Серый ангел
Пролог.
О, Боже! Как она его любила… Но он сгинул, сгинул навсегда. Он фактически умер. Хотя нет. Смерть была бы лучшей участью для него и для нее, чем то, что случилось. И не стоит обвинять ее в жестокосердии, не надо, право. Жизнь и без того оказалась сурова и сложна. Скорее даже запутана, завязана в тугой нервный узел.
Кто бы только знал, как она горько рыдала по ночам, выдавливая из себя по капле прежнюю любовь. Душила себя мокрой подушкой, сотрясалась в немой истерике, одна, заперевшись в своей комнате. Ну почему Бог так жесток? Проклятье!.. Он же прекрасно видел, как она любила его, какой чистой и нежной любовью. Почему Господь сделал так, что все пошло прахом? Она била маленькими сжатыми кулаками по спинке кровати и неистовству ее не было предела.
И вся эта нелепая история начиналась, как неудачная шутка, которую, казалось, можно переиграть заново, исправить, пустить в нужное русло. Где же разорвалась нить счастья? Неужели это было написано им обоим на роду? Никто, никто не поверил ему. Только она, но что она одна могла сделать? Одна против целого мира. И вот теперь ей остается только терзать себя и стараться скорее забыть все связанное с ним. Конец всему.
Глава первая. Среди ночи.
Когда среди ночи за окном послышался шум автомобиля, когда яркий свет фар разрезал темноту улицы и пробежал сетчатым узором по стене комнаты, когда скрипнули тормоза и хлопнула дверь подъезда, уже тогда она поняла, почувствовала, что должно произойти что-то непоправимое. Стараясь не разбудить Джона, который спал безмятежным сном, как всегда раскинувшись на кровати, она встала, быстро одела халат, бесшумно вышла в прихожую, прислушиваясь к частым и многочисленным шагам на лестнице. И тут она услышала, как глухо бьется ее сердце. Предчувствие.
Послышалась возня под дверью, раздался требовательный голос, совсем как в кино:
- Откройте, полиция! - затем настойчивый стук. Другие приглушенные голоса.
Она даже вздрогнула, она никак не верила, что это к ним. Это какая-то глупая ошибка, сказала она себе, но холодная волна, вдруг окатившая ее, говорила совсем другое.
- Немедленно откройте, именем губернатора штата!
- Минуточку, - промямлила она, затем прошла в спальню, еще раз посмотрела на Джона, коснулась его плеча:
- Дорогой, Джон, просыпайся скорее! К нам полиция! Почему к нам полиция?
В дверь долбили уже довольно отчаянно, без остановки. Джон открыл глаза, несколько секунд приходил в себя, затем сел в кровати, спросил:
- Какая еще полиция, что за бред?.. Лиз, что случилось? - он встал, недовольно запахнул халат и направился к двери. Лиз направилась за ним, прячась за его широкую спину.
- Тише, тише, уже открываю! Что такое? Что случилось? - Джон щелкнул замком, отступил от двери.
В ту же секунду прихожая наполнилась какими-то людьми, стало шумно, кто-то отчетливо и громко произнес:
- Именем правительства штата, Джон Дуглас Кей, Вы арестованы по обвинению в убийстве! Малковски, зачитайте ему его гребаные права. Ребята, ты и ты, осмотрите, проверьте квартиру, найдите мне хоть что нибудь! - звонко щелкнули наручники. Лиз отступила в темноту спальни, сердце бешено колотилось, мысли путались, в глазах почему-то поплыли круги. Она стояла прижавшись спиной к холодной стене.
- Эй, что за ерунда?! - наконец подал голос Джон, - Это какая-то ошибка!
- Лучше замолчи, ублюдок, пока я не сунул тебе в мерзкую рожу, - рыкнул чей-то прокуренный бас.
- За что?! Почему Вы так со мной поступаете? - не унимался Джон, - Вы не имеете права… - послышался глухой шлепок, в прихожей что-то мягко упало.
- Какого черта, офицер?.. - услышала она сдавленный шепот Джона.
Лиз не знала, что ей делать. Явно происходило то, чего на самом деле быть не могло. По крайней мере, она-то была в этом уверена. Она яростно ринулась в заполненную чужими людьми прихожую. Как они смеют?!
- Таааак, а вот и его курочка! - прыснул мужчина в коричневом плаще, в его руке тускло блестел пистолет. Джон полулежал на полу, из его рта текла яркая кровь. Над ним стояли еще двое полицейских в форме. Один из них, усатый здоровяк, массировал свою руку.
- Мадам, спокойно, Вам придется так же проследовать за нами, одевайтесь. - сказал один из офицеров в штатском. Он был в потертой кожаной куртке, от него несло одеколоном и густым сигаретным запахом.
- Что вы тут учинили?! Немедленно его освободите, вы слышите?! Джон, Джон, дорогой, милый, что же это такое?.. - она потянулась к нему, но чьи-то сильные руки перехватили ее порыв, встряхнули. Офицер протянул ей пальто, хмыкнул, заглянул ей за плечо:
- Все готовы? Выдвигаемся ребята! Лично я хочу еще успеть на трансляцию бейсбольного матча… Этого возьмите, только нежно. Что-то он совсем расклеился.
Далее, все происходившее было, как во сне. В плохом, кошмарном сне…
Их привезли в участок. Джон всю дорогу молчал. Возможно, он ее и не видел - она сидела впереди, между двумя полицейскими, а он сзади, за проволочной решеткой, в темноте. В участке их сразу же развели по разным кабинетам, не дав переговорить. Лиз почти полчаса сидела одна, на стуле, обитом грязным сукном, поджав ноги. Она молча смотрела в одну точку, мысленно придумывая варианты зверских казней этим идиотам полицейским. Они обязательно подадут на них в суд, эти грубияны в форме за все ответят! Над ее головой висела тусклая лампа в железном абажуре, вокруг которого летало несколько мелких мушек. Напротив Лиз стоял видавший виды обшарпанный стол, на котором лежала пепельница, полная раздавленных окурков. Скрипнула дверь, в комнату кто-то вошел, кашлянул. Лиз медленно подняла глаза.
Перед ней стоял тот самый «кожаный» офицер. Он прошел за стол, уселся и достал из нагрудного кармана новую пачку сигарет, ловко открыл. Затем в его руке возникла зажигалка. Полицейский жадно затянулся, откинулся на спинку стула и довольно хмыкнул. Прошла минута. Раздавив очередной окурок в пепельнице, офицер наконец заговорил:
- Понимаете, какая история, мадам… Домой видно мне сегодня уже не попасть. Дело закрутилось, только успевай. Эх! Да вы хоть голову-то поднимите, а то как-то неудобно с вами разговаривать.
- Я хочу позвонить адвокату! - Лиз зло подняла глаза на офицера.
- Да полноте, он и так уже летит сюда на всех парах. А как вы думали? Мы сами позвонили. Дело-то из ряда вон выходящее, непростое, можно сказать публичное… Дружок ваш, однако, еще тот фрукт оказался. Только не говорите мне, что ничего не знали!
- Подождем адвоката, - отрезала Лиз. В горле что-то мешало дышать, но она сдерживала себя. Бурлящая злость помогала ей. Боже, что же там с Джоном?..
- Зря упираетесь, мадам. - полицейский придвинулся к столу, вытащил из ящика стопку бумаг и карандаш: - Плохо ваше дело, а точнее, дело вашего сожителя. Гроша ломаного не дать теперь за его голову.
- Чего вы меня пугаете?! Как вы вообще смеете?! - зашипела Лиз.
- Ого! Хм… Смею, смею. Работа такая - город от подонков всяких вычищать. Гнусная и тяжелая работа, знаете ли. И вы бы лучше помогли, чем артачиться.
- Мы подадим на вас в суд!
- Ой, ой… Только вот что я вам скажу: Джон ваш раньше увидится с судьей и я ему не завидую! - он встал, подошел ближе, заглянул в лицо Лиз, - так что не надо мне тут устраивать сцен!..
Лиз съежилась, как от удара. Напрочь забыв про адвоката, она крикнула:
- В чем вы его обвиняете?!
- Так. Хочу рассказать вам одну историю. - офицер заложил руки за спину, прошелся вдоль стола: - страшную и нехорошую историю.
Лиз замерла, недоверчиво посмотрела на него. Сейчас наплетет чего попало, жди.
- Мы не предавали это широкой огласке, однако, кое какие слухи уже ходят по городу. Слыхали ли вы про недавние убийства девушек, чьи тела нашли в лесу, что к югу за городом? Хм… По глазам вижу, что да. - полицейский, повернувшись к окну, продолжил:
- Убитых было всего восемь. Убили их в разное время, но с небольшим разрывом - месяц-два. Тела их были так дико изуродованы, что вначале, найдя первую жертву, мы готовы были списать это убийство на дикого зверя. Но, когда был установлен факт изнасилования, все встало на свои места. Это - дело рук настоящего маньяка, холоднокровного убийцы! Мы стали опрашивать людей, искать возможных свидетелей. Все тщетно. Как это бывает, никто ничего и никого не видел. Спустя некоторое время мы нашли в этом же лесу остальных девушек. Почерк преступлений был схож. Да и список жертв более менее был закономерен. Молодые девушки, от 18 до 20 лет, красивые, самостоятельные, приехавшие из других мест, а следовательно, не имеющие родственников в нашем городе. Что касается их рода деятельности, то нельзя сказать, что бы он был вовсе безупречным, однако… Не в этом дело...
- Зачем вы мне все это рассказываете, офицер, - перебила его Лиз. Боже, Боже… Голова ее вновь начала кружиться, комната показалась размером со спичечный коробок.
- Все по порядку, мадам. Дело в том, что одну связующую нить, которая ведет ко всем этим жертвам, мы все же сумели найти. Хотя, это было нелегко. Как и всегда, когда имеешь дело с умным преступником.
- Уж не думаете ли вы, что это мой Джон всех их убил?!
- Именно. Убил. А перед этим каждую девушку он связывал, многократно насиловал, затем выкалывал глаза ножом, отрезал нос, пальцы на руках и ногах, у живой, заметьте, у живой! Этот сукин сын вспарывал ей живот и наблюдал, как она истекая кровью, умирает! После этого ада, он каким-то способом перевозил тело в другое место, обычно в лес, чтобы закопать его там. И так целых восемь раз, восемь чертовых раз!
- Я вам не верю! Это не мог быть Джон!.. Это не он, он не такой! - Лиз отпрянула.
- Расскажите все, что знаете, помогите следствию изобличить зверя в облике человека!
- Я ничего не знаю, я ничего не видела!
- Давайте вспомним детали, - сбавил тон следователь, видя, что допрашиваемая уже почти созрела для показаний. - не волнуйтесь, вы же живы, слава Богу. Ну?..
Вихрь мыслей пронесся в голове женщины. Она, как наяву, представила себе Джона, совершающего все эти адские убийства. Как он сжимает в руке нож, и потом… Нет!
Что же это такое? Джон Кей, кто же ты, как же это? Нет, это не могло быть правдой, потому, что этого просто не могло быть. Она же всегда была с ним рядом, он всегда был на виду! Ну, кроме разве что нескольких его поездок по работе… Он всегда звонил, шутил, привозил подарки. Да и неужели бы она не заметила странных изменений в его поведении, манере общаться, что-то же должно было проявиться? Нет, абсолютно ничего.
- Это не может быть мой Джон. - твердо сказала Лиз и впилась пальцами в стул.
- Еще как может, - ответил офицер и снова закурил, - сейчас в вашей квартире мои ребята ведут обыск и я жду информации от наших криминалистов по отпечаткам пальцев, но уже сейчас я могу уверенно сказать, что убийца - Джон Кей. Все сходится именно на нем. Мы не зря работали.
- Вы плохо работали, потому, что убийца еще на свободе, а вы совершили нелепую ошибку. Вот увидите. - Лиз горько усмехнулась. Какие идиоты!
- Не надо считать нас идиотами, мадам! - как будто угадав ее мысли, повысил голос следователь, - скажу лишь, что Джона Кея видели с каждой из погибших девушек в разное время. Это явный связующий факт. Вы знали об этих встречах? У него были женщины на стороне? Вы чувствовали это?
- А как же продавцы в магазинах, а парикмахеры, а водители такси? Они тоже пересекались с убитыми? - ехидно заметила Лиз, сделав вид, что не услышала последнего вопроса.
- Мы проверили их всех, по крайней мере большинство. Безупречное алиби. И репутация.
- Хорошенькое дело!
- Ничего хорошего, по крайней мере для вас. Для Джона.
- Ну, это мы еще посмотрим! - вспылила Лиз и отвернулась. Её сердце летело куда-то в бездонную пропасть.
Тут в дверь постучали и, секунду спустя, в кабинет вошел запыхавшийся невысокий человек в роговых очках и в сером дорогом костюме. Это был адвокат родителей Лиз, мистер Уоттман:
- Мистер Пикколо, Лиз, я извиняюсь за задержку. Ночь не лучшее время для… так сказать...
- Проходите, мистер Уоттман. - следователь вновь сел за стол, поправил стопку бумаг.
- Мистер Уоттман, они арестовали Джона! - тут Лиз не выдержала и разревелась, - они его избили и надели на него наручники!..
- Ну, дорогая Лиз, успокойтесь, я все выясню, я помогу вам. - Уоттман положил портфель на стол и взял за руку рыдающую Лиз. - успокойтесь, успокойтесь…
- Что же делать, мистер Уоттман… - Лиз трясло, - они не верят!..
- Успокойтесь, не надо отчаиваться. - адвокат хмуро глянул на следователя, взял портфель, открыл его, - мистер Пикколо, мог бы я побыть с девушкой наедине?
- Да, пожалуйста. - офицер встал из-за стола и взяв пепельницу в руку, вышел из кабинета. Его шаги вскоре стихли за закрытой дверью.
- Лиз, я кое что узнал, времени не терял даром. - Уоттман замялся, - скажу начистоту: плохо дело…
- Да вы что, сговорились все что ли?.. - Лиз закрыла заплаканное лицо руками.
- Душа моя, ваши родители бьют тревогу, отца чуть удар не хватил. Мы созвонились с ним и он велел мне вытащить вас из этой истории во что бы то ни стало. Успокойтесь, вам ничего не угрожает.
- При чем тут я? А как же Джон? Он не виноват!
- Не виноват, конечно, но боюсь, ему грозит суд, и от решения суда будет зависеть его судьба! Дай Бог, что он не виноват, а если нет?.. Дело принимает широкую огласку. Дело публичное. Город будет только об этом и судачить. Бедный Джон!
- Так. Отец дал вам указание отмежевать меня от этой истории. Любой ценой. И вам, и отцу плевать на моего Джона! - Лиз резко встала со стула.
- Дитя, дорогая! - адвокат замахал руками, - мы не в силах сейчас что либо сделать!.. Поймите, наконец. Я еще сегодня увезу вас к родителям, следователя я уговорю. Но Джон, похоже, вляпался. И сходу ему не помочь, мы только все испортим!
- Джон - не убийца и не насильник. - Лиз сжала кулаки, - вы слышите?
- Побудьте здесь, Лиз. Я мигом. - Уоттман выскочил из кабинета.
Через двадцать минут они уже садились в машину, которая должна была доставить Лиз в дом ее родителей, состоятельных, уважаемых в городе людей. Адвокат Уоттман всю дорогу до дома молчал, теребил край портфеля, смотрел в окно. Лиз тоже молчала. Ее как-то странно отпустило, едва они вышли на свежий воздух из прокуренного кабинета следователя. Было около трех часов ночи. Машина бесшумно и быстро скользила по остывшему асфальту, по ночным улицам спящего города. Вскоре они подъехали к красивому, двухэтажному особняку, окруженному высокой кованой оградой.
Глава вторая. Начало конца.
Джон сидел на железном стуле, в лицо светила яркая настольная лампа. Глаза слезились. Ему было жарко и страшно хотелось пить. Полицейский, проводивший допрос, что-то нудно бубнил себе в усы, разглядывая стену. Когда он наконец перестал бубнить, то повернулся к Джону, подошел почти вплотную и заглянул в лицо:
- Джон Кей, вы слышите меня?..
- Да ему плевать на тебя, Уолт! - в кабинет вошел следователь Пикколо, а вместе с ним ворвались сигареты и одеколон, - разве ты не видишь, что мальчик Джонни попросту издевается над нами, сукин сын.
- Сэл, я вот что думаю, - Уолтер отстранился от сидящего Джона, - ведь он же по-сути такой же человек, как и мы с тобой. Возможно, он…
- Нет! - отрезал Пикколо, - какого черта, Уолт?! Вот, я принес материалы, весьма любопытные, чтобы наш подследственный ознакомился с ними. Может быть, он, наконец, "вспомнит" хоть что нибудь? Да и ты брось свои философские штучки, Уолт, ты утомился. Вот тебе копия заключения криминалистов. Почитай, отдохни. Давай, давай, двигай…
Уолтер взял протянутую ему пачку подшитых бумаг и нехотя вышел из кабинета.
- Скучаешь по своей подружке? - прищурился следователь. Джон чуть приподнял глаза.
- А ведь она сдала тебя, полностью, с потрохами, как говорится. Мол, рассказывал мне Джон, намекал на что-то такое, да я понять тогда никак не могла. А теперь стало все ясно. Не желаю, говорит, знаться с этим преступником. Пойду лучше к родителям жить. Так и заявила… Нет! Ты посмотри, какие же сволочи эти женщины, а? - Пикколо с видом фокусника разложил дело на столе, снял свою потертую куртку и втиснулся в старое кожаное кресло. Джон пошевелился. Его не задели слова, сказанные офицером. Он, конечно, не поверил ни единому слову этого клоуна. Просто стало как-то тоскливо и одиноко вдруг, хоть волком вой. Джон до конца еще не мог понять, во что же такое гнусное его втравливают? Мысли путались, жажда продолжала мучить его пересохшее горло, ссадины на губе и подбородке горели. Да еще руки совсем онемели от тугих наручников. Он попытался пошевелить пальцами, но ничего не почувствовал. Рук как будто не было вовсе.
- Знаешь, что тут у меня? - следователь ткнул пальцем в свои бумаги.
Ну вот, подумал Джон, опять они затевают свою нелепую игру в угадайку.
- Тут у меня весь ты! - ухмыльнулся Пикколо, естественно не дождавшись ответа от подследственного, - вот тут твои отпечатки, твоя группа крови, твои волосы, даже фотографии следов твоих сраных ботинок. Так… А здесь, вот на этом отдельном листе - расписаны все органические материалы, найденные на трупах девушек. Улики!
Офицер сложил вместе два листа бумаги, картинно хлопнул по ним рукой:
- Вуаля! Надо же, как все замечательно сходится. Как два сиамских близнеца: на убитых девушках следы крови твоей группы, на остатках их вещей и одежды - твои отпечатки пальцев и твои волосы. Далее, тебя видели с этими девушками в разное время в разных местах. Некоторые люди гораздо более наблюдательны, чем можно себе представить, а, Джон? Правда, здорово?..
- Я никого не убивал. - тихо сказал Джон. Пикколо заткнулся и склонил голову вбок.
- Как ты тогда объяснишь все это? - он швырнул на стол результаты экспертизы.
- Не знаю. Я не понимаю, что вообще со мной происходит. Вы ворвались в мой дом среди ночи, напугали мою девушку, избили меня, притащили сюда… Чертовщина какая-то! Я не понимаю, за что мне все это? У меня ощущение, что я в чужом теле, в чужом кошмарном сне! Я хочу пить. - Джона прорвало. Он зажмурил глаза и беззвучно затрясся всем телом.
Следователь молча налил в стакан воды из пластиковой бутылки и подошел к нему. Джон почувствовал под носом запах дешевого пластика. В его рот влилась теплая вода, и он чуть не захлебнулся. Сглотнул, откашлялся. Открыл глаза.
Пикколо стоял, задумчиво глядя на Джона. Затем он поставил стакан на стол и, вынув очередную сигарету, закурил:
- Возможно, твой случай медицинский, но все равно ты гребаный псих. Тебя же прижали к ногтю! Пора бы начать давать показания… Хотя, знаешь что? Джон Кей, тебя отправят на электрический стул и без твоего признания. Любой судья, любой суд присяжных, они и глазом не моргнут, как избавятся от такого типа, как ты. С радостью. Я же говорю, повторяю, дело твое теперь публичное, известное. Тебе не простят гибели девушек, приговор будет суровым. Покайся, может быть губернатор заменит смертную казнь пожизненным заключением. Но это еще...
- Я не виноват, как вы все не понимаете! - вдруг крикнул Джон, - как вы все не поймете, наконец! Тупые идиоты, недоумки! - он запыхтел, натужился и сделал попытку встать.
- Уолтер! - крикнул в открытую дверь следователь, - твоя очередь!
Спустя несколько часов, Джон Кей сидел в своей одиночной камере и думал. И мысли его были совсем не веселыми. Его кто-то подставил, кто-то хочет от него избавиться, размышлял он. Кто же это? Он перебирал в уме всех своих знакомых, партнеров. Прокручивал в голове последние дни и различные ситуации, имевшие место быть перед его арестом. Все тщетно. Просто заколдованный круг какой-то… Лиз! Он неожиданно вспомнил про нее. Сердце сжалось, как будто кто-то сжал его мертвой, ледяной рукой. А потом стало тепло-тепло, слезы навернулись на глазах. Как она там без него, бедная, дорогая Лиз! Что же с ней теперь? Он обхватил голову руками, закачался. Его душила горькая досада и непонимание. Боже!
События развивались, как будто по точному, неумолимому плану. Они ничего не желают слышать. Они не верят! Они уже сейчас сочли его преступником без всякой надежды, на какое либо оправдание. Дай им волю, все свершилось бы и без должного суда, без этого нелепого театра, предшествующего смерти. Для них не имеет значения, что он не виновен. Абсолютно никакого значения. Джон не раз слышал о казненных по ошибке или навету, но он никогда не мог себе представить, что подобное произойдет и с ним. Бедные убитые девушки, он видел их фото, но он точно никогда не общался с ними и даже никогда не видел их. Даже никого похожих на них… А ведь если он невиновен, то убийца до сих пор на свободе и, возможно, смеется над ним сейчас, читая газетные заголовки в разделе полицейской хроники штата! Джон потер ноющие запястья, час от часу не легче!
Как бы выяснить, кто указал на него, кто счел его преступником и сообщил об этом полиции? Вряд ли удастся, что-либо выяснить. Он просил следователя о встрече с Лиз, но ему было отказано. И про звонок адвокату тоже все сплошная чушь! Никаких звонков, только изнурительные, отупляющие допросы. Да еще этот каменный мешок. Того и гляди разовьется клаустрофобия. Щелкнула замочная скважина. Джон вздрогнул. В камеру заглянул дюжий полицейский, осмотрел ее, сверкнул глазами на Джона, исчез. В дверях появился адвокат Уоттман. Он, как большая очкастая кошка, проскользнул в камеру, прикрыв за собой массивную дверь. Вновь щелкнул замок. За дверью послышался сердитый голос охранника:
- Рискуете вы, господин адвокат. Ну да вам виднее.
- Мистер Уоттман! - Джон резко встал, выпрямился, - как вы тут?! Как Лиз, что с ней?..
- Джон, успокойтесь, присядьте. Как я здесь? Ну так я же адвокат, в конце концов, - хмыкнул Уоттман, - вот, пришел поговорить с вами.
- Лиз! Как Лиз? Они ничего ей не сделали? - Джон попытался взять Уоттмана за руку, но тот спешно отдернул ее. От Джона Кея этот нечаянный жест не ускользнул:
- Вы боитесь меня и не верите мне, - горько сказал он. Тяжело опустился на нары.
- Я многое видел в своей практике… но… Хм, Джон, давайте-ка на чистоту!
- Я чист. - заключенный усмехнулся.
- "Чист"! Машина правосудия заработала, все закрутилось! Поздно! Вас не вытащить отсюда, такова злая судьба. И это говорю я, адвокат! Да, да! Проныра, призванный вытаскивать людей из хищных лап закона! Но, в этот раз все намного сложнее. Поймите, Джон, мне не важно, виновны вы или нет... Я просто заключаю, что дело это мне не по силам. Вы понимаете? Да и никто другой не возьмется.
Джон смотрел на Уоттмана и ничего не мог понять. С чего это вдруг тогда этот хлыщ приперся к нему в камеру, что явно было не просто? Чтобы извинится за беспомощность или чтобы забить еще один гвоздь в крышку его завтрашнего гроба? Адвокат нервно ходил из одного угла камеры в другой, потрясал в воздухе руками, гневно кивал кому-то головой. Право слово, еще один клоун в этом цирке, подумал вдруг Джон и ему стало смешно. Он хрипло и громко рассмеялся. Уоттман подпрыгнул от неожиданности, как испуганный кот. Повернулся к смеющемуся Джону:
- Вы меня не слушаете! - его голос дрожал, Джон, вы любите Лиз? Освободите ее от себя!
- Что? - Джон перестал смеяться.
- Если вы ее действительно любите, избавьте ее от себя. Не тяните ее в ад, слышите? Вы человек пропащий…
- Я пропащий? Мне уже осточертело это! Все только и повторяют, что я человек пропащий и что я убийца! Я не убийца! Не убийца, мать вашу!
- Я вас предупредил, Джон Дуглас Кей. - сухо сказал Уоттман и выскользнул из мрачной духоты камеры наружу. Джон Кей замахал от ярости руками, как будто отбиваясь от полчищ ядовитых мух, выкрикнул что-то нечленораздельное и упал всем весом на жесткие холодные нары. Последней его мыслью на краю сознания был немой вопрос: Лиз, где ты?!.
Глава третья. Течение.
В столовой было тихо и уютно. Отец, сидя в резном кресле, читал биржевые новости, держа в одной руке дымящуюся сигару. Его крупная седая голова, нависала над газетой, как снежная вершина. Рядом с ним, в кресле поменьше, с бокалом красного вина в руке, пристроилась мать. Она украдкой поглядывала то на безмолвного отца, то на мрачную Лиз, которая сидела за тем же столом и тоже молчала, делая вид, что ест.
- Ну, слава Богу, мы на коне, - мистер Ронстоун сложил газету и улыбнулся, - почему моя малышка ничего не ест?
- Папа, я ем. - Лиз напряглась, как струна.
- Ну… Доченька, - мать подняла тонкие брови, - пора бы уже успокоиться.
- Я спокойна, - процедила Лиз.
- Тебе повезло остаться в живых, - веско заметил отец, затянувшись сигарой.
- Мне ничего не угрожало. Я и Джон, мы любим друг друга.
- Отец прав, - заметила мать, - ты еще не так хорошо умеешь разбираться в людях. Ты еще так беззащитна, так…
- Глупа? - вскинулась Лиз, - я не дура, мама! Как вы не понимаете…
Отец недовольно завозился в кресле. Мать насторожилась, поставила бокал на стол.
- Закроем эту тему раз и навсегда, - сказал отец и в упор посмотрел на дочь.
- Папа, папочка, дорогой, - вдруг горячо зашептала Лиз, резко повернувшись к отцу, - ты же все можешь! Вытащи Джона из тюрьмы! Его же казнят, он не виновен. Я знаю!..
- На сей раз тебе придется смириться, - тяжело проговорил отец, - таковы обстоятельства, доченька. Дай Бог, что о тебе забудут проклятые газетчики. Не хочу видеть тебя в суде. За это пришлось заплатить кое какую цену, немалую, надо сказать… Но тебя более никто не побеспокоит. Нас оставят в покое.
- Лиз, девочка моя, - мать вытерла платком край глаза, - не стоит так убиваться.
- Мама, папа… Джон…
- Про Джона пишут страшные вещи. Город кипит, как паровой котел. Страсти на пределе. Обвинение собирается настаивать на смертной казни! Элизабет, неужели ты не понимаешь, что игры кончились! - мистер Ронстоун в сердцах ударил ладонью по столу. Бокал с вином опрокинулся, раздался хруст разбитого стекла. Мать вскочила:
- Рита! Рита! - в столовую спешно вбежала смуглая горничная с ведром и тряпкой.
Мистер Ронстоун молча докурил сигару, поднялся из-за стола и удалился в свой кабинет, оставив приникших Лиз и миссис Ронстоун одних.
Лиз сидела в гостиной и пыталась читать. Но ее душили мысли о Джоне. Она не могла сосредоточиться и просто изображала из себя читающую девушку. Отец был у себя в кабинете. Мать ушла отдать распоряжения на кухню. Теперь родной дом Лиз стал одновременно и ее крепостью, и ее тюрьмой. Вот и я в клетке, мой милый, любимый Джон, подумала Лиз. Перелистнула страницу. Закрыла глаза. Господи, услышь меня! Помоги, Господи! Помоги, я прошу тебя!.. Но вокруг была только тишина гостиной и мерное тиканье больших напольных часов. Вдруг, Лиз отчетливо услышала, как кто-то осторожно ступает позади нее! Она резко обернулась.
- Ну вот, я так и знал, - адвокат Уоттман стоял на полпути к лестнице, ведущей на второй этаж, в кабинет отца, - плохой из меня шпион.
- Мистер Уоттман! Вы видели Джона?! - Лиз вскочила, уронив книгу на пол.
- Тише, тише, молодая леди. - Уоттман отступил на шаг назад, прижав к груди портфель.
- Вы разговаривали с ним? - не унималась девушка.
- Да, да. Я видел его, разговаривал с ним. Я был у него сегодня. - сдался адвокат.
- И как он, что с ним? Вы ведь поможете ему, верно? - Лиз заглянула в глаза, скрывающиеся за линзами очков. Ответом ей был холодный шепот:
- Он подписал признание. Мне очень жаль, Лиз… Лиз! Элизабет!
У Лиз подкосились ноги, перехватило дыхание и она, словно мешок, рухнула на диван.
- Мистер Уоттман, потрудитесь подняться! - крикнул сверху отец. Побледневший мистер Уоттман, извиняясь и кланяясь, неуклюже попятился вверх по лестнице.
Лиз сидела на диване оглушенная страшными словами адвоката. У нее звенело в ушах и кровь гулко пульсировала в висках. Спустя минуту, она встала и молча направилась в свою комнату, казалось, ничего не замечая на своем пути. Озадаченная Рита тревожно смотрела ей в след, что-то тихо приговаривая и качая головой. Оказавшись одна, Лиз тотчас замыслила самоубийство. Оставалось только выбрать единственный способ. Как же уйти из этой несчастной никчемной жизни? Она глубоко вздохнула. Потом еще раз. Боже, какой грех, какой грех! Господи, прости меня! Нет. Она не станет убивать себя. Она слишком слаба, слишком зависима. От обстоятельств, от родителей, даже от Джона. Она так беспомощна. Вот сейчас у нее отбирают любимого человека, а она не в состоянии, что-либо изменить! Нечего себя обманывать. Она всегда плыла, и будет плыть по течению. Она всегда будет делать то, что ей говорят и верить в то, во что ей приказывают. Элизабет Ронстоун, ты оказалась настоящим ничтожеством!..
В этот миг откровения, в эту минуту отчаяния, когда границы миров становятся тонкими, как паутина и порой рвутся, когда случайно приоткрывается театральный занавес, скрывающий от глаз недостроенные декорации и репетирующих актеров, когда ледяную вершину высокой горы вдруг накрывает шум теплого морского прибоя и крики чаек, когда Солнце и Луна, скользя по небу, вдруг на секунду замирают, в нерешительности, словно задумываясь, чей сейчас черед, вот в такой миг Лиз помолилась. Она с неистовой, первобытной яростью крикнула в бездонную и темную пустоту своей души: Джон, пожалуйста, живи! И тот час провалилась в забытье.
В эту самую секунду кто-то осторожно коснулся плеча измученного, спящего Джона Дугласа Кея.
(Продолжение следует)
О, Боже! Как она его любила… Но он сгинул, сгинул навсегда. Он фактически умер. Хотя нет. Смерть была бы лучшей участью для него и для нее, чем то, что случилось. И не стоит обвинять ее в жестокосердии, не надо, право. Жизнь и без того оказалась сурова и сложна. Скорее даже запутана, завязана в тугой нервный узел.
Кто бы только знал, как она горько рыдала по ночам, выдавливая из себя по капле прежнюю любовь. Душила себя мокрой подушкой, сотрясалась в немой истерике, одна, заперевшись в своей комнате. Ну почему Бог так жесток? Проклятье!.. Он же прекрасно видел, как она любила его, какой чистой и нежной любовью. Почему Господь сделал так, что все пошло прахом? Она била маленькими сжатыми кулаками по спинке кровати и неистовству ее не было предела.
И вся эта нелепая история начиналась, как неудачная шутка, которую, казалось, можно переиграть заново, исправить, пустить в нужное русло. Где же разорвалась нить счастья? Неужели это было написано им обоим на роду? Никто, никто не поверил ему. Только она, но что она одна могла сделать? Одна против целого мира. И вот теперь ей остается только терзать себя и стараться скорее забыть все связанное с ним. Конец всему.
Глава первая. Среди ночи.
Когда среди ночи за окном послышался шум автомобиля, когда яркий свет фар разрезал темноту улицы и пробежал сетчатым узором по стене комнаты, когда скрипнули тормоза и хлопнула дверь подъезда, уже тогда она поняла, почувствовала, что должно произойти что-то непоправимое. Стараясь не разбудить Джона, который спал безмятежным сном, как всегда раскинувшись на кровати, она встала, быстро одела халат, бесшумно вышла в прихожую, прислушиваясь к частым и многочисленным шагам на лестнице. И тут она услышала, как глухо бьется ее сердце. Предчувствие.
Послышалась возня под дверью, раздался требовательный голос, совсем как в кино:
- Откройте, полиция! - затем настойчивый стук. Другие приглушенные голоса.
Она даже вздрогнула, она никак не верила, что это к ним. Это какая-то глупая ошибка, сказала она себе, но холодная волна, вдруг окатившая ее, говорила совсем другое.
- Немедленно откройте, именем губернатора штата!
- Минуточку, - промямлила она, затем прошла в спальню, еще раз посмотрела на Джона, коснулась его плеча:
- Дорогой, Джон, просыпайся скорее! К нам полиция! Почему к нам полиция?
В дверь долбили уже довольно отчаянно, без остановки. Джон открыл глаза, несколько секунд приходил в себя, затем сел в кровати, спросил:
- Какая еще полиция, что за бред?.. Лиз, что случилось? - он встал, недовольно запахнул халат и направился к двери. Лиз направилась за ним, прячась за его широкую спину.
- Тише, тише, уже открываю! Что такое? Что случилось? - Джон щелкнул замком, отступил от двери.
В ту же секунду прихожая наполнилась какими-то людьми, стало шумно, кто-то отчетливо и громко произнес:
- Именем правительства штата, Джон Дуглас Кей, Вы арестованы по обвинению в убийстве! Малковски, зачитайте ему его гребаные права. Ребята, ты и ты, осмотрите, проверьте квартиру, найдите мне хоть что нибудь! - звонко щелкнули наручники. Лиз отступила в темноту спальни, сердце бешено колотилось, мысли путались, в глазах почему-то поплыли круги. Она стояла прижавшись спиной к холодной стене.
- Эй, что за ерунда?! - наконец подал голос Джон, - Это какая-то ошибка!
- Лучше замолчи, ублюдок, пока я не сунул тебе в мерзкую рожу, - рыкнул чей-то прокуренный бас.
- За что?! Почему Вы так со мной поступаете? - не унимался Джон, - Вы не имеете права… - послышался глухой шлепок, в прихожей что-то мягко упало.
- Какого черта, офицер?.. - услышала она сдавленный шепот Джона.
Лиз не знала, что ей делать. Явно происходило то, чего на самом деле быть не могло. По крайней мере, она-то была в этом уверена. Она яростно ринулась в заполненную чужими людьми прихожую. Как они смеют?!
- Таааак, а вот и его курочка! - прыснул мужчина в коричневом плаще, в его руке тускло блестел пистолет. Джон полулежал на полу, из его рта текла яркая кровь. Над ним стояли еще двое полицейских в форме. Один из них, усатый здоровяк, массировал свою руку.
- Мадам, спокойно, Вам придется так же проследовать за нами, одевайтесь. - сказал один из офицеров в штатском. Он был в потертой кожаной куртке, от него несло одеколоном и густым сигаретным запахом.
- Что вы тут учинили?! Немедленно его освободите, вы слышите?! Джон, Джон, дорогой, милый, что же это такое?.. - она потянулась к нему, но чьи-то сильные руки перехватили ее порыв, встряхнули. Офицер протянул ей пальто, хмыкнул, заглянул ей за плечо:
- Все готовы? Выдвигаемся ребята! Лично я хочу еще успеть на трансляцию бейсбольного матча… Этого возьмите, только нежно. Что-то он совсем расклеился.
Далее, все происходившее было, как во сне. В плохом, кошмарном сне…
Их привезли в участок. Джон всю дорогу молчал. Возможно, он ее и не видел - она сидела впереди, между двумя полицейскими, а он сзади, за проволочной решеткой, в темноте. В участке их сразу же развели по разным кабинетам, не дав переговорить. Лиз почти полчаса сидела одна, на стуле, обитом грязным сукном, поджав ноги. Она молча смотрела в одну точку, мысленно придумывая варианты зверских казней этим идиотам полицейским. Они обязательно подадут на них в суд, эти грубияны в форме за все ответят! Над ее головой висела тусклая лампа в железном абажуре, вокруг которого летало несколько мелких мушек. Напротив Лиз стоял видавший виды обшарпанный стол, на котором лежала пепельница, полная раздавленных окурков. Скрипнула дверь, в комнату кто-то вошел, кашлянул. Лиз медленно подняла глаза.
Перед ней стоял тот самый «кожаный» офицер. Он прошел за стол, уселся и достал из нагрудного кармана новую пачку сигарет, ловко открыл. Затем в его руке возникла зажигалка. Полицейский жадно затянулся, откинулся на спинку стула и довольно хмыкнул. Прошла минута. Раздавив очередной окурок в пепельнице, офицер наконец заговорил:
- Понимаете, какая история, мадам… Домой видно мне сегодня уже не попасть. Дело закрутилось, только успевай. Эх! Да вы хоть голову-то поднимите, а то как-то неудобно с вами разговаривать.
- Я хочу позвонить адвокату! - Лиз зло подняла глаза на офицера.
- Да полноте, он и так уже летит сюда на всех парах. А как вы думали? Мы сами позвонили. Дело-то из ряда вон выходящее, непростое, можно сказать публичное… Дружок ваш, однако, еще тот фрукт оказался. Только не говорите мне, что ничего не знали!
- Подождем адвоката, - отрезала Лиз. В горле что-то мешало дышать, но она сдерживала себя. Бурлящая злость помогала ей. Боже, что же там с Джоном?..
- Зря упираетесь, мадам. - полицейский придвинулся к столу, вытащил из ящика стопку бумаг и карандаш: - Плохо ваше дело, а точнее, дело вашего сожителя. Гроша ломаного не дать теперь за его голову.
- Чего вы меня пугаете?! Как вы вообще смеете?! - зашипела Лиз.
- Ого! Хм… Смею, смею. Работа такая - город от подонков всяких вычищать. Гнусная и тяжелая работа, знаете ли. И вы бы лучше помогли, чем артачиться.
- Мы подадим на вас в суд!
- Ой, ой… Только вот что я вам скажу: Джон ваш раньше увидится с судьей и я ему не завидую! - он встал, подошел ближе, заглянул в лицо Лиз, - так что не надо мне тут устраивать сцен!..
Лиз съежилась, как от удара. Напрочь забыв про адвоката, она крикнула:
- В чем вы его обвиняете?!
- Так. Хочу рассказать вам одну историю. - офицер заложил руки за спину, прошелся вдоль стола: - страшную и нехорошую историю.
Лиз замерла, недоверчиво посмотрела на него. Сейчас наплетет чего попало, жди.
- Мы не предавали это широкой огласке, однако, кое какие слухи уже ходят по городу. Слыхали ли вы про недавние убийства девушек, чьи тела нашли в лесу, что к югу за городом? Хм… По глазам вижу, что да. - полицейский, повернувшись к окну, продолжил:
- Убитых было всего восемь. Убили их в разное время, но с небольшим разрывом - месяц-два. Тела их были так дико изуродованы, что вначале, найдя первую жертву, мы готовы были списать это убийство на дикого зверя. Но, когда был установлен факт изнасилования, все встало на свои места. Это - дело рук настоящего маньяка, холоднокровного убийцы! Мы стали опрашивать людей, искать возможных свидетелей. Все тщетно. Как это бывает, никто ничего и никого не видел. Спустя некоторое время мы нашли в этом же лесу остальных девушек. Почерк преступлений был схож. Да и список жертв более менее был закономерен. Молодые девушки, от 18 до 20 лет, красивые, самостоятельные, приехавшие из других мест, а следовательно, не имеющие родственников в нашем городе. Что касается их рода деятельности, то нельзя сказать, что бы он был вовсе безупречным, однако… Не в этом дело...
- Зачем вы мне все это рассказываете, офицер, - перебила его Лиз. Боже, Боже… Голова ее вновь начала кружиться, комната показалась размером со спичечный коробок.
- Все по порядку, мадам. Дело в том, что одну связующую нить, которая ведет ко всем этим жертвам, мы все же сумели найти. Хотя, это было нелегко. Как и всегда, когда имеешь дело с умным преступником.
- Уж не думаете ли вы, что это мой Джон всех их убил?!
- Именно. Убил. А перед этим каждую девушку он связывал, многократно насиловал, затем выкалывал глаза ножом, отрезал нос, пальцы на руках и ногах, у живой, заметьте, у живой! Этот сукин сын вспарывал ей живот и наблюдал, как она истекая кровью, умирает! После этого ада, он каким-то способом перевозил тело в другое место, обычно в лес, чтобы закопать его там. И так целых восемь раз, восемь чертовых раз!
- Я вам не верю! Это не мог быть Джон!.. Это не он, он не такой! - Лиз отпрянула.
- Расскажите все, что знаете, помогите следствию изобличить зверя в облике человека!
- Я ничего не знаю, я ничего не видела!
- Давайте вспомним детали, - сбавил тон следователь, видя, что допрашиваемая уже почти созрела для показаний. - не волнуйтесь, вы же живы, слава Богу. Ну?..
Вихрь мыслей пронесся в голове женщины. Она, как наяву, представила себе Джона, совершающего все эти адские убийства. Как он сжимает в руке нож, и потом… Нет!
Что же это такое? Джон Кей, кто же ты, как же это? Нет, это не могло быть правдой, потому, что этого просто не могло быть. Она же всегда была с ним рядом, он всегда был на виду! Ну, кроме разве что нескольких его поездок по работе… Он всегда звонил, шутил, привозил подарки. Да и неужели бы она не заметила странных изменений в его поведении, манере общаться, что-то же должно было проявиться? Нет, абсолютно ничего.
- Это не может быть мой Джон. - твердо сказала Лиз и впилась пальцами в стул.
- Еще как может, - ответил офицер и снова закурил, - сейчас в вашей квартире мои ребята ведут обыск и я жду информации от наших криминалистов по отпечаткам пальцев, но уже сейчас я могу уверенно сказать, что убийца - Джон Кей. Все сходится именно на нем. Мы не зря работали.
- Вы плохо работали, потому, что убийца еще на свободе, а вы совершили нелепую ошибку. Вот увидите. - Лиз горько усмехнулась. Какие идиоты!
- Не надо считать нас идиотами, мадам! - как будто угадав ее мысли, повысил голос следователь, - скажу лишь, что Джона Кея видели с каждой из погибших девушек в разное время. Это явный связующий факт. Вы знали об этих встречах? У него были женщины на стороне? Вы чувствовали это?
- А как же продавцы в магазинах, а парикмахеры, а водители такси? Они тоже пересекались с убитыми? - ехидно заметила Лиз, сделав вид, что не услышала последнего вопроса.
- Мы проверили их всех, по крайней мере большинство. Безупречное алиби. И репутация.
- Хорошенькое дело!
- Ничего хорошего, по крайней мере для вас. Для Джона.
- Ну, это мы еще посмотрим! - вспылила Лиз и отвернулась. Её сердце летело куда-то в бездонную пропасть.
Тут в дверь постучали и, секунду спустя, в кабинет вошел запыхавшийся невысокий человек в роговых очках и в сером дорогом костюме. Это был адвокат родителей Лиз, мистер Уоттман:
- Мистер Пикколо, Лиз, я извиняюсь за задержку. Ночь не лучшее время для… так сказать...
- Проходите, мистер Уоттман. - следователь вновь сел за стол, поправил стопку бумаг.
- Мистер Уоттман, они арестовали Джона! - тут Лиз не выдержала и разревелась, - они его избили и надели на него наручники!..
- Ну, дорогая Лиз, успокойтесь, я все выясню, я помогу вам. - Уоттман положил портфель на стол и взял за руку рыдающую Лиз. - успокойтесь, успокойтесь…
- Что же делать, мистер Уоттман… - Лиз трясло, - они не верят!..
- Успокойтесь, не надо отчаиваться. - адвокат хмуро глянул на следователя, взял портфель, открыл его, - мистер Пикколо, мог бы я побыть с девушкой наедине?
- Да, пожалуйста. - офицер встал из-за стола и взяв пепельницу в руку, вышел из кабинета. Его шаги вскоре стихли за закрытой дверью.
- Лиз, я кое что узнал, времени не терял даром. - Уоттман замялся, - скажу начистоту: плохо дело…
- Да вы что, сговорились все что ли?.. - Лиз закрыла заплаканное лицо руками.
- Душа моя, ваши родители бьют тревогу, отца чуть удар не хватил. Мы созвонились с ним и он велел мне вытащить вас из этой истории во что бы то ни стало. Успокойтесь, вам ничего не угрожает.
- При чем тут я? А как же Джон? Он не виноват!
- Не виноват, конечно, но боюсь, ему грозит суд, и от решения суда будет зависеть его судьба! Дай Бог, что он не виноват, а если нет?.. Дело принимает широкую огласку. Дело публичное. Город будет только об этом и судачить. Бедный Джон!
- Так. Отец дал вам указание отмежевать меня от этой истории. Любой ценой. И вам, и отцу плевать на моего Джона! - Лиз резко встала со стула.
- Дитя, дорогая! - адвокат замахал руками, - мы не в силах сейчас что либо сделать!.. Поймите, наконец. Я еще сегодня увезу вас к родителям, следователя я уговорю. Но Джон, похоже, вляпался. И сходу ему не помочь, мы только все испортим!
- Джон - не убийца и не насильник. - Лиз сжала кулаки, - вы слышите?
- Побудьте здесь, Лиз. Я мигом. - Уоттман выскочил из кабинета.
Через двадцать минут они уже садились в машину, которая должна была доставить Лиз в дом ее родителей, состоятельных, уважаемых в городе людей. Адвокат Уоттман всю дорогу до дома молчал, теребил край портфеля, смотрел в окно. Лиз тоже молчала. Ее как-то странно отпустило, едва они вышли на свежий воздух из прокуренного кабинета следователя. Было около трех часов ночи. Машина бесшумно и быстро скользила по остывшему асфальту, по ночным улицам спящего города. Вскоре они подъехали к красивому, двухэтажному особняку, окруженному высокой кованой оградой.
Глава вторая. Начало конца.
Джон сидел на железном стуле, в лицо светила яркая настольная лампа. Глаза слезились. Ему было жарко и страшно хотелось пить. Полицейский, проводивший допрос, что-то нудно бубнил себе в усы, разглядывая стену. Когда он наконец перестал бубнить, то повернулся к Джону, подошел почти вплотную и заглянул в лицо:
- Джон Кей, вы слышите меня?..
- Да ему плевать на тебя, Уолт! - в кабинет вошел следователь Пикколо, а вместе с ним ворвались сигареты и одеколон, - разве ты не видишь, что мальчик Джонни попросту издевается над нами, сукин сын.
- Сэл, я вот что думаю, - Уолтер отстранился от сидящего Джона, - ведь он же по-сути такой же человек, как и мы с тобой. Возможно, он…
- Нет! - отрезал Пикколо, - какого черта, Уолт?! Вот, я принес материалы, весьма любопытные, чтобы наш подследственный ознакомился с ними. Может быть, он, наконец, "вспомнит" хоть что нибудь? Да и ты брось свои философские штучки, Уолт, ты утомился. Вот тебе копия заключения криминалистов. Почитай, отдохни. Давай, давай, двигай…
Уолтер взял протянутую ему пачку подшитых бумаг и нехотя вышел из кабинета.
- Скучаешь по своей подружке? - прищурился следователь. Джон чуть приподнял глаза.
- А ведь она сдала тебя, полностью, с потрохами, как говорится. Мол, рассказывал мне Джон, намекал на что-то такое, да я понять тогда никак не могла. А теперь стало все ясно. Не желаю, говорит, знаться с этим преступником. Пойду лучше к родителям жить. Так и заявила… Нет! Ты посмотри, какие же сволочи эти женщины, а? - Пикколо с видом фокусника разложил дело на столе, снял свою потертую куртку и втиснулся в старое кожаное кресло. Джон пошевелился. Его не задели слова, сказанные офицером. Он, конечно, не поверил ни единому слову этого клоуна. Просто стало как-то тоскливо и одиноко вдруг, хоть волком вой. Джон до конца еще не мог понять, во что же такое гнусное его втравливают? Мысли путались, жажда продолжала мучить его пересохшее горло, ссадины на губе и подбородке горели. Да еще руки совсем онемели от тугих наручников. Он попытался пошевелить пальцами, но ничего не почувствовал. Рук как будто не было вовсе.
- Знаешь, что тут у меня? - следователь ткнул пальцем в свои бумаги.
Ну вот, подумал Джон, опять они затевают свою нелепую игру в угадайку.
- Тут у меня весь ты! - ухмыльнулся Пикколо, естественно не дождавшись ответа от подследственного, - вот тут твои отпечатки, твоя группа крови, твои волосы, даже фотографии следов твоих сраных ботинок. Так… А здесь, вот на этом отдельном листе - расписаны все органические материалы, найденные на трупах девушек. Улики!
Офицер сложил вместе два листа бумаги, картинно хлопнул по ним рукой:
- Вуаля! Надо же, как все замечательно сходится. Как два сиамских близнеца: на убитых девушках следы крови твоей группы, на остатках их вещей и одежды - твои отпечатки пальцев и твои волосы. Далее, тебя видели с этими девушками в разное время в разных местах. Некоторые люди гораздо более наблюдательны, чем можно себе представить, а, Джон? Правда, здорово?..
- Я никого не убивал. - тихо сказал Джон. Пикколо заткнулся и склонил голову вбок.
- Как ты тогда объяснишь все это? - он швырнул на стол результаты экспертизы.
- Не знаю. Я не понимаю, что вообще со мной происходит. Вы ворвались в мой дом среди ночи, напугали мою девушку, избили меня, притащили сюда… Чертовщина какая-то! Я не понимаю, за что мне все это? У меня ощущение, что я в чужом теле, в чужом кошмарном сне! Я хочу пить. - Джона прорвало. Он зажмурил глаза и беззвучно затрясся всем телом.
Следователь молча налил в стакан воды из пластиковой бутылки и подошел к нему. Джон почувствовал под носом запах дешевого пластика. В его рот влилась теплая вода, и он чуть не захлебнулся. Сглотнул, откашлялся. Открыл глаза.
Пикколо стоял, задумчиво глядя на Джона. Затем он поставил стакан на стол и, вынув очередную сигарету, закурил:
- Возможно, твой случай медицинский, но все равно ты гребаный псих. Тебя же прижали к ногтю! Пора бы начать давать показания… Хотя, знаешь что? Джон Кей, тебя отправят на электрический стул и без твоего признания. Любой судья, любой суд присяжных, они и глазом не моргнут, как избавятся от такого типа, как ты. С радостью. Я же говорю, повторяю, дело твое теперь публичное, известное. Тебе не простят гибели девушек, приговор будет суровым. Покайся, может быть губернатор заменит смертную казнь пожизненным заключением. Но это еще...
- Я не виноват, как вы все не понимаете! - вдруг крикнул Джон, - как вы все не поймете, наконец! Тупые идиоты, недоумки! - он запыхтел, натужился и сделал попытку встать.
- Уолтер! - крикнул в открытую дверь следователь, - твоя очередь!
Спустя несколько часов, Джон Кей сидел в своей одиночной камере и думал. И мысли его были совсем не веселыми. Его кто-то подставил, кто-то хочет от него избавиться, размышлял он. Кто же это? Он перебирал в уме всех своих знакомых, партнеров. Прокручивал в голове последние дни и различные ситуации, имевшие место быть перед его арестом. Все тщетно. Просто заколдованный круг какой-то… Лиз! Он неожиданно вспомнил про нее. Сердце сжалось, как будто кто-то сжал его мертвой, ледяной рукой. А потом стало тепло-тепло, слезы навернулись на глазах. Как она там без него, бедная, дорогая Лиз! Что же с ней теперь? Он обхватил голову руками, закачался. Его душила горькая досада и непонимание. Боже!
События развивались, как будто по точному, неумолимому плану. Они ничего не желают слышать. Они не верят! Они уже сейчас сочли его преступником без всякой надежды, на какое либо оправдание. Дай им волю, все свершилось бы и без должного суда, без этого нелепого театра, предшествующего смерти. Для них не имеет значения, что он не виновен. Абсолютно никакого значения. Джон не раз слышал о казненных по ошибке или навету, но он никогда не мог себе представить, что подобное произойдет и с ним. Бедные убитые девушки, он видел их фото, но он точно никогда не общался с ними и даже никогда не видел их. Даже никого похожих на них… А ведь если он невиновен, то убийца до сих пор на свободе и, возможно, смеется над ним сейчас, читая газетные заголовки в разделе полицейской хроники штата! Джон потер ноющие запястья, час от часу не легче!
Как бы выяснить, кто указал на него, кто счел его преступником и сообщил об этом полиции? Вряд ли удастся, что-либо выяснить. Он просил следователя о встрече с Лиз, но ему было отказано. И про звонок адвокату тоже все сплошная чушь! Никаких звонков, только изнурительные, отупляющие допросы. Да еще этот каменный мешок. Того и гляди разовьется клаустрофобия. Щелкнула замочная скважина. Джон вздрогнул. В камеру заглянул дюжий полицейский, осмотрел ее, сверкнул глазами на Джона, исчез. В дверях появился адвокат Уоттман. Он, как большая очкастая кошка, проскользнул в камеру, прикрыв за собой массивную дверь. Вновь щелкнул замок. За дверью послышался сердитый голос охранника:
- Рискуете вы, господин адвокат. Ну да вам виднее.
- Мистер Уоттман! - Джон резко встал, выпрямился, - как вы тут?! Как Лиз, что с ней?..
- Джон, успокойтесь, присядьте. Как я здесь? Ну так я же адвокат, в конце концов, - хмыкнул Уоттман, - вот, пришел поговорить с вами.
- Лиз! Как Лиз? Они ничего ей не сделали? - Джон попытался взять Уоттмана за руку, но тот спешно отдернул ее. От Джона Кея этот нечаянный жест не ускользнул:
- Вы боитесь меня и не верите мне, - горько сказал он. Тяжело опустился на нары.
- Я многое видел в своей практике… но… Хм, Джон, давайте-ка на чистоту!
- Я чист. - заключенный усмехнулся.
- "Чист"! Машина правосудия заработала, все закрутилось! Поздно! Вас не вытащить отсюда, такова злая судьба. И это говорю я, адвокат! Да, да! Проныра, призванный вытаскивать людей из хищных лап закона! Но, в этот раз все намного сложнее. Поймите, Джон, мне не важно, виновны вы или нет... Я просто заключаю, что дело это мне не по силам. Вы понимаете? Да и никто другой не возьмется.
Джон смотрел на Уоттмана и ничего не мог понять. С чего это вдруг тогда этот хлыщ приперся к нему в камеру, что явно было не просто? Чтобы извинится за беспомощность или чтобы забить еще один гвоздь в крышку его завтрашнего гроба? Адвокат нервно ходил из одного угла камеры в другой, потрясал в воздухе руками, гневно кивал кому-то головой. Право слово, еще один клоун в этом цирке, подумал вдруг Джон и ему стало смешно. Он хрипло и громко рассмеялся. Уоттман подпрыгнул от неожиданности, как испуганный кот. Повернулся к смеющемуся Джону:
- Вы меня не слушаете! - его голос дрожал, Джон, вы любите Лиз? Освободите ее от себя!
- Что? - Джон перестал смеяться.
- Если вы ее действительно любите, избавьте ее от себя. Не тяните ее в ад, слышите? Вы человек пропащий…
- Я пропащий? Мне уже осточертело это! Все только и повторяют, что я человек пропащий и что я убийца! Я не убийца! Не убийца, мать вашу!
- Я вас предупредил, Джон Дуглас Кей. - сухо сказал Уоттман и выскользнул из мрачной духоты камеры наружу. Джон Кей замахал от ярости руками, как будто отбиваясь от полчищ ядовитых мух, выкрикнул что-то нечленораздельное и упал всем весом на жесткие холодные нары. Последней его мыслью на краю сознания был немой вопрос: Лиз, где ты?!.
Глава третья. Течение.
В столовой было тихо и уютно. Отец, сидя в резном кресле, читал биржевые новости, держа в одной руке дымящуюся сигару. Его крупная седая голова, нависала над газетой, как снежная вершина. Рядом с ним, в кресле поменьше, с бокалом красного вина в руке, пристроилась мать. Она украдкой поглядывала то на безмолвного отца, то на мрачную Лиз, которая сидела за тем же столом и тоже молчала, делая вид, что ест.
- Ну, слава Богу, мы на коне, - мистер Ронстоун сложил газету и улыбнулся, - почему моя малышка ничего не ест?
- Папа, я ем. - Лиз напряглась, как струна.
- Ну… Доченька, - мать подняла тонкие брови, - пора бы уже успокоиться.
- Я спокойна, - процедила Лиз.
- Тебе повезло остаться в живых, - веско заметил отец, затянувшись сигарой.
- Мне ничего не угрожало. Я и Джон, мы любим друг друга.
- Отец прав, - заметила мать, - ты еще не так хорошо умеешь разбираться в людях. Ты еще так беззащитна, так…
- Глупа? - вскинулась Лиз, - я не дура, мама! Как вы не понимаете…
Отец недовольно завозился в кресле. Мать насторожилась, поставила бокал на стол.
- Закроем эту тему раз и навсегда, - сказал отец и в упор посмотрел на дочь.
- Папа, папочка, дорогой, - вдруг горячо зашептала Лиз, резко повернувшись к отцу, - ты же все можешь! Вытащи Джона из тюрьмы! Его же казнят, он не виновен. Я знаю!..
- На сей раз тебе придется смириться, - тяжело проговорил отец, - таковы обстоятельства, доченька. Дай Бог, что о тебе забудут проклятые газетчики. Не хочу видеть тебя в суде. За это пришлось заплатить кое какую цену, немалую, надо сказать… Но тебя более никто не побеспокоит. Нас оставят в покое.
- Лиз, девочка моя, - мать вытерла платком край глаза, - не стоит так убиваться.
- Мама, папа… Джон…
- Про Джона пишут страшные вещи. Город кипит, как паровой котел. Страсти на пределе. Обвинение собирается настаивать на смертной казни! Элизабет, неужели ты не понимаешь, что игры кончились! - мистер Ронстоун в сердцах ударил ладонью по столу. Бокал с вином опрокинулся, раздался хруст разбитого стекла. Мать вскочила:
- Рита! Рита! - в столовую спешно вбежала смуглая горничная с ведром и тряпкой.
Мистер Ронстоун молча докурил сигару, поднялся из-за стола и удалился в свой кабинет, оставив приникших Лиз и миссис Ронстоун одних.
Лиз сидела в гостиной и пыталась читать. Но ее душили мысли о Джоне. Она не могла сосредоточиться и просто изображала из себя читающую девушку. Отец был у себя в кабинете. Мать ушла отдать распоряжения на кухню. Теперь родной дом Лиз стал одновременно и ее крепостью, и ее тюрьмой. Вот и я в клетке, мой милый, любимый Джон, подумала Лиз. Перелистнула страницу. Закрыла глаза. Господи, услышь меня! Помоги, Господи! Помоги, я прошу тебя!.. Но вокруг была только тишина гостиной и мерное тиканье больших напольных часов. Вдруг, Лиз отчетливо услышала, как кто-то осторожно ступает позади нее! Она резко обернулась.
- Ну вот, я так и знал, - адвокат Уоттман стоял на полпути к лестнице, ведущей на второй этаж, в кабинет отца, - плохой из меня шпион.
- Мистер Уоттман! Вы видели Джона?! - Лиз вскочила, уронив книгу на пол.
- Тише, тише, молодая леди. - Уоттман отступил на шаг назад, прижав к груди портфель.
- Вы разговаривали с ним? - не унималась девушка.
- Да, да. Я видел его, разговаривал с ним. Я был у него сегодня. - сдался адвокат.
- И как он, что с ним? Вы ведь поможете ему, верно? - Лиз заглянула в глаза, скрывающиеся за линзами очков. Ответом ей был холодный шепот:
- Он подписал признание. Мне очень жаль, Лиз… Лиз! Элизабет!
У Лиз подкосились ноги, перехватило дыхание и она, словно мешок, рухнула на диван.
- Мистер Уоттман, потрудитесь подняться! - крикнул сверху отец. Побледневший мистер Уоттман, извиняясь и кланяясь, неуклюже попятился вверх по лестнице.
Лиз сидела на диване оглушенная страшными словами адвоката. У нее звенело в ушах и кровь гулко пульсировала в висках. Спустя минуту, она встала и молча направилась в свою комнату, казалось, ничего не замечая на своем пути. Озадаченная Рита тревожно смотрела ей в след, что-то тихо приговаривая и качая головой. Оказавшись одна, Лиз тотчас замыслила самоубийство. Оставалось только выбрать единственный способ. Как же уйти из этой несчастной никчемной жизни? Она глубоко вздохнула. Потом еще раз. Боже, какой грех, какой грех! Господи, прости меня! Нет. Она не станет убивать себя. Она слишком слаба, слишком зависима. От обстоятельств, от родителей, даже от Джона. Она так беспомощна. Вот сейчас у нее отбирают любимого человека, а она не в состоянии, что-либо изменить! Нечего себя обманывать. Она всегда плыла, и будет плыть по течению. Она всегда будет делать то, что ей говорят и верить в то, во что ей приказывают. Элизабет Ронстоун, ты оказалась настоящим ничтожеством!..
В этот миг откровения, в эту минуту отчаяния, когда границы миров становятся тонкими, как паутина и порой рвутся, когда случайно приоткрывается театральный занавес, скрывающий от глаз недостроенные декорации и репетирующих актеров, когда ледяную вершину высокой горы вдруг накрывает шум теплого морского прибоя и крики чаек, когда Солнце и Луна, скользя по небу, вдруг на секунду замирают, в нерешительности, словно задумываясь, чей сейчас черед, вот в такой миг Лиз помолилась. Она с неистовой, первобытной яростью крикнула в бездонную и темную пустоту своей души: Джон, пожалуйста, живи! И тот час провалилась в забытье.
В эту самую секунду кто-то осторожно коснулся плеча измученного, спящего Джона Дугласа Кея.
(Продолжение следует)