Профсоюзы обвиняют революцию в контрреволюции-2
Ни разу не собиралась писать продолжение предыдущего поста. Но жизнь заставила) Пришли комментаторы, которые не испытывают никакого когнитивного диссонанса от пост-релиза к заседанию Генсовета ФНПР: «В докладе Председателя ФНПР Михаила Шмакова и выступлениях членов Генсовета дана оценка громадному социальному урону, который понесли широкие народные массы России в результате революционных событий 1917 года».
Из комментариев: «C какой иронией не пересказывай его слова, а смысл остаётся: До революции было плохо трудовому народу (если не считать будущих "кулаков", т.е., людей, которые работали больше других, и не пропивали свои деньги, а вкладывали в своё дело), и после лучше не стало».
Ещё: «а что не так-то в заявлении ФНПР? что, при революции жертв не было? были и миллионы. или сейчас рабочему человеку прекрасно жить? да нет, треть страны за порогом бедности».
(На эти комментарии я отвечала в предыдущем посте, здесь же речь веду о другом).
Моё личное ощущение - эти люди выкинули из сознания всю историю СССР, как будто её и не было. Как будто не имеет значения существование великого государства трудящихся, повлиявшего на развитие всей мировой истории. Как будто все завоевания в эмансипации рабочих и крестьян произошли бы в любом случае, без всяких усилий с их стороны.
Впрочем, ничего необычного в этом нет. Последние лет 30 о революции говорили или ничего, или плохо. В качестве иллюстрации таких «рассказов о революции» годятся, например, книги А. Солженицына («Красное колесо») или Н. Старикова («1917. Разгадка "русской" революции»). То есть, вот в речи у лидера профсоюза ФНПР Михаила Шмакова присутствует почти дословная цитата из книги Старикова:
«Рабочие на допросах говорили: „А мы сами не знаем. Нам надавали трёшниц и сказали - бей трамваи и городовых. Ну, мы и били“».
В конце марта в «Российской газете» вышла статья с цитатами из книги А. Солженицына «Красное колесо»:
v В предлагаемой подборке из «Марта Семнадцатого» («Красное Колесо». Узел III) Александра Солженицына читатель найдет сцены из жизни петроградских и московских улиц с 23 февраля по 17 марта 1917 года. Эти сцены взяты из глав, которые автор называл «фрагментными»: целые главы составлены из осколков, фрагментов реальных событий. Все эти фрагменты документальны - их можно найти в февральских газетах, они содержатся в показаниях свидетелей, многих из которых Солженицын еще застал. В разгар революционных событий фрагментные главы точнее всего передают воздух момента, сгустки напряжения, энергии, ликования и отчаяния. В февральском бурлении монархия пала, «отречение произошло почти мгновенно», - писал Солженицын, - «но проигрывалось оно 50 лет, начиная от выстрела Каракозова».
И вот читаю я эти работы, а перед глазами - осколки. Осколки быта, мелкие события, трагические или пошлые, которые в картину революции никак не складываются. Осколки - они и есть осколки, в целое не соберёшь. У Солженицына - это картины из воспоминаний белоэмигрантов и из газет 1917 года. У Старикова - какие-то ненаучные данные про происки шпионов, привёдшие к разрушению якобы мощной Российской империи. А общей картины революции не возникает, как ни пытаются авторы её нарисовать.
В этом отношении гораздо более информационно насыщена книга американского писателя Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир», хотя та же Н. К. Крупская в предисловии к книге пишет:
«В ней необычайно ярко и сильно описаны первые дни Октябрьской революции. Это - не простой перечень фактов, сборник документов, это - ряд живых сцен, настолько типичных, что каждому из участников революции должны вспомниться аналогичные сцены, свидетелем которых он был. Все эти картинки, выхваченные из жизни, как нельзя лучше передают настроение масс - настроение, на фоне которого становится особенно понятен каждый акт великой революции».
То есть и здесь, казалось бы, осколки, живые сцены. Но (из предисловия Крупской): «Русские тоже иначе пишут об Октябрьской революции: они или дают оценку ее, или описывают те эпизоды, участниками которых они являлись. Книжка Рида дает общую картину настоящей народной массовой революции, и потому она будет иметь особо большое значение для молодежи, для будущих поколений - для тех, для кого Октябрьская революция будет уже историей. Книжка Рида - своего рода эпос».
Сколько ни пытайся отразить в разбитом зеркале цельную картину мира - ничего не получится. Картина всё равно выйдет искажённой. Не так-то просто рассказать о событии, не дробя его на сегменты в соответствии со своей точкой зрения. Из трёх «осколочных» картин революции я отдаю несомненное первенство той, что нарисовал Джон Рид в далёком 1918 году, потому что его осколки переплавлены в новое зеркало.
