Пока обед. В связи с близящимся Днем Воинской Славы по поводу события от 08.09.80...
... нельзя не отреагировать.
Фантастические арты отечественных мастеров художественной мазни греют душу прямо ваще. Я бы особо отметил картины "Клерик против орка", "Князь Олег, как тотарская подстилка", "Бармалей" ну и уже приводившуюся здесь ранее: "Добрый доктор Айболит всех тотаров победит". В общем: "Покажите на этой кукле, куда нужно засунуть художникам их кисти и тюбики":
Ну и в рамках копания старого одна из ранних моих работ в области напоржать. Зарисовка, которой, кажется, уже почти двадцать лет, была выполнена в виде синопсиса сценария одной серии исторического сериала про актуальное событие. Зарисовка посвящена успехам отечественного кинематографа в области исторического, художественного и вообще патриотизма. Приятно сознавать, что по прошествии стольких лет работа сохраняет остросоциальный и фактически пророческий характер, потому что это многонациональное киноговно продолжает выдавать патриотический продукт повышенного меркаптаносодержания.
Москва. Кабинет Дмитрия Донского. В кабинете на стенах висят: окно, шкура медведя, кольчуга, камуфло и карта России. Половина карты закрашена коричневым, по коричневому идет надпись белым: "тотары, суканах!". За столом сидит Дмитрий, крепкий мужчина со слегка испитым лицом русского секс-символа. Он стрижен ёжиком, на лице короткая борода, плавно переходящая в щетину. Дмитрий работает с документами, время от времени прикладываясь к бутылке "Гжелки" (крупный план на этикетку). Дубовая дверь с латунными накладками распахивается с ноги, в кабинет входит боярин Боброк Волынский. Боярин одет в кольчугу на босу ногу поверх разгрузки. Лицо боярина напоминает нам, что узкая но высокая лысина в сочетании с крючковатым носом и совиными глазами до сих пор воспрнимаются массами как символ крутости, переходящей в немеряную крутость.
- Ой ты гой еси, князь Дмитрий, Московский, - говорит боярин и бесцеремонно отхлебывает из бутылки сам.
- А ты че думал, Казанский? За гоя щас ответишь. Че приперся? - отвечает князь простым и понятным народу языком.
- Да ладно, Митяй, че ты сразу быковать-то? Ну шутканул я. - говорит боярин для поддержания напряженной атмосферы будней главы государства и достает из кожаной папки свиток из бумаги "Валлет"
- Ты дошуткуешься, Волынский, на самого волына найдется. - принимает Дмитрий из рук соратника послание. За кадром раздается дружное ржание, призывающее зрителя поддержать немудрящую народную шутку. - От кого малява?
Волынский, оторвавшись от бутылки, тычет пальцем в коричневое на карте
- От Мамая.
- И че этому чурке надо?
- Говорит, чтобы откатили ему за двенадцать лет, казлина, - лицо боярина передергивает от ненависти к угнетателям.
- Че? Может еще отсосать у него? - лицо князя омрачает гримаса правденого гнева.
- Ты там дальше читай, там и про отсосать и про майку красную.
Дмитрий дочитывает послание и выкатывает глаза
- Да он че, вконец обурел, урод нерусский? Все, он меня достал! Собирай братву, пора с ним решать.
Над Москвой плывет колокольный звон, дружина Дмитрия и народное ополчение строятся на площади под патриотическую песню исполняемую дуэтом Газманова и Расторгуева. Дружинники одеты в новенькие кольчуги поверх камуфляжных комбинезонов, многие вместо уставных шлемов повязали головы тряпочками цвета выцветшего хаки. Звучат немудрящие солдатские шутки, кто-то связывает изолентой рукояти топоров, двое дружинников весело пьют Гжелку из горла. На дружинников вешаются жены и любимые. Они рыдают, размазывая по лицу китайскую косметику. Дружинники успокаивают их, шутливо хлопая по задницам. Под звонкое хлопанье звучит песня в исполнении любимицы народа А. Б. Пугачевой. Дружина отправляется в поход, женщины машут им платками и полушалками, картонные кокошники намокают от слез.
Ставка Мамая. Большой полутемный ангар, безуспешно задрапированный под юрту. Пол и стены завешаны ковролином и забросаны шкурами и подгнившими шубами из "Снежной Королевы". Мамай сидит на подушках, вокруг него крутят задницами несколько девушек, которые пока не определились, становиться им актрисами или индивидуалками, тем более, что в последнее время разницы особо нет. Мамай одет в отороченный искусственным мехом халат с китайского рынка, из под которого видно натовское камуфло, на голове у него папаха, на лице - борода. Вокруг него сидят ханы и нойоны, одетые примерно так же. Они время от времени восклицают "Вах Аллах!" и валят на ковролин очередную актрису. Звучит восточная музыка в исполнении любимца А. Б. Пугачевой Филиппа Киркорова (певец хотел показаться в кадре и сам, но режиссер отказал ему, мотивируя это тем, что все девушки блондинки, потому что русские, а он - нет). В разгар вакханалии в шатер вбегает молодой нукер в длинном ватнике с нашитыми алюминиевыми пластинами. Он падает на одно колена и невзирая на мелькающие вокруг него задницы обращается к хану:
- О мой хан! Эта гяурская морда, сын шакала, гамарджоба бешбармак, отказался послать дань, а вместо этого послал тебя на х...!
В шатре воцаряется тишина, особенно увлекшаяся индивидуалка еще некоторое время продолжает вертеть, потом испуганно останавливается.
- Че то я нэ понал, вах! - медленно тянет Мамай...
Конец первой серии...
Фантастические арты отечественных мастеров художественной мазни греют душу прямо ваще. Я бы особо отметил картины "Клерик против орка", "Князь Олег, как тотарская подстилка", "Бармалей" ну и уже приводившуюся здесь ранее: "Добрый доктор Айболит всех тотаров победит". В общем: "Покажите на этой кукле, куда нужно засунуть художникам их кисти и тюбики":
Ну и в рамках копания старого одна из ранних моих работ в области напоржать. Зарисовка, которой, кажется, уже почти двадцать лет, была выполнена в виде синопсиса сценария одной серии исторического сериала про актуальное событие. Зарисовка посвящена успехам отечественного кинематографа в области исторического, художественного и вообще патриотизма. Приятно сознавать, что по прошествии стольких лет работа сохраняет остросоциальный и фактически пророческий характер, потому что это многонациональное киноговно продолжает выдавать патриотический продукт повышенного меркаптаносодержания.
Москва. Кабинет Дмитрия Донского. В кабинете на стенах висят: окно, шкура медведя, кольчуга, камуфло и карта России. Половина карты закрашена коричневым, по коричневому идет надпись белым: "тотары, суканах!". За столом сидит Дмитрий, крепкий мужчина со слегка испитым лицом русского секс-символа. Он стрижен ёжиком, на лице короткая борода, плавно переходящая в щетину. Дмитрий работает с документами, время от времени прикладываясь к бутылке "Гжелки" (крупный план на этикетку). Дубовая дверь с латунными накладками распахивается с ноги, в кабинет входит боярин Боброк Волынский. Боярин одет в кольчугу на босу ногу поверх разгрузки. Лицо боярина напоминает нам, что узкая но высокая лысина в сочетании с крючковатым носом и совиными глазами до сих пор воспрнимаются массами как символ крутости, переходящей в немеряную крутость.
- Ой ты гой еси, князь Дмитрий, Московский, - говорит боярин и бесцеремонно отхлебывает из бутылки сам.
- А ты че думал, Казанский? За гоя щас ответишь. Че приперся? - отвечает князь простым и понятным народу языком.
- Да ладно, Митяй, че ты сразу быковать-то? Ну шутканул я. - говорит боярин для поддержания напряженной атмосферы будней главы государства и достает из кожаной папки свиток из бумаги "Валлет"
- Ты дошуткуешься, Волынский, на самого волына найдется. - принимает Дмитрий из рук соратника послание. За кадром раздается дружное ржание, призывающее зрителя поддержать немудрящую народную шутку. - От кого малява?
Волынский, оторвавшись от бутылки, тычет пальцем в коричневое на карте
- От Мамая.
- И че этому чурке надо?
- Говорит, чтобы откатили ему за двенадцать лет, казлина, - лицо боярина передергивает от ненависти к угнетателям.
- Че? Может еще отсосать у него? - лицо князя омрачает гримаса правденого гнева.
- Ты там дальше читай, там и про отсосать и про майку красную.
Дмитрий дочитывает послание и выкатывает глаза
- Да он че, вконец обурел, урод нерусский? Все, он меня достал! Собирай братву, пора с ним решать.
Над Москвой плывет колокольный звон, дружина Дмитрия и народное ополчение строятся на площади под патриотическую песню исполняемую дуэтом Газманова и Расторгуева. Дружинники одеты в новенькие кольчуги поверх камуфляжных комбинезонов, многие вместо уставных шлемов повязали головы тряпочками цвета выцветшего хаки. Звучат немудрящие солдатские шутки, кто-то связывает изолентой рукояти топоров, двое дружинников весело пьют Гжелку из горла. На дружинников вешаются жены и любимые. Они рыдают, размазывая по лицу китайскую косметику. Дружинники успокаивают их, шутливо хлопая по задницам. Под звонкое хлопанье звучит песня в исполнении любимицы народа А. Б. Пугачевой. Дружина отправляется в поход, женщины машут им платками и полушалками, картонные кокошники намокают от слез.
Ставка Мамая. Большой полутемный ангар, безуспешно задрапированный под юрту. Пол и стены завешаны ковролином и забросаны шкурами и подгнившими шубами из "Снежной Королевы". Мамай сидит на подушках, вокруг него крутят задницами несколько девушек, которые пока не определились, становиться им актрисами или индивидуалками, тем более, что в последнее время разницы особо нет. Мамай одет в отороченный искусственным мехом халат с китайского рынка, из под которого видно натовское камуфло, на голове у него папаха, на лице - борода. Вокруг него сидят ханы и нойоны, одетые примерно так же. Они время от времени восклицают "Вах Аллах!" и валят на ковролин очередную актрису. Звучит восточная музыка в исполнении любимца А. Б. Пугачевой Филиппа Киркорова (певец хотел показаться в кадре и сам, но режиссер отказал ему, мотивируя это тем, что все девушки блондинки, потому что русские, а он - нет). В разгар вакханалии в шатер вбегает молодой нукер в длинном ватнике с нашитыми алюминиевыми пластинами. Он падает на одно колена и невзирая на мелькающие вокруг него задницы обращается к хану:
- О мой хан! Эта гяурская морда, сын шакала, гамарджоба бешбармак, отказался послать дань, а вместо этого послал тебя на х...!
В шатре воцаряется тишина, особенно увлекшаяся индивидуалка еще некоторое время продолжает вертеть, потом испуганно останавливается.
- Че то я нэ понал, вах! - медленно тянет Мамай...
Конец первой серии...