детство отца (Ч.2)
Тётя Лена работала в колхозе, чтобы хоть как-то заработать деньги для семьи. Она много рассказывает про этот период. Она по-настоящему голодала, убегала от волков в степи и от пьяных мужиков в городе. Читала казахским детям сказки на казахском (в казахском языке - русская письменность), и они не верили, что она не знает казахский. Вместе со своей подругой они ходили по сёлам и фотографировали самодельным фотоаппаратом, который сделал дедушка. Качество было чудовищным, но для казахов и это было чудом техники, и можно было выручить немного денег. А тётя Лена с тех пор серьёзно увлеклась фотографией.
Всё, что она рассказывает, неизменно связано с её подругой Аллочкой. Так что и я немного расскажу о ней. Они были ровесницами, Аллочка тоже старшая в семье. Её отец - военный, он сразу пошёл на фронт. Аллочка с беременной мамой и младшей сестрой поехали в эвакуацию. Их эшелон разбомбили, но они все остались живы. Прошли 500 км пешком, добрались до родственников матери. А мама Аллочки и все её родственники - русские немцы. Они все попали в ссылку. В ссылке родилась третья сестрёнка. На их запрос в ту часть, где служил отец, ответили - погиб. Но Аллочка упрямо не хотела принимать факты и до последнего мистически верила, что отец жив.
Мама её была врач. Они дружили семьями. Дальше я немного не понимаю. Тётя Лена рассказывает, что когда Харьков освободили и они стали собираться обратно, она пришла как-то домой грустная - вот мы уедем, а Аллочка останется здесь и получит паспорт ссыльной. Бабушка и дедушка в одни голос закричали - этого не должно случиться! И забрали Аллочку с собой.
- Как забрали? - допытываюсь я, - ведь она не была сирота! У неё была семья - мама, сёстры, бабушка. Почему они отпустили её?
Тётя Лена смеётся:
- Связали и тайком увезли. Нет, её мама была счастлива и очень благодарна моим родителям. Ты не понимаешь, что это была за жизнь. Многие русские немцы, попав в ссылку, просто кончали с собой... Могли забрать в трудармию отца семейства, не заботясь о том, что семья остаётся без средств к существованию. А на следующий день могли забрать мать, вынудив оставить маленького ребёнка дома. Горожане устраивали рейды по поиску таких маленьких детей, оставшихся дома одних. Наши соседи взяли девочку трёх лет, несколько дней сидевшую дома одну... Нет, мама Аллочки была очень рада, что дочь может уехать.
Мне всё равно непонятно. При каких обстоятельствах я желала бы расстаться со своими детьми? Тем более что Аллочка была уже не маленькой и серьёзно помогала семье.
Тётя Лена говорит, что документов на Аллочку не оформляли. Дед говорил: эта девочка - сирота, дочь погибшего командира, живёт у нас. Люди не задавали вопросов.
- Ничего особенного наша семья ей на давала, - говорила тётя Лена, - Просто она жила у нас, ела то, что и мы, получила обычный паспорт и поступила в техникум. В те времена это значило очень много.
Итак, они вернулись в Харьков, большой многонациональной еврейско-греческо-немецкой семьёй (дядя Владик - грек). Старого дома уже не существовало, они поселились на переферии, в районе тракторного завода. Отец рассказывал, что они нашли квартиру, которую другие соседи использовали как туалет. Бабушка её отмыла, и они стали там жить. Я не знаю, зачем использовали квартиру как туалет, вроде это был нормальный дом, не барак, как у мамы... Они голодали, болели тифом, лежали по очереди в больнице, но все выжили. Наверное, их считали счастливыми - ведь глава семейства был жив, с ними. Хотя и очень болен.
У Аллочки отца не было, но она не хотела с этим смириться. Она написала письмо тёте в Одессу, сестре отца. Письмо шло почти год, так что сведений не было. Отец вспоминает, что как-то раз тётя Лена вернулась вся в слезах с какой-то городской гулянки (парад победы?) - я потеряла Аллочку. Через некоторое время вернулась и Аллочка, в истерике - я видела отца. Потому и потерялась - искала отца в толпе. Её насилу успокоили, но убедить, что она ошиблась, не могли. Она была точно уверенна, что видела именно отца. Через короткое время пришёл ответ от тёти из Одессы - отец жив, нашёлся!
В начале войны он попал в окружение, к партизанам, затем - в другую часть. А в его старой части был убит его полный тёзка, однофамилец, да ещё и того же года рождения. Вот так бывает. Он, конечно, искал свою семью. Он узнал, что их эшелон разбомбили, но надеялся, что они остались живы, хоть кто-то. Писал запросы в лагеря беженцев, в детские дома - нигде такие не значились. Среди ссыльных не догадался искать. После войны поехал к сестре в Одессу в надежде, что хоть она что-то знает. Но сестра ещё не получила Аллочкиного письма и ничего не знала. Отец решил, что семья всё-таки погибла при бомбёжке, выразил желание остаться в армии и уехал по новому назначению. И уже в потом получил послание от сестры, которая наконец получила Аллочкино письмо и связала семью.
В нашей семье любят вспоминать, как отец Аллочки приехал за ней. Отец рассказывает, что очень удивился, открыв дверь незнакомому человеку, у которого вся грудь была в орденах, а он упал перед дедом на колени и стал целовать руки. Тётя Лена рассказывает то же самое, только утверждает, что дверь открыла она, и руки он целовал бабушке. И упаси Бог сказать моему отцу и моей тёте, что они по-разному рассказывают - они начинают ссориться и спорить, кто лучше помнит. :)) Зато они хором утверждают, что отец Аллочки никогда до этого не был в Харькове, это у неё было предчувствие. Отец отвёз Аллочку в Одессу к сестре, она продолжала учиться, а жену и младших дочерей долго не мог вытащить из ссылки.
Тётя Алла до сих пор живёт в Одессе, ей уже за 80. Она очень дружна с тётей Леной, тётя Лена говорит - Аллочка - моя самая любимая сестричка.
В общем, они стали жить семьёй с четырьмя детьми. Вот я сейчас пишу и понимаю - я не знаю, где работали бабушка и дедушка, на что жили. Как-то отрывочно всё это знаю. Бабушка работала библиотекарем, но я не знаю, в каких годах. Когда дед не болел, он работал фотографом, тётя Лена рассказывала, как она ему помогала, и что дед часто опаздывал, не делал фотографии в срок. Это так повлияло на тётю, что она сама никогда не опаздывает. Отец говорил, что дед придумал какой-то способ нанесения краски на железные пластинки, и он с напарниками делали схемы и инструкции для тракторного завода. Брат мой вспоминает (его раннее детство прошло в той семье), что дед продавал на базаре замазку с завода и чуть не залетел. :) Но, вообще-то, поспрашиваю я ещё...
Много рассказывают о болезни деда. У него стала болеть вторая нога. Боли были очень сильные, дед кричал - отрежьте эту ногу, не могу больше терпеть! Видимо, на второй ноге болезнь развивалась более стремительно, ногу ампутировали полностью. А боли не прекратились. Это фантомные боли - боли в отсутствующей конечности. Отец говорил, что это было ужасно время - дед всё время кричал. Не знаю, сколько времени это продолжалось. Ему стали выписывать морфий. Как-то раз дед пожелтел. Бабушка вызвала врача. Врач, уже не скрывая, сказал, что это - конец. Дед слышал слова врача, воспринял их хмуро, на следующий день... отказался от морфия. Боли вроде поутихли, и он пошёл на поправку. Дожил до 89 лет. Я думаю, он из противности выжил. :) Противный такой был дед :) Очень сильное чувство противоречия. Чтобы просто так - врач сказал, что он умрёт, и он бы послушался и умер? Такого он не мог допустить. :) Про деда я потом напишу подробно - последний его год жизни, он у нас его прожил.
Раз я уже пишу летопись семьи, напишу героический подвиг дедушки. В Харькове, как и во многих других городах, фашисты расстреливали евреев. В Киеве - Бабий Яр. В Харькове - чуть поменьше, Дробицкий Яр.
Как-то дядя Владик, гуляя с друзьями, забежал за город и наткнулся на этот Дробицкий Яр - гниющие останки людей. Рассказал деду, дед добрался туда, посмотрел, говорил -был в шоке. И поставил обязательной целью закопать этот яр. Он рассказывал мне - я понимал, что я сам и моя семья чудом не попали в этот яр. Всё, что я мог сделать для этих людей - нормально их закопать, похоронить. Дело было непростым. Он ходил по разным инстанциям, в основном, в санэпидемстанцию Он рассказывал мне, что основной акцент делал на антисанитарии. Говорить об убитых евреях было нельзя, ни-ни! Рассказывал, как вытащил в яр какую-то большую начальницу из санэпидемстанции (дед обладал огромным напором, противостоять было очень трудно). Заставил эту начальницу спуститься в самый низ и её крепко рвало. Дело начало продвигаться.А потом его вызвали к какому-то большому начальнику в облисполком или в горисполком. Дед говорит, что испугался. Начальник с порога начал на него орать, дескать, с чем ты связался, да я тебя в порошок сотру. Угрозы были реальными, сталинские времена. Дед рассказывает:
- Я ужасно ипугался! Стал в ответ кричать на него "Да вообще Вы знаете, с кем разговариваете?!", палкой стучать (он тогда уже был без ноги).
Я удивляюсь:
- Это у тебя такая реакция на страх?
- Да, - отвечал дед, - но, ты знаешь, хорошо подействовало. Главное - громко и уверенно кричать. А свою инвалидность я иногда использовал - он же не знает, при каких обстоятельствах я потерял ногу. Может, я участник боевых действий, герой какой-нибудь. Теперь начальник испугался, вышел из-за стола, пожал мне руку, извинился и сказал, что ошибка вышла, он действительно не сразу понял, кто перед ним. И дальше мы нормально говорили.
В конце концов выделили бульдозер и огромную могилу закопали.
Я "погуляла" и нашла вот: http://holocaustmuseum.pochta.org/didgest-e/11-2000/svoe-delo.html
Там - всё правильно. На первой фотографии - мой отец. На второй - дедушка Саша (по-моему, с моим братом :)))
Вот, на этом заканчиваю "летопись" и перейду к описанию того, как, собственно, рос и воспитывался мой отец в этой семье.
Всё, что она рассказывает, неизменно связано с её подругой Аллочкой. Так что и я немного расскажу о ней. Они были ровесницами, Аллочка тоже старшая в семье. Её отец - военный, он сразу пошёл на фронт. Аллочка с беременной мамой и младшей сестрой поехали в эвакуацию. Их эшелон разбомбили, но они все остались живы. Прошли 500 км пешком, добрались до родственников матери. А мама Аллочки и все её родственники - русские немцы. Они все попали в ссылку. В ссылке родилась третья сестрёнка. На их запрос в ту часть, где служил отец, ответили - погиб. Но Аллочка упрямо не хотела принимать факты и до последнего мистически верила, что отец жив.
Мама её была врач. Они дружили семьями. Дальше я немного не понимаю. Тётя Лена рассказывает, что когда Харьков освободили и они стали собираться обратно, она пришла как-то домой грустная - вот мы уедем, а Аллочка останется здесь и получит паспорт ссыльной. Бабушка и дедушка в одни голос закричали - этого не должно случиться! И забрали Аллочку с собой.
- Как забрали? - допытываюсь я, - ведь она не была сирота! У неё была семья - мама, сёстры, бабушка. Почему они отпустили её?
Тётя Лена смеётся:
- Связали и тайком увезли. Нет, её мама была счастлива и очень благодарна моим родителям. Ты не понимаешь, что это была за жизнь. Многие русские немцы, попав в ссылку, просто кончали с собой... Могли забрать в трудармию отца семейства, не заботясь о том, что семья остаётся без средств к существованию. А на следующий день могли забрать мать, вынудив оставить маленького ребёнка дома. Горожане устраивали рейды по поиску таких маленьких детей, оставшихся дома одних. Наши соседи взяли девочку трёх лет, несколько дней сидевшую дома одну... Нет, мама Аллочки была очень рада, что дочь может уехать.
Мне всё равно непонятно. При каких обстоятельствах я желала бы расстаться со своими детьми? Тем более что Аллочка была уже не маленькой и серьёзно помогала семье.
Тётя Лена говорит, что документов на Аллочку не оформляли. Дед говорил: эта девочка - сирота, дочь погибшего командира, живёт у нас. Люди не задавали вопросов.
- Ничего особенного наша семья ей на давала, - говорила тётя Лена, - Просто она жила у нас, ела то, что и мы, получила обычный паспорт и поступила в техникум. В те времена это значило очень много.
Итак, они вернулись в Харьков, большой многонациональной еврейско-греческо-немецкой семьёй (дядя Владик - грек). Старого дома уже не существовало, они поселились на переферии, в районе тракторного завода. Отец рассказывал, что они нашли квартиру, которую другие соседи использовали как туалет. Бабушка её отмыла, и они стали там жить. Я не знаю, зачем использовали квартиру как туалет, вроде это был нормальный дом, не барак, как у мамы... Они голодали, болели тифом, лежали по очереди в больнице, но все выжили. Наверное, их считали счастливыми - ведь глава семейства был жив, с ними. Хотя и очень болен.
У Аллочки отца не было, но она не хотела с этим смириться. Она написала письмо тёте в Одессу, сестре отца. Письмо шло почти год, так что сведений не было. Отец вспоминает, что как-то раз тётя Лена вернулась вся в слезах с какой-то городской гулянки (парад победы?) - я потеряла Аллочку. Через некоторое время вернулась и Аллочка, в истерике - я видела отца. Потому и потерялась - искала отца в толпе. Её насилу успокоили, но убедить, что она ошиблась, не могли. Она была точно уверенна, что видела именно отца. Через короткое время пришёл ответ от тёти из Одессы - отец жив, нашёлся!
В начале войны он попал в окружение, к партизанам, затем - в другую часть. А в его старой части был убит его полный тёзка, однофамилец, да ещё и того же года рождения. Вот так бывает. Он, конечно, искал свою семью. Он узнал, что их эшелон разбомбили, но надеялся, что они остались живы, хоть кто-то. Писал запросы в лагеря беженцев, в детские дома - нигде такие не значились. Среди ссыльных не догадался искать. После войны поехал к сестре в Одессу в надежде, что хоть она что-то знает. Но сестра ещё не получила Аллочкиного письма и ничего не знала. Отец решил, что семья всё-таки погибла при бомбёжке, выразил желание остаться в армии и уехал по новому назначению. И уже в потом получил послание от сестры, которая наконец получила Аллочкино письмо и связала семью.
В нашей семье любят вспоминать, как отец Аллочки приехал за ней. Отец рассказывает, что очень удивился, открыв дверь незнакомому человеку, у которого вся грудь была в орденах, а он упал перед дедом на колени и стал целовать руки. Тётя Лена рассказывает то же самое, только утверждает, что дверь открыла она, и руки он целовал бабушке. И упаси Бог сказать моему отцу и моей тёте, что они по-разному рассказывают - они начинают ссориться и спорить, кто лучше помнит. :)) Зато они хором утверждают, что отец Аллочки никогда до этого не был в Харькове, это у неё было предчувствие. Отец отвёз Аллочку в Одессу к сестре, она продолжала учиться, а жену и младших дочерей долго не мог вытащить из ссылки.
Тётя Алла до сих пор живёт в Одессе, ей уже за 80. Она очень дружна с тётей Леной, тётя Лена говорит - Аллочка - моя самая любимая сестричка.
В общем, они стали жить семьёй с четырьмя детьми. Вот я сейчас пишу и понимаю - я не знаю, где работали бабушка и дедушка, на что жили. Как-то отрывочно всё это знаю. Бабушка работала библиотекарем, но я не знаю, в каких годах. Когда дед не болел, он работал фотографом, тётя Лена рассказывала, как она ему помогала, и что дед часто опаздывал, не делал фотографии в срок. Это так повлияло на тётю, что она сама никогда не опаздывает. Отец говорил, что дед придумал какой-то способ нанесения краски на железные пластинки, и он с напарниками делали схемы и инструкции для тракторного завода. Брат мой вспоминает (его раннее детство прошло в той семье), что дед продавал на базаре замазку с завода и чуть не залетел. :) Но, вообще-то, поспрашиваю я ещё...
Много рассказывают о болезни деда. У него стала болеть вторая нога. Боли были очень сильные, дед кричал - отрежьте эту ногу, не могу больше терпеть! Видимо, на второй ноге болезнь развивалась более стремительно, ногу ампутировали полностью. А боли не прекратились. Это фантомные боли - боли в отсутствующей конечности. Отец говорил, что это было ужасно время - дед всё время кричал. Не знаю, сколько времени это продолжалось. Ему стали выписывать морфий. Как-то раз дед пожелтел. Бабушка вызвала врача. Врач, уже не скрывая, сказал, что это - конец. Дед слышал слова врача, воспринял их хмуро, на следующий день... отказался от морфия. Боли вроде поутихли, и он пошёл на поправку. Дожил до 89 лет. Я думаю, он из противности выжил. :) Противный такой был дед :) Очень сильное чувство противоречия. Чтобы просто так - врач сказал, что он умрёт, и он бы послушался и умер? Такого он не мог допустить. :) Про деда я потом напишу подробно - последний его год жизни, он у нас его прожил.
Раз я уже пишу летопись семьи, напишу героический подвиг дедушки. В Харькове, как и во многих других городах, фашисты расстреливали евреев. В Киеве - Бабий Яр. В Харькове - чуть поменьше, Дробицкий Яр.
Как-то дядя Владик, гуляя с друзьями, забежал за город и наткнулся на этот Дробицкий Яр - гниющие останки людей. Рассказал деду, дед добрался туда, посмотрел, говорил -был в шоке. И поставил обязательной целью закопать этот яр. Он рассказывал мне - я понимал, что я сам и моя семья чудом не попали в этот яр. Всё, что я мог сделать для этих людей - нормально их закопать, похоронить. Дело было непростым. Он ходил по разным инстанциям, в основном, в санэпидемстанцию Он рассказывал мне, что основной акцент делал на антисанитарии. Говорить об убитых евреях было нельзя, ни-ни! Рассказывал, как вытащил в яр какую-то большую начальницу из санэпидемстанции (дед обладал огромным напором, противостоять было очень трудно). Заставил эту начальницу спуститься в самый низ и её крепко рвало. Дело начало продвигаться.А потом его вызвали к какому-то большому начальнику в облисполком или в горисполком. Дед говорит, что испугался. Начальник с порога начал на него орать, дескать, с чем ты связался, да я тебя в порошок сотру. Угрозы были реальными, сталинские времена. Дед рассказывает:
- Я ужасно ипугался! Стал в ответ кричать на него "Да вообще Вы знаете, с кем разговариваете?!", палкой стучать (он тогда уже был без ноги).
Я удивляюсь:
- Это у тебя такая реакция на страх?
- Да, - отвечал дед, - но, ты знаешь, хорошо подействовало. Главное - громко и уверенно кричать. А свою инвалидность я иногда использовал - он же не знает, при каких обстоятельствах я потерял ногу. Может, я участник боевых действий, герой какой-нибудь. Теперь начальник испугался, вышел из-за стола, пожал мне руку, извинился и сказал, что ошибка вышла, он действительно не сразу понял, кто перед ним. И дальше мы нормально говорили.
В конце концов выделили бульдозер и огромную могилу закопали.
Я "погуляла" и нашла вот: http://holocaustmuseum.pochta.org/didgest-e/11-2000/svoe-delo.html
Там - всё правильно. На первой фотографии - мой отец. На второй - дедушка Саша (по-моему, с моим братом :)))
Вот, на этом заканчиваю "летопись" и перейду к описанию того, как, собственно, рос и воспитывался мой отец в этой семье.