Игрушки
Как человек, который не просто часто меняет место жительства, но еще и страны, в которых он живет, я легко расстаюсь с вещами, зная, что всего невозможно унести, и без "кошек" на душе отдаю и выбрасываю то, что по той или иной причине не имеет мества в моей жизни.
И все же есть вещи, которые остались в моей памяти, и которые мне иногда вновь хотелось бы иметь при себе. Даже если сейчас они мне не нужны, да и вообще вряд ли когда-нибудь понадобятся, разве что если у меня родятся дети.
Речь идет об игрушках. Мишках, пупсах, кукольных домах и всех этих волшебных предметах, которых для родителей всегда слишком много, а для детей не бывает достаточно никогда.
Странно что с игрушками я ассоциирую чувство вины, хотя в нашей семье всегда легко дарили, и много дарили, особенно детям. Ни одного дня рождения не проходило без мешка игрушек, который приносили заботливые бабушки и дедушки. Причем дарили и мне и сестре, в любой день рождения. Всмысле, для не-именинника тоже был припасен сюрприз, чтобы не было обидно. Мне хотелось бы сохранить эту традицию дальше, если конечно мне выпадет счастье иметь двух или больше детей. Именно поэтому мне кажется, что мы с сестрой выросли независтливыми и никогда не было между нами той непроизнесенной горечи, которую я слышу в голосах многих своих знакомых, того чувства, что родители тебе чего-то недодали.
Так о чем я? Игрушки. Первое о чем я думаю при этом слове - огромный белый Мишка, который всегда сидел в кресле в прихожей. Не знаю, откуда он взялся, но он всегда был там, сколько я себя не помню. На Мишке можно было сидеть, за ним можно было прятаться и он всегда смотрел с кресла как король с трона. Не знаю есть ли он теперь. Когда мы уезжали в Москву, Мишку посчитали слишком громоздким для переезда на самолете. Да мы и не собирались надолго. Только пока стихнут перевороты, говорили взрослые. И мне казалось что так и должно быть, и что Мишку я еще увижу когда придет время.
Со временем память о Мишке померкла, и теперь только иногда я вспоминаю его, большого, необьятного, по моим детским меркам, пушистого друга.
В московском аэропорту в девяносто втором году мы оказались не случайно. Папа работал в Москве, и потому что все, что происходило в ту пору в Тбилиси было довольно опасным, он решил нас взять с собой. Мы прилетели поздно ночью. В самолете мы с сестрой спали, а когда оказались в аэропорту, глаза стали разбегаться от того, сколько всего там продавалось, особенно игрушек.
Уезжая, мы не взяли с собой ничего, или почти ничего, и папа купил нам прямо в одном из комиссионных ларьков кукол, жутких китайских подделок куклы Барби. У одной был набор косметики и всяких прибамбасов для красоты, а у другой был Кен, жуткая имитация Барбиного мужа. Все это было упаковано в пластик и картон, и было таким новым и интересным, что я до сих пор вспоминаю запах дешевого пластика когда думаю об этом дне.
Позже у нас были и другие куклы, и даже настоящие Барби, но ни одна так не запомнилась, как те из аэропорта.
В Москве мы очень много играли дома. Папа снимал квартиру на Беляево, убогую маленькую квартирку из двух комнат, кухни и самых маленьких ванны и туалета, каких я только видела. В гостинной этой квартиры стоял сервант, в котором хозяин квартиры почему-то расположил флакон духов "Красная Москва" и коробку конфет "Ассорти", если не двадцатилетней, так уж точно десятиллетней давности. В коробке хранились конфеты, от которых исходил сладко-кислый запах старых сладостей. Вместе с ароматами "Красной Москвы" они давали серванту совершенно уникальную ауру.
Но я по-моему отвлеклась.
За письменным столом мы устраивали нашим куклам целый мир, полностью забывали о том, что мы в чужой стране, что у нас нет друзей, что ничего не ясно и неизвестно. И конечно же наши первые московские Барби не остались единственными игрушками. Очень скоро папа купил нам совершенно обалденные, на тот момент жутко модные и дорогие комплекты игрушек Playmobil.
В игрушечном магазине где-то в районе Красной Площади (а может я вру, столько лет прошло, да и Москву я почти забыла), они стояли под стеклянными витринами, и большая толпа детей, и даже взрослых, стояла вокруг витрин и глазела на это чудо. Тут были кухни, с маленькими кухарками, чашечками, тарелочками, детьми, которые проказничали то там, то тут, палаты больницы, в которых заботливые доктора ставили больным капельницы и делали уколы, а медсестры развозили ужин, классы школы, где стогие учительницы пытались вести урок, в то время как дети пускали бумажных самолетов или кидались крохотными кижками. И еще много всего. Няни с младенцами в малюсеньких колясочках, водолазы, пожарники, полицейские... Это был весь мир. Маленький, миниатюрный, прекрасный мир.
Что хотите говорите, а я до сих пор считаю Playmobil одним из лучших изобретений игрушечной индустрии. До сих пор не могу пройти мимо игрушечного района в супермаркете, иду смотреть, чего нового они там напридумали. И ухожу всегда восхищаясь. То же самое чувство охватывает меня, что и тогда в Москве. Мы с сестрой просто прилипли носами к пышно украшеным витринам, и папа предложил нам выбрать каждой по комплекту. Сестра выбрала очень хорошенький кабинет, в котором был секретер и кресло, а в кресле дедушка читал газету, и у него была даже рюмка и фляжка, а еще кошка, которая спала в корзинке. Мне досталась больница. Кровать с навесом для сломанной ноги, капельница, гипс и костыли, чемоданчик со шприцами и прочими докторскими штучками.
Дома письменный стол превратился с одной стороны в кабинет респектабельного дедушки, читающего газету и попивающего коньяк, а с другой стороны в больницу, в которую деду нужно было часто ездить на осмотр. Сколько историй мы напридумали тогда с этими куклами!
Когда мне исполнилось десять лет, папа с мамой притащили огромную коробку, а в ней был большой плеймобильский дом. Сестра и я по-моему полностью ошалели. До этого мы были у папиных и маминых знакомых. У их дочки был такой дом, только поменьше, а ее он не интересовал совершенно. А я тогда подумала, вот бы мне такой дом, уж я бы играла с ним на полную катушку. Мы собирали его всей семьей два дня, и когда он наконец был готов, не было никаких сомнений, что это самый классный кукольный дом на свете. В комнатках стены были оклеены обоями, а на них висели рамы с картинами и фоторгафиями, в окнах были занавески, а на подоконниках цветы. На чердаке мы устроили больницу, а дедушку поселили в кабинете, так же как в рекламном каталоге.
Позже нам дарили разную мебель, и мы обставляли этот дом, как будто сами в нем жили. Мы играли с ним все время. Каждый день. Пожалуй это тот обьект из детства, который мне больше всего хотелось бы вернуть, не считая детских книг. Мечта идиота, как говорится.
Что сейчас с этим домом? Где он стоит, кто с ним играет, да и играет ли? Когда мы уезжали в Люксембург, дом посчитали слишком громоздким для переезда на самолете. Да мы и не собиралсь сюда надолго. На год, говорила мама. Этот год скоро превратится в двадцать лет.
Потом нам дарили уже более взрослые игрушки. Швейную машинку и набор для самодельных украшений, принадлежности для рукоделья и все такое. Но это уже была та новая фаза, когда ты смело отдаешь то, что тебе не нужно, потому что знаешь, что всего все равно невозможно унести.
И все же есть вещи, которые остались в моей памяти, и которые мне иногда вновь хотелось бы иметь при себе. Даже если сейчас они мне не нужны, да и вообще вряд ли когда-нибудь понадобятся, разве что если у меня родятся дети.
Речь идет об игрушках. Мишках, пупсах, кукольных домах и всех этих волшебных предметах, которых для родителей всегда слишком много, а для детей не бывает достаточно никогда.
Странно что с игрушками я ассоциирую чувство вины, хотя в нашей семье всегда легко дарили, и много дарили, особенно детям. Ни одного дня рождения не проходило без мешка игрушек, который приносили заботливые бабушки и дедушки. Причем дарили и мне и сестре, в любой день рождения. Всмысле, для не-именинника тоже был припасен сюрприз, чтобы не было обидно. Мне хотелось бы сохранить эту традицию дальше, если конечно мне выпадет счастье иметь двух или больше детей. Именно поэтому мне кажется, что мы с сестрой выросли независтливыми и никогда не было между нами той непроизнесенной горечи, которую я слышу в голосах многих своих знакомых, того чувства, что родители тебе чего-то недодали.
Так о чем я? Игрушки. Первое о чем я думаю при этом слове - огромный белый Мишка, который всегда сидел в кресле в прихожей. Не знаю, откуда он взялся, но он всегда был там, сколько я себя не помню. На Мишке можно было сидеть, за ним можно было прятаться и он всегда смотрел с кресла как король с трона. Не знаю есть ли он теперь. Когда мы уезжали в Москву, Мишку посчитали слишком громоздким для переезда на самолете. Да мы и не собирались надолго. Только пока стихнут перевороты, говорили взрослые. И мне казалось что так и должно быть, и что Мишку я еще увижу когда придет время.
Со временем память о Мишке померкла, и теперь только иногда я вспоминаю его, большого, необьятного, по моим детским меркам, пушистого друга.
В московском аэропорту в девяносто втором году мы оказались не случайно. Папа работал в Москве, и потому что все, что происходило в ту пору в Тбилиси было довольно опасным, он решил нас взять с собой. Мы прилетели поздно ночью. В самолете мы с сестрой спали, а когда оказались в аэропорту, глаза стали разбегаться от того, сколько всего там продавалось, особенно игрушек.
Уезжая, мы не взяли с собой ничего, или почти ничего, и папа купил нам прямо в одном из комиссионных ларьков кукол, жутких китайских подделок куклы Барби. У одной был набор косметики и всяких прибамбасов для красоты, а у другой был Кен, жуткая имитация Барбиного мужа. Все это было упаковано в пластик и картон, и было таким новым и интересным, что я до сих пор вспоминаю запах дешевого пластика когда думаю об этом дне.
Позже у нас были и другие куклы, и даже настоящие Барби, но ни одна так не запомнилась, как те из аэропорта.
В Москве мы очень много играли дома. Папа снимал квартиру на Беляево, убогую маленькую квартирку из двух комнат, кухни и самых маленьких ванны и туалета, каких я только видела. В гостинной этой квартиры стоял сервант, в котором хозяин квартиры почему-то расположил флакон духов "Красная Москва" и коробку конфет "Ассорти", если не двадцатилетней, так уж точно десятиллетней давности. В коробке хранились конфеты, от которых исходил сладко-кислый запах старых сладостей. Вместе с ароматами "Красной Москвы" они давали серванту совершенно уникальную ауру.
Но я по-моему отвлеклась.
За письменным столом мы устраивали нашим куклам целый мир, полностью забывали о том, что мы в чужой стране, что у нас нет друзей, что ничего не ясно и неизвестно. И конечно же наши первые московские Барби не остались единственными игрушками. Очень скоро папа купил нам совершенно обалденные, на тот момент жутко модные и дорогие комплекты игрушек Playmobil.
В игрушечном магазине где-то в районе Красной Площади (а может я вру, столько лет прошло, да и Москву я почти забыла), они стояли под стеклянными витринами, и большая толпа детей, и даже взрослых, стояла вокруг витрин и глазела на это чудо. Тут были кухни, с маленькими кухарками, чашечками, тарелочками, детьми, которые проказничали то там, то тут, палаты больницы, в которых заботливые доктора ставили больным капельницы и делали уколы, а медсестры развозили ужин, классы школы, где стогие учительницы пытались вести урок, в то время как дети пускали бумажных самолетов или кидались крохотными кижками. И еще много всего. Няни с младенцами в малюсеньких колясочках, водолазы, пожарники, полицейские... Это был весь мир. Маленький, миниатюрный, прекрасный мир.
Что хотите говорите, а я до сих пор считаю Playmobil одним из лучших изобретений игрушечной индустрии. До сих пор не могу пройти мимо игрушечного района в супермаркете, иду смотреть, чего нового они там напридумали. И ухожу всегда восхищаясь. То же самое чувство охватывает меня, что и тогда в Москве. Мы с сестрой просто прилипли носами к пышно украшеным витринам, и папа предложил нам выбрать каждой по комплекту. Сестра выбрала очень хорошенький кабинет, в котором был секретер и кресло, а в кресле дедушка читал газету, и у него была даже рюмка и фляжка, а еще кошка, которая спала в корзинке. Мне досталась больница. Кровать с навесом для сломанной ноги, капельница, гипс и костыли, чемоданчик со шприцами и прочими докторскими штучками.
Дома письменный стол превратился с одной стороны в кабинет респектабельного дедушки, читающего газету и попивающего коньяк, а с другой стороны в больницу, в которую деду нужно было часто ездить на осмотр. Сколько историй мы напридумали тогда с этими куклами!
Когда мне исполнилось десять лет, папа с мамой притащили огромную коробку, а в ней был большой плеймобильский дом. Сестра и я по-моему полностью ошалели. До этого мы были у папиных и маминых знакомых. У их дочки был такой дом, только поменьше, а ее он не интересовал совершенно. А я тогда подумала, вот бы мне такой дом, уж я бы играла с ним на полную катушку. Мы собирали его всей семьей два дня, и когда он наконец был готов, не было никаких сомнений, что это самый классный кукольный дом на свете. В комнатках стены были оклеены обоями, а на них висели рамы с картинами и фоторгафиями, в окнах были занавески, а на подоконниках цветы. На чердаке мы устроили больницу, а дедушку поселили в кабинете, так же как в рекламном каталоге.
Позже нам дарили разную мебель, и мы обставляли этот дом, как будто сами в нем жили. Мы играли с ним все время. Каждый день. Пожалуй это тот обьект из детства, который мне больше всего хотелось бы вернуть, не считая детских книг. Мечта идиота, как говорится.
Что сейчас с этим домом? Где он стоит, кто с ним играет, да и играет ли? Когда мы уезжали в Люксембург, дом посчитали слишком громоздким для переезда на самолете. Да мы и не собиралсь сюда надолго. На год, говорила мама. Этот год скоро превратится в двадцать лет.
Потом нам дарили уже более взрослые игрушки. Швейную машинку и набор для самодельных украшений, принадлежности для рукоделья и все такое. Но это уже была та новая фаза, когда ты смело отдаешь то, что тебе не нужно, потому что знаешь, что всего все равно невозможно унести.