66-я годовщина депортации крымских татар (фото, видео)
17 мая на Площади Независимости Крымскотатарский Молодежный Центр провел акцию «Зажги огонек в своем сердце", посвященную 66-й годовщине депортации крымских татар.
Только давайте сейчас не будем о том, что они захватывают земли в Крыму и что под видом крымских татар на нашу землю пролезают и оседают мусульмане из отсталых стран. «У меня - не политика, у меня - этнография» (с). Все равно рано или поздно им придется дать национальную автономию. Единственное этническое меньшинство в Украине, которое своей сплоченностью и трагической историей заслужило это.
Примерно пятеро крымских татар - организаторы - приехали из Симферополя. Остальные - киевская диаспора и украинская молодежь с сине-желтыми лентами, которая после акции «Лента за лентой. Украина, молчи», ловко обойдя милиционеров, цеплявшихся к ним за государственную символику, пришла на эту акцию. Татарам тоже пытались запретить мероприятие, хотя оно у них не политическое, а мемориальное - но в конце концов не запретили.
В пластиковых стаканчиках плавали свечи. Ими под грустную этническую музыку выложили герб крымских татар, цифру 66 и фразу "No genocide!". Когда начало темнеть, свечи зажгли.
Настроение было щемящее. Татарские и украинские лица, сине-желтые ленты, футболки и значки с Бандерой, время от времени "выныривавшие" на людях, и Медведев в Киеве. Как-то оно все не случайно, не просто так. И не зря. У татар хорошая память. Недаром будет.
Про этот день не скажешь лучше, чем словами Бориса Чичибабина. Стихотворение длинное, но оно того стоит. Дарю его всем крымским татарам, которые придут сюда посмотреть фото с акции.
КРЫМСКИЕ ПРОГУЛКИ
Колонизаторам - крышка!
Что языки чесать?
Перед землею крымской
совесть моя чиста.
Крупные виноградины...
Дует с вершин свежо.
Я никого не грабил.
Я ничего не жег.
Плевать я хотел на тебя, Ливадия,
и в памяти плебейской
не станет вырисовываться
дворцами с арабесками
Алупка воронцовская.
Дубовое вино я
тянул и помнил долго.
А более иное
мне памятно и дорого.
Волны мой след кропили,
плечи царапал лес.
Улочками кривыми
в горы дышал и лез.
Думал о Крыме: чей ты,
кровью чужой разбавленный?
Чьи у тебя мечети,
прозвища и развалины? -
Проверить хотелось версийки
приехавшему с Руси:
чей виноград и персики
в этих краях росли?
Люди на пляж, я - с пляжа,
там, у лесов и скал
«Где же татары?» - спрашивал,
все я татар искал.
Шел, где паслись отары,
желтую пыль топтал,
«Где ж вы,- кричал,- татары?»
Нет никаких татар.
А жили же вот тут они
с оскоминой о Мекке.
Цвели деревья тутовые,
и козочки мекали.
Не русская Ривьера,
а древняя Орда
жила, в аллаха верила,
лепила города.
Кому-то, знать, мешая
зарей во всю щеку,
была сестра меньшая
Казани и Баку.
Конюхи и кулинары,
радуясь синеве,
песнями пеленали
дочек и сыновей.
Их нищета назойливо
наши глаза мозолила.
Был и очаг, и зелень,
и для ночлега кров...
Слезы глаза разъели им,
выстыла в жилах кровь.
Это не при Иване,
это не при Петре:
сами небось припевали:
«Нет никого мудрей».
Стало их горе солоно.
Брали их целыми селами,
сколько в вагон поместится.
Шел эшелон по месяцу.
Девочки там зачахли,
ни очага, ни сакли.
Родина оптом, так сказать,
отнята и подарена,-
и на земле татарской
ни одного татарина.
Живы, поди, не все они:
мало ль у смерти жатв?
Где-то на сивом Севере
косточки их лежат.
Кто помирай, кто вешайся,
кто с камнем на конвой,-
в музеях краеведческих
не вспомнят никого.
Сидит начальство важное:
«Дай,- думает,- повру-ка».
Вся жизнь брехнёю связана,
как круговой порукой.
Теперь, хоть и обмолвитесь,
хоть правду кто и вымолви,-
чему поверит молодость?
Все верные повымерли.
Чепухи не порите-ка.
Мы ведь все одноглавые.
У меня - не политика.
У меня - этнография.
На ладони прохукав,
спотыкаясь, где шел,
это в здешних прогулках
я такое нашел.
Мы все привыкли к страшному,
на сковородках жариться.
У нас не надо спрашивать
ни доброты, ни жалости.
Умершим - не подняться,
не добудиться умерших...
но чтоб целую нацию -
это ж надо додуматься...
А монументы Сталина,
что гнул под ними спину ты,
как стали раз поставлены,
так и стоят нескинуты.
А новые крадутся,
честь растеряв,
к власти и радости
через тела.
А вражьи уши радуя,
чтоб было что писать,
врет без запинки радио,
тщательно врет печать.
Когда ж ты родишься,
в огне трепеща,
новый Радищев-
гнев и печаль?
Борис ЧИЧИБАБИН
Click to view