 году годовой доход на душу населения в Кении был всего12 долларов - это 1 доллар в месяц на человека. Поэтому проданный бивень слона становился очень лакомым объектом, который способен был накормить семью. Борясь с браконьерами, ЮНЕСКО в 1980-е годы вообще запретило в цивилизованных странах производство изделий из слонового бивня. К тому времени истребление слонов перешло границы. Индийскому слону еще повезло - у него маленькие бивни, а у самок иногда их вообще нет. Да и африканский слон под прессом оружейного огня стал адаптироваться - у него размеры бивней стали резко изменяться в сторону уменьшения. Частично потому, что выбивали генофонд - ведь браконьер старается убить слона как можно с большими бивнями. Да и самосохранение вида сработало.
Когда после запретов ЮНЕСКО косторезы всего мира лишились слоновой кости, на рынке срочно потребовалась замена. И она пришла в виде бивней мамонта из России, из розоватой на свет кости, благородной под резцом мастера. Не забывайте, что 1987-м мы открыли границы для торговли - и Россия, где сделано 96 процентов мамонтовых находок, стала интересным игроком на рынке. Тогда я организовал свою самую первую выставку древних животных и повез удивлять ей Германию…
- Это как раз время, когда Вы обрели славу «императора коммерческой палеонтологии России»?
- Это глупое определение мне дали в фильме, который был отснят немецким телевизионным каналом «Discavery». Но я думаю, что оно тенденциозно. Редактор фильма, побыв в Сибири 10 дней, общался со мной всего 15 минут. Его задачей было показать только коммерческую сторону палеонтологии: насколько, мол, цивилизованно всё делается в США, насколько малоцивилизованно в России - и как варварски в Китае. В том сюжете было много вранья в духе показа дикости «русского медведя» - вплоть до утверждений, что русский экспедиционный самолет якобы вели пьяные пилоты. Я думаю, создатель фильма даже не понял, чем же я занимаюсь в самом деле.
А ведь уже тогда я мечтал о создании нового по смыслу палеонтологического музея-театра, куда каждый может придти и руками погладить мамонта, - и эту мечту пронес сквозь годы и воплотил сейчас в 71-м павильоне на ВВЦ в Москве. Там не «лептина», как во многих музеях (поэтому «экспонат» не дают трогать!), не пластик, не фальшь - там реальные осязаемые находки: рога шерстистого носорога, уникальные черепа пещерных львов и медведей, редкие скелеты животных Ледникового периода.
- Однако Вы один из удачливых людей на этом поприще…
- По духу я не бизнесмен, и по моим правилам другой бы уж давно разорился. И со многими подчиненными я не только делами связан - с тем в авиаотряде в Среднеколымске сдружился, а этот, отличный косторез, мне ребенка крестил (я ведь к тому же отец пятерых детей!). А не вылетаю в трубу потому, что больно эксклюзивный у нас вид деятельности, соперников нет. Вот Якутия ко мне ревностно относится: Шидловский, мол, на наших мамонтах славу делает, а что же мы? И каждый год то Всемирный музей мамонта затевает, то французов без всякого опыта подтягивает, то компании создает, которые вскоре банкротятся. Потому что 28 лет моего опыта и пути совершенства в этом деле махом не перепрыгнешь.
Или почему я с каким-то странным упорством, по сути, омертвляя свой капитал, себе в убыток лет 15-16 занимался поддержкой мастеров-косторезов с закрывшихся фабрик? Но ведь теперь, когда бизнес бивней сошел на нет из-за инфляции, именно отечественная «косторезка» начала кормить. Я верно учуял вектор! В стране растет интерес к древностям - недавно роскошный череп мамонта приобрел для слонария Московский зоопарк. И мне было радостно не только выполнить этот значимый дизайнерский проект, но и осознать то, что палеонтологические заказы уже требуются нам, а не загранице. Несколько бивней купили «Лукойл» и «Сургутнефть». Берут изделия известных мастеров резьбы депутаты, бизнесмены. Нашу «косторезку» покупает Россия, шедевры остаются дома - вот что мне приятно.
- Вы можете назвать имена выдающихся косторезов, на которых еще держится русская «мамонтовая» традиция?
- Охотно. Это Осиповы - особенно мэтр: сам Геннадий Федорович Осипов. Это Буторин Николай. Это Зачиняев Николай. Это Гурьев Алексей. Это Ануфриев. Это Черняков. Это Гусевы, Саламакины. Да, Виктора Ватлина я чуть не забыл - это чудеснейший косторез. Так что искусство это не умерло. Только боюсь, что преемственности кадров нет. Ведь прежние школы и фабрики - они давали династии. А теперь разве что у Лоховых смена растет - молодой Олег Лохов, думаю, даже отца переплюнул. Но это, к сожалению, сейчас скорей как исключение…
Кстати, именно к косторезам я обратился, когда начал заниматься «реконструкциями» скелетов животных - ведь эти люди хорошо понимают не только материал, но и строение скелетов, анатомию зверей.
- А где, по-вашему, лежит граница между легальным бизнесом в палеонтологии и криминалом?
- Я отрицательно отношусь к «черным копателям», которые грабят заповедные зоны и пещеры на Алтае, Среднем и Северном Урале. На работы уникальных захоронениях животных, действительно, нужны лицензии, так называемые открытые листы на посещения. А по таежной речке, пожалуйста, иди и сборный материал собирай. Раз земля дала на-гора и косточку освободила, то этот бивень лет через 20 развалится, если не подобрать и не сохранить. А насчет криминала в нашем деле…
Знаете, когда нравственная планка общества упала во всех отношениях, это не минуло тех, кто должен печься об охране древностей. И в науке сейчас есть те, кто публично словоблудит, а на деле дает разрешение грабить заповедники под прикрытием научных лицензий.
Или вот интересный момент. У нас за последние 15 лет при плохой учетности исчезли все серьезные музейные экспонаты этого плана. Основательно подчищены запасники многих музеев Сибири и Европы. А ни одного дела уголовного не было возбуждено. Даже из Института палеонтологии был украден бивень мамонта весом 72 килограмма - прямо из выставочного зала. Чтобы восполнить потерю мы с одним коллегой из своих запасов подарили аналогичный бивень их музею. И подписали на табличке из красного дерева, что мы дарим Институту этот дар. Так что вы думаете? Сейчас этот бивень на стене висит, а табличку сняли. Я пришел возмущаться: а почему? А мне в ответ: бивень висит высоко - и ваших фамилий всё равно никто не увидит. Вот такое отношение!
- А как Вы восприняли идею японского профессора Судзуи Ниоши клонировать мамонта?
- Я считаю ее великой мистификацией. Я спросил у профессора, почему он сделал такое несерьезное заявление - ведь он же не дилетант и не журналист, который ищет сенсации. На что японец ответил, что для рутинных поисков мамонтовой фауны в Восточной Сибири денег никто не даст. А после заявления, что Япония «клонирует мамонта» - ему деньги сразу нашли! Вот на такой обман человек решился ради экспедиции…
- А что для Вас самого экспедиции?
- Это другой мир! Для меня Москва тяжела, я задыхаюсь от обилия людей, машин, от проблем, которые стоят передо мной. Я уезжаю туда - там люди другие и проблемы другие. Ведь почему народ Севера сегодня нравственно сильней? Там такова редкость и ценность населения, что каждый на виду и все друг друга знают. Там репутация важна - и дурная слава даже отца не забывается вовек: «Вон Петька идет! Его отец когда-то чужие капканы проверил…». Там фантастический народ и фантастическое гостеприимство. Ты разговариваешь с якутом, эвеном, чукчей - какая нравственность, какой богатый внутренний мир! И какая забота о людях и животных… Я не мастер красного слова, но там я отдыхаю в человеческом плане…
А экспедициями мы, конечно, существенно подкрепляем научный материал. Вот из всех древних животных я больше всего люблю шерстистого носорога. Потому что он мне трудно дался - я раньше не знал, в каком ареале его искать. А сейчас знаю - и теперь наша коллекция его рогов самая лучшая в мире.
Кстати, я очень горжусь научным отделом, который создан в музее Ледникового периода и изучает это богатство. Сегодня шесть всемирно известных университетов - включая Оксфорд, Кембридж, университет штата Флорида - совместно с музеем работают с нашим ископаемым материалом. Благодаря экспедициям, мы сейчас знаем о древних животных куда больше, чем раньше. Даже о том, чем они болели. Ведь и у мамонта, как показали наши исследования, были такие заболевания, как остеохондроз. Или, например, у нас есть череп шерстистого носорога, который, по-видимому, умер от пародонтита, то есть, воспаления зубной системы…
- Вы говорите о мамонтах и носорогах, как о чем-то недавнем…
- А древний мир ближе к нам, чем вы думаете. На острове Врангеля последние мамонты водились еще 3700 лет назад. В понимании истории это очень близко - во всяком случае, пирамида Хеопса египтянами уже была построена. В массе же животные Ледникового периода начали исчезать 10-16 тысяч лет назад, когда арктические степи сменились лесами. Не приспособился мамонт, исчезли многие узконаправленные на степной корм виды. Но некоторые обитальцы ледниковых времен дожили до наших дней. Допустим, северный олень вообще не изменился, перейдя на ягель. Овцебыки дожили до XX века в Гренландии. Яки ушли в горы и выжили. Древние широколобые лоси превратились в обычных лосей и освоили лесное пространство. Жизнь на Земле протекает таким образом, что одна картина мира меняет другую. И нам, собирающим свидетельства ушедших эпох, надо понимать эту эволюцию. Ибо без нее понимание мира не будет полным.
Беседу вел Виктор Савельев.
Фото автора. Фото в экспедиции из архива Федора Шидловского.
(Газета «Ежедневные новости. Подмосковье», 2007 год).
Клонирование мамонта - великая мистификация
Федор Касперович Шидловский - не доктор и даже не кандидат наук. Но, тем не менее он стал экспертом по Ледниковому периоду Земли и его обитателям. Его коллекции рогов и костей шерстистого носорога (обитавшего 40 тысяч лет назад), ископаемых пещерных медведей, львов, мамонтов - уникальна и не имеет аналогов в мире. Федор Касперович известен и как гендиректор частного музея на ВВЦ (бывшее ВДНХ). Немецкого телеканал «Discavery» в запальчивости назвал его «император коммерческой палеонтологии России». Не больше и не меньше! По масштабу личности Шидловского можно было бы назвать русским самородком. Если бы он не был российским этническим немцем. Но что он патриот страны - это не подлежит сомнению. И нет человека, больше болеющего за то, чтобы «древние кости не погибли и остались в России». С Федором Шидловским у нас сегодня откровенный разговор о том, что лежит под ногами.
Федор Шидловский в одной из экспедиций
- Давайте, Федор Касперович, сразу о Подмосковье. Говорят, Вы сделали здесь свои личные открытия…
- Это не совсем корректно. Пальму первенства я бы оставил за краеведческими музеями Московской области, где собран богатый ископаемый материал. Просто древние кости надо уметь найти. А кто у нас главные естествопознаватели? Обычно дети, которые везде ищут. Себя помню в детстве - это ж фантастика! Любую раздавленную лягушку расковыряю, в любую щель полезу... В 1990 году, уже занимаясь палеонтологией, я сдружился с мастерами-косторезами из Хотьково Сергиево-Посадского района, поддерживал их.
И вот во время нашей маевки на речке Воря, пока жарились шашлыки, я обратил внимание на подмытый берег. Геологический срез знающему человеку всегда интересен, потому что река вымывает хранимое тысячелетиями. Мне повезло: в грунте, среди глиноземов, проступали останки нижней челюсти мамонтенка. А ниже по течению в отмели лежал еще фрагмент - разрушенная берцовая кость мамонта. Вы ведь знаете, что 50 тысяч лет назад на месте нынешнего Подмосковья были арктические степи с прекрасной травой. Это было царство мамонтовой флоры, ее расцвет. Здесь водились - правда, не густо - щерстистые носороги. Здесь были свои местные мамонты, которые находили корм даже зимой. А летом сюда шли более крупные миграционные мамонты с юга, настоящие гиганты…
- Удивительно, что подмосковные жители ничего не знают про эти следы…
- Вы натолкнули меня на мысль: надо сделать в музее Ледникового периода на ВВЦ уголок Подмосковья. А то, что в средней полосе мамонтовых следов мало, не удивительно - здесь сохранились лишь останки, что оказались под завалом плотных грунтов без доступа кислорода. Иное дело Север, где в вечной мерзлоте нет окислительных и разрушительных процессов.
Загляните в наш московский музей на ВВЦ: там выставлены кости с фрагментами шкур, мягких тканей - например, сохранившаяся до наших дней волосатая нога древней лошади, которой 40 тысяч лет. Кстати, питалась эта лошадка не одной травой, но и зайчиками, лемингами, сусликами - всем подряд. И заметьте: мягкие ткани этой лошади мы не держим в холодильнике - потому что за тысячи лет в мерзлоте произошло естественное выщелачивание жиров, остался только белок тканей. Вот почему такое мясо трудно кушать - всё равно, что жевать вашу кожаную куртку…
- - А Вы ели это мясо?
- Лошадь - не ел, но мясо мамонта попробовал. Однажды в 1991 году мы были на охоте в Сибири на берегу Восточно-Сибирского моря. И к нашей стоянке повадился ходить белый медведь. Оказалось, шторм обнажил в береге тушу мамонтенка, вот медведь и устроил столовую...
Кстати, почему-то все хищники, да и собаки, просто занюхиваются мамонтовым мясом. Когда медведя прогнали, то нашего резвого щенка - четерехмесячную лаечку Шарика - было не оттащить от мамонта, которого он грыз. Мы тоже решили попробовать вкус мамонтятины. Я отрубил топором мягкий кусок черного мяса и четыре часа варил на костре. Но кушать мамонта всё равно было невозможно - будто жуешь безвкусную волокнистую тряпку…
- Прежде, чем перейти к Вашим северным находкам, расскажите о своих корнях, Федор Касперович…
- Мои предки - российские немцы, я родился во времена СССР в Северном Казахстане, в немецкой деревне Келлеровка. Кстати, мой отец Фридрих Саттер - первый немец-комсомолец в России. Когда мне было три месяца от роду, умерла мама, оставив шестерых детей. И тогда родной брат матери, дядя Каспер Шидловский, увез меня к себе и воспитал в своей семье. Так я стал по отчеству Касперовичем - с материнской фамилией Шидловский. После распада СССР немецкая родня, побросав дома, уехала в Германию - не от хорошего отношения казахов, конечно. Почему не уехал я в благополучную страну? Наверное, потому, что ощущал себя (как ни громко сказано) патриотом. И у меня было в России новое, покорившее дело - после вуза по распределению я поехал в якутский город Среднеколымск, на Колыму, в Колым-Индигирский авиационный отряд. Там в мою жизнь мощно вошла палеонтология…
- О том, как Вы нашли в тайге кость мамонта, положившую начало коллекции, не писал только ленивый…
- Это, кстати, случилось на реке Березовке, правом притоке Колымы, - в тех местах, где в 1900 году охотником-эвеном Семеном Тарабыкиным в вечной мерзлоте был найден легендарный «Березовский мамонт». Впервые в распоряжении ученых оказался не только сохранившийся целиком косматый самец, умерший 44 тысячи лет назад, но и все его мягкие ткани и органы, его шерсть, кровь. «Березовского мамонта» отвезли в Петербург, даже император с семьей ходил на него смотреть.
Конечно, мои находки 80-90-х годов не столь сенсационны. Но я влюбился в те места, свободное время тратил на лазание по тундре, лесотундре, речкам. Местное население подбирало лишь бивни мамонта, зная, что это косторезный товар. А я искал и находил не только бивни, но и косточки. А их за миллион лет мамонтовой эры земля изрядно скопила! Поэтому за 15 лет работы на Севере у меня собралась серьезная палеонтологическая коллекция. Это побудило меня - авиационного инженера-конструктора - сесть за учебники по палеонтологии. За годы, проведенные на Севере, я лишь однажды - в 1985 году - брал отпуск на Большую землю. И то с целью посидеть в московских библиотеках.
Тогда же я завел знакомства с учеными и лаборантами Института палеонтологии РАН, они поделились со мной атласами скелетов животных, научной литературой. Помню, знакомство с учеными как-то обернулось для меня конфузом. Однажды я похвастался, что знаю захоронение нетронутого целого скелета мамонта. А целых скелетов, скажу вам, в мире найдено не более двадцати… Тогда были трудные для науки годы, о дорогостоящей экспедиции в Якутию ученые не смели и мечтать. Но загорелись идеей и научили меня, как мамонта грамотно из породы изъять и упаковать.
Каково же было мое горе, когда на месте захоронения я не нашел мамонта: его по весне снесло половодьем. Мне было так стыдно, что я несколько лет в Институт палеонтологии носа не показывал…
- Расскажите, однако, как пришли в коммерцию.
- Я полагаю, что наука и коммерция должны идти рука об руку. Вы хоть знаете, что все музеи дореволюционной России были созданы исключительно частными лицами - тот же Дарвиновский музей в Москве стал государственным лишь после революции? Начинал я, конечно, с бивней мамонта, с их продаж. И, знаете, почему? С ростом известности моей коллекции ко мне зачастили авантюристы и перекупщики бивней с предложениями. Меня тогда это очень заело: если они, не имея своего материала, могут быть в этом бизнесе, то почему же я не смогу? Со временем я открыл для себя иные формы заработка: это так называемые «реплики» - то есть, реконструкции древних животных. Я придумал, что можно продавать сборные скелеты мамонтов. То есть, у нас сейчас целый альянс людей, увлеченных этим делом, со многими я работал еще на Колыме. Мы ездим в экспедиции и собираем все найденные косточки, складируем по составу и размерам. А когда из костей «подбирается», скажем, мамонт подходящего размера, то монтируем его для продажи. Такой «сборный» скелет не имеет научной ценности, поскольку по нему не проследишь эволюционные процессы. Но познавательную и музейную ценность он имеет…
- Вы как-то быстро соскочили с бивней! Хотелось подробней узнать про этот бизнес…
- Интерес к бивням существовал всегда. В 1895 года в Иркутске только за один день на торгах были проданы 900 пудов кости мамонта. Кстати, по высокой цене - за 1 рубль 16 копеек пуд (а на 10 рублей тогда можно было купить полкоровы). В советское время продажа этой кости потеряла значение, в основном это были госпоставки на косторезные фабрики. Эти фабрики в Тобольске, Якутске, Архангельске, на родине Ломоносова в Холмогорье все в одночасье закрылись в перестройку. Так что следующий всплеск коммерческого спроса на бивни мамонта в России пришелся на постперестроечный период и открытие у нас свободного рынка. И, конечно, на кампанию по защите слона…
- Причем здесь слон?
- А его популяцию к концу XX века мощно выбили браконьеры. Ведь страны, где водятся слоны, - самые нищие. В 1970 году годовой доход на душу населения в Кении был всего12 долларов - это 1 доллар в месяц на человека. Поэтому проданный бивень слона становился очень лакомым объектом, который способен был накормить семью. Борясь с браконьерами, ЮНЕСКО в 1980-е годы вообще запретило в цивилизованных странах производство изделий из слонового бивня. К тому времени истребление слонов перешло границы. Индийскому слону еще повезло - у него маленькие бивни, а у самок иногда их вообще нет. Да и африканский слон под прессом оружейного огня стал адаптироваться - у него размеры бивней стали резко изменяться в сторону уменьшения. Частично потому, что выбивали генофонд - ведь браконьер старается убить слона как можно с большими бивнями. Да и самосохранение вида сработало.
Когда после запретов ЮНЕСКО косторезы всего мира лишились слоновой кости, на рынке срочно потребовалась замена. И она пришла в виде бивней мамонта из России, из розоватой на свет кости, благородной под резцом мастера. Не забывайте, что 1987-м мы открыли границы для торговли - и Россия, где сделано 96 процентов мамонтовых находок, стала интересным игроком на рынке. Тогда я организовал свою самую первую выставку древних животных и повез удивлять ей Германию…
- Это как раз время, когда Вы обрели славу «императора коммерческой палеонтологии России»?
- Это глупое определение мне дали в фильме, который был отснят немецким телевизионным каналом «Discavery». Но я думаю, что оно тенденциозно. Редактор фильма, побыв в Сибири 10 дней, общался со мной всего 15 минут. Его задачей было показать только коммерческую сторону палеонтологии: насколько, мол, цивилизованно всё делается в США, насколько малоцивилизованно в России - и как варварски в Китае. В том сюжете было много вранья в духе показа дикости «русского медведя» - вплоть до утверждений, что русский экспедиционный самолет якобы вели пьяные пилоты. Я думаю, создатель фильма даже не понял, чем же я занимаюсь в самом деле.
А ведь уже тогда я мечтал о создании нового по смыслу палеонтологического музея-театра, куда каждый может придти и руками погладить мамонта, - и эту мечту пронес сквозь годы и воплотил сейчас в 71-м павильоне на ВВЦ в Москве. Там не «лептина», как во многих музеях (поэтому «экспонат» не дают трогать!), не пластик, не фальшь - там реальные осязаемые находки: рога шерстистого носорога, уникальные черепа пещерных львов и медведей, редкие скелеты животных Ледникового периода.
- Однако Вы один из удачливых людей на этом поприще…
- По духу я не бизнесмен, и по моим правилам другой бы уж давно разорился. И со многими подчиненными я не только делами связан - с тем в авиаотряде в Среднеколымске сдружился, а этот, отличный косторез, мне ребенка крестил (я ведь к тому же отец пятерых детей!). А не вылетаю в трубу потому, что больно эксклюзивный у нас вид деятельности, соперников нет. Вот Якутия ко мне ревностно относится: Шидловский, мол, на наших мамонтах славу делает, а что же мы? И каждый год то Всемирный музей мамонта затевает, то французов без всякого опыта подтягивает, то компании создает, которые вскоре банкротятся. Потому что 28 лет моего опыта и пути совершенства в этом деле махом не перепрыгнешь.
Или почему я с каким-то странным упорством, по сути, омертвляя свой капитал, себе в убыток лет 15-16 занимался поддержкой мастеров-косторезов с закрывшихся фабрик? Но ведь теперь, когда бизнес бивней сошел на нет из-за инфляции, именно отечественная «косторезка» начала кормить. Я верно учуял вектор! В стране растет интерес к древностям - недавно роскошный череп мамонта приобрел для слонария Московский зоопарк. И мне было радостно не только выполнить этот значимый дизайнерский проект, но и осознать то, что палеонтологические заказы уже требуются нам, а не загранице. Несколько бивней купили «Лукойл» и «Сургутнефть». Берут изделия известных мастеров резьбы депутаты, бизнесмены. Нашу «косторезку» покупает Россия, шедевры остаются дома - вот что мне приятно.
- Вы можете назвать имена выдающихся косторезов, на которых еще держится русская «мамонтовая» традиция?
- Охотно. Это Осиповы - особенно мэтр: сам Геннадий Федорович Осипов. Это Буторин Николай. Это Зачиняев Николай. Это Гурьев Алексей. Это Ануфриев. Это Черняков. Это Гусевы, Саламакины. Да, Виктора Ватлина я чуть не забыл - это чудеснейший косторез. Так что искусство это не умерло. Только боюсь, что преемственности кадров нет. Ведь прежние школы и фабрики - они давали династии. А теперь разве что у Лоховых смена растет - молодой Олег Лохов, думаю, даже отца переплюнул. Но это, к сожалению, сейчас скорей как исключение…
Кстати, именно к косторезам я обратился, когда начал заниматься «реконструкциями» скелетов животных - ведь эти люди хорошо понимают не только материал, но и строение скелетов, анатомию зверей.
- А где, по-вашему, лежит граница между легальным бизнесом в палеонтологии и криминалом?
- Я отрицательно отношусь к «черным копателям», которые грабят заповедные зоны и пещеры на Алтае, Среднем и Северном Урале. На работы уникальных захоронениях животных, действительно, нужны лицензии, так называемые открытые листы на посещения. А по таежной речке, пожалуйста, иди и сборный материал собирай. Раз земля дала на-гора и косточку освободила, то этот бивень лет через 20 развалится, если не подобрать и не сохранить. А насчет криминала в нашем деле…
Знаете, когда нравственная планка общества упала во всех отношениях, это не минуло тех, кто должен печься об охране древностей. И в науке сейчас есть те, кто публично словоблудит, а на деле дает разрешение грабить заповедники под прикрытием научных лицензий.
Или вот интересный момент. У нас за последние 15 лет при плохой учетности исчезли все серьезные музейные экспонаты этого плана. Основательно подчищены запасники многих музеев Сибири и Европы. А ни одного дела уголовного не было возбуждено. Даже из Института палеонтологии был украден бивень мамонта весом 72 килограмма - прямо из выставочного зала. Чтобы восполнить потерю мы с одним коллегой из своих запасов подарили аналогичный бивень их музею. И подписали на табличке из красного дерева, что мы дарим Институту этот дар. Так что вы думаете? Сейчас этот бивень на стене висит, а табличку сняли. Я пришел возмущаться: а почему? А мне в ответ: бивень висит высоко - и ваших фамилий всё равно никто не увидит. Вот такое отношение!
- А как Вы восприняли идею японского профессора Судзуи Ниоши клонировать мамонта?
- Я считаю ее великой мистификацией. Я спросил у профессора, почему он сделал такое несерьезное заявление - ведь он же не дилетант и не журналист, который ищет сенсации. На что японец ответил, что для рутинных поисков мамонтовой фауны в Восточной Сибири денег никто не даст. А после заявления, что Япония «клонирует мамонта» - ему деньги сразу нашли! Вот на такой обман человек решился ради экспедиции…
- А что для Вас самого экспедиции?
- Это другой мир! Для меня Москва тяжела, я задыхаюсь от обилия людей, машин, от проблем, которые стоят передо мной. Я уезжаю туда - там люди другие и проблемы другие. Ведь почему народ Севера сегодня нравственно сильней? Там такова редкость и ценность населения, что каждый на виду и все друг друга знают. Там репутация важна - и дурная слава даже отца не забывается вовек: «Вон Петька идет! Его отец когда-то чужие капканы проверил…». Там фантастический народ и фантастическое гостеприимство. Ты разговариваешь с якутом, эвеном, чукчей - какая нравственность, какой богатый внутренний мир! И какая забота о людях и животных… Я не мастер красного слова, но там я отдыхаю в человеческом плане…
А экспедициями мы, конечно, существенно подкрепляем научный материал. Вот из всех древних животных я больше всего люблю шерстистого носорога. Потому что он мне трудно дался - я раньше не знал, в каком ареале его искать. А сейчас знаю - и теперь наша коллекция его рогов самая лучшая в мире.
Кстати, я очень горжусь научным отделом, который создан в музее Ледникового периода и изучает это богатство. Сегодня шесть всемирно известных университетов - включая Оксфорд, Кембридж, университет штата Флорида - совместно с музеем работают с нашим ископаемым материалом. Благодаря экспедициям, мы сейчас знаем о древних животных куда больше, чем раньше. Даже о том, чем они болели. Ведь и у мамонта, как показали наши исследования, были такие заболевания, как остеохондроз. Или, например, у нас есть череп шерстистого носорога, который, по-видимому, умер от пародонтита, то есть, воспаления зубной системы…
- Вы говорите о мамонтах и носорогах, как о чем-то недавнем…
- А древний мир ближе к нам, чем вы думаете. На острове Врангеля последние мамонты водились еще 3700 лет назад. В понимании истории это очень близко - во всяком случае, пирамида Хеопса египтянами уже была построена. В массе же животные Ледникового периода начали исчезать 10-16 тысяч лет назад, когда арктические степи сменились лесами. Не приспособился мамонт, исчезли многие узконаправленные на степной корм виды. Но некоторые обитальцы ледниковых времен дожили до наших дней. Допустим, северный олень вообще не изменился, перейдя на ягель. Овцебыки дожили до XX века в Гренландии. Яки ушли в горы и выжили. Древние широколобые лоси превратились в обычных лосей и освоили лесное пространство. Жизнь на Земле протекает таким образом, что одна картина мира меняет другую. И нам, собирающим свидетельства ушедших эпох, надо понимать эту эволюцию. Ибо без нее понимание мира не будет полным.
Беседу вел Виктор Савельев.
Фото автора. Фото в экспедиции из архива Федора Шидловского.
(Газета «Ежедневные новости. Подмосковье», 2007 год).