Наблюдатель.
Впервые за долгое время Леха чувствует себя неуютно. За время, прошедшее с появления межпространственной воронки, или червоточины, как ее называет Михалыч, он со своим другом повидал всякое. Однако нынешний гость мало того, что необычен. Необычных персонажей Леха с Михалычем повидали достаточно. Но этот... Эта... Это... В общем, это индивидуум разумный по какой-то причине выходит за рамки Лехиного понимания. Нет, умом Леха осознает, что рядом с ним сидит трехметровое существо с переливающейся, словно бы серебряной, но при этом, без сомнения, живой, кожей, лицом, которое, кажется, закрыто маской, но при этом почему-то чувствуется, что тут не маска, и парой крыльев за плечами. Но при этом некая трансцендентная сущность внутри самого Лехи вопиет (не орет, а именно вопиет), что, блин, ух, ёпт, да ну нахер ваще! Самое хреновое при этом то, что Михалыч, похоже, серебристую то ли бабу, то ли не бабу, не видит. Леха бы даже подумал, что на почве переработок он додежурился до галлюцинаций и вообще едет крышей, если бы не одно обстоятельство: Михалыч сидит, скрючившись, закрывая стальными ладонями боковые звуколокаторы и бормочет про какие-то помехи.
Внезапно странный гость поворачивается к Лехе и голосом, напоминающим звуки трубы:
Click to view...начинает говорить. Леха не понимает, откуда исходят звуки - рта на серебряной маске-лице не видно. Но это, совершенно точно, не галлюцинация, потому что от голоса пришельца с эстакады сыплется засохшая грязь и ржавчина. Серебряное существо объясняет непонятно кому, наверное, все-таки, Лехе, потому что Михалыч на него по-прежнему не реагирует, что сил его, существа, больше нет. Он, серебряное существо, между прочим, вообще по военной части В Архистратига третьем сонме четвертая когорта второго крыла. Он по гражданским делам не компетентен! Вы тут навертели дырок в Бытии, и между планами Реальностей Божьих червоточин, а ему разгребать! И как разгребать? Силовое-то разрешение строжайше запрещено! Но при этом велено направляться в полной выкладке и снаряжении, наблюдать, не допустить и предотвратить. А как тут предовратишь, когда даже огненный меч обнажать запрещено, что уж тут говорить о плазменных копешах?
Вслед за ржавчиной и грязью начинает отшелушиваться и сыпаться засохшая краска, но Леха уже взял себя в руки. Леха - мужчина бывалый, но при этом начитанный и не чурающийся самообразования. Он уже понял, кто перед ним. Лихорадочно припоминая почти забытые наставления бабушки, Алексей прикладывает три пальца правой руки ко лбу, к груди, к правому плечу и к левом. Затем, прокашлявшись, говорит, что, мол, извините, что шлем не снимаю, но по правилам ТБ на объекте это делать нельзя. Не то, чтобы на Божью защиту не надеемся, но ведь сказано: и сам не плошай. Про себя Леха изо всех сил надеется, что правильно сложил пальцы и не напутал порядок плеч. Серебристая фигура машет крылом и грохочет, что, в общем, с самой большой перспективы порядок не особенно-то и важен. Хотя, конечно тебе, Раб Божий Алексий, приличиствует так, как ты сделал. Ты ничего не напутал, хоть и не был в храме Божием уже сто лет. Ну, или если быть совсем точным, шестнадцать лет, три месяца, две недели и четыре дня - ровно как со своей супругой обвенчался. Раб Божий Алексий понимает, что тут вертеться не получится - не лпанерка, чай, поэтому, с достоинством кивнув, признает, что есть грех. Хоть и крещеный, но не во-церк-вленный. А вот у меня просьба будет, товарищ Наблюдатель. Вы не могли бы чуточку потише говорить? Тут на эстакаде трубопроводы на гудрон, топливный газ, на пар, на нефть сырую и еще на теплоноситель. На три установки расходится. Голос у вас, надо сказать, мощный. Трубный голос, чего там. Не дай Бог в резонанс войдет...
Фигура уже другим, просто очень громким, голосом отвечает, что да, конечно, его грех. Можно и потише. И да, Бог не даст, потому что хотя у вас тут все, конечно, как всегда, но экспертизы все по-честному, эксплуатация в строгом соответствии, хотя людей и не хватает, и вообще, к делу вы серьезно относитесь. Леха отвечает, что иначе нельщя. А что до червоточины - так это не к нам. Она сама возникла. К счастью, вроде ничего по-настоящему опасного оттуда не вылезло. Разные люди приходили, да. Но вот чтобы злобы какой - этого не было. Серебраная фигура сидит молча, но при этом ее крылья с закрепленными на них мечами принимают какое-то удивительно скромное положение. Не по образованию быстрый умом, Леха моментально все понимает и осторожно спрашивает: так что, было, что ли? Фигура медленно кивает и показывает два серебряных пальца. Леха спрашивает: очень опасные? Фигура вздыхает и говорит, что один - так, просто Зверь Рыкающий, Зубов и Когтей Исполненный и Стрекотав. Тут чего - раз уж молниями нельзя, и огненным тоже, по старинке, копием, по-георгиевски. А вот Саранча из Чумной Тучи Изыдяху - тут повозиться пришлось. Особенно потом с дезинфекцией. Но там эти ваши помогли, которых вы прячете. Прилежные еси. Вот за них, конечно, уши бы вам надрать...
Леха, с трудом справившись с волнением, снова прикладывает пальцы ко лбу, груди и плечам, а потом осторожно спрашивает: а чего надрать-то? Серебряная фигура гневно машет рукой, так, что мечи на крыльях грозно звенят, а потом объясняет, что несть их в Замысле Божием. И вот этого твоего друга тоже несть. А Души у них появились. Ты хоть понимаешь, Алексий, какая тут путаница в учете? Это же Души, не уд собачий. Их же по всем скрижалям и скрипториям теперь проводить, в Замысел встраивать... Петь их перед Ликом Его. Престолам вообще не позавидуешь... Леха некоторое время молчит, а потом разводит руками и говорит: ну, виноваты. Но что уж теперь. Все ведь люди. Нам бы вот Стасянов как-то легализовать. А то, стыдно сказать, вы их по скрипториям проводите, а мы зарегистрировать не можем. И вот за Зверя и Саранчу - спасибо вам, товарищ Наблюдатель. Мы и не знали.
Серебряная фигура машет крылом и говорит, что чего уж. Работа такая - Хранить. А вообще, Алексий, вы тут, конечно, распустились, а нам разбирайся. Взять тех же содомитов. Это раньше можно было огненным дождем. А сейчас времена не те, не поймут. А они и пользуются. А нам ведь все равно предотвращать велено. А как вот мне предовтращать, когда я только и умею, что триста тридцать три приема малым огненным мечом, четыреста сорок четыре большим, да по двести двадцать два копием и копешем. Алексей говорит, что, конечно, мечом - это не надо уж так. Они ведь тоже разные бывают. И небезнадежные. Вот у нас один прихал из Москвы. И татуировки у него, и кольцо в ухе, и виски подбриты, и бородка, прости Господи, мелированная. Даже штаны подворачивал и на гироскутере ездил. А поработал в АСУТП - и вот год назад женился, сын недавно родился, на рыбалку с нами ездит. Так что всяко бывает. Надо к людям с вниманием. Серебряная фигура поворачивается к Лехе, и вдруг оператору кажется, что могучие крылья с мечами вместо перьев складываются как-то умиротворенно.
Внезапно фигура встает во весь рост. Сидеть в таком случае как-то неприлично, и Леха поднимается тоже. Держа в правой руке копье, серебряный гость протягивает левую руку вперед и возлагает ладонь на каску Лехи. Прежним трубным голосом Хранитель и Наблюдатель говорит, что благословен муж сей, и дети его, и дети его детей и весь род до скончания века. Ты, Раб Божий Алексей, хороший мужик. И тебе спасибо - нам, знаешь, тоже бывает нужно с кем-то поговорить. Потому что тяжело тут, вдали от Него. Ну, бывай. А другу своему ничего не говори. Он, конечно, живая душа, но не такой, как ты. Ему понять будет трудно.
С этими словами серебряный гость внезапно исчезает, как его и не было. Леха некоторое время стоит, а затем в третий раз прикладывает руку ко лбу, груди и плечам. Концентрировать Ци не хочется - оно и так уже сконцентрировалось так, что надо бы слезть и отойти к ведру за опорой. Леха чувствует, что у него дрожат руки, но при этом на сердце как-то удивительно спокойно. В этот момент Михалыч удивленно, насколько это может отразить его синтезатор речи, говорит, что помехи пропали. Леха вздыхает. Все же иногда у них работа интересная как-то очень уж чересчур.