Созвездие Эпиорниса
------------------------------------
Часть Первая. Плач.
Он постигал мир через плач. Узнавал жизнь через горечь слез. Вникал в ее суть, осязал ее фактуру, ощущал ее твердость, мутную глубину и мрачную необратимость через рыдания...
Глава Первая. Увидеть звезды.
Вначале, его жизнь была, как белоснежный лист бумаги - чиста и приятна на ощупь. Он осторожно гладил свою жизнь неопытными, нежными руками и радовался каждому новому восходу солнца, как новой возможности сделать что-то хорошее. Он рисовал на своем бескрайнем листе жизни только светлые и романтические образы. Сперва это были разноцветные закорючки и палочки, потом появились хрупкие проволочные человечки, чуть позже прискакали улыбающиеся лошадки с мочалками вместо хвостов, с восседающими на них смешными всадниками в странных шапках, приехали машинки с умными глазами, прилетели веселые самолетики, важной поступью, гремя доспехами, пришли добрые рыцари, иногда, то тут, то там появлялись благородные лица крупным планом и конечно - многочисленные радуги-звезды-шарики.
Он жил в доме-на-горе. Представьте себе огромный пологий холм, покрытый травой и цветами, у основания которого текли аж целых две реки - одна побольше, поизвилистее и пошустрее, а вторая поменьше, помельче и поспокойнее. До речной долины было не менее пяти километров пологого спуска и с плоской вершины холма русла рек напоминали линии судьбы на детской ладошке... Вся прелесть жизни на такой высоте особенно ощущалась зимой, когда мальчик, один или с друзьями, бесконечно-долго мчался на санках или лыжах вниз по ровному снежному склону, издавая крики неподдельного восторга. Летом же, можно было бежать аж до самого низа, держа в руках бечеву воздушного змея или догоняя запущенный самодельный планер, рассекая голыми коленками ковер из трав, да так лихо и долго, что захватывало дух и начинало покалывать в боку!
Рядом с речушками, практически между ними, приткнулся железнодорожный вокзал, от которого тянулась вдаль блестящая нить железной дороги, проходящая через ажурный прямоугольник моста над маленькой рекой, и исчезающая за поворотом, в дымке бело-зеленой рощи. Два раза в сутки, утром и вечером, по этой блестящей ленточке скользил пассажирский поезд, издавая отчетливый, даже на таком расстоянии, пронзительный гудок. Иногда прибывали шумные товарные составы, вагончики которых казались игрушечными, ненастоящими. Так же можно было разглядеть и микроскопические фигурки людей, шагающих вдоль железной дороги, либо прямо по ней, спешащих куда-то...
Не обошелся этот пейзаж и без обязательного, для большинства провинциальных городков, большого завода, и двух его высоченных труб, размыто-возвышающихся над линией горизонта. Из них регулярно поднимался белый дым, становившийся медленным и вязким в морозные зимние дни. Завод располагался по правую руку от реки, которая поменьше, и от него, в сторону вокзала так же тянулась стальная нитка полотна. С высоты холма он выглядел, как расплывшаяся серая клякса. Его угловато-башенные строения напоминали средневековую крепость, белесый призрак, проступающий сквозь желтоватую дымку. Завод казался каким-то почти нереальным, но он давал жителям городка работу, а это уже было достаточно реально. Однако, не будем его беспокоить дальнейшими описаниями, молча исключим его из общей картины и забудем о нем.
А теперь вообразите пятиэтажный дом из красного кирпича, стоящий на этом чудо-холме и мальчишку лет десяти, сидящего на окне высокого первого этажа, с биноклем в руках. Худенький, с волнистыми волосами, большеглазый, он частенько сидел вот так, на окне, поджав ноги и поставив маленький стульчик под локти, чтобы не уставали руки, держащие тяжелый двадцатикратный бинокль. Что он рассматривал с высоты своего холма? Да разное... Вьющееся зеркало рек, железную дорогу, тонкоствольную рощу из которой выплывал поезд, редкие автомобили, проезжающие по объездной дороге, сероватые облака, и, по ночам, луны и звезды... Было очень красиво. Далекое становилось близким, невидимое видимым: большая луна, светящаяся серебряным светом, с ее морями и кратерами, и маленькая луна, цвета старой слоновой кости, чуть красноватая в районе полюсов, испещренная продольными бороздами и волнистыми линиями. Раскачивались в такт дыханию мерцающие пятнышки незнакомых звезд, то желтые, то синие, то вдруг зеленые... Иногда, днем, в поле зрения попадала случайная птица на фоне желтого неба, возникали незнакомые люди, дрожала туманная линия горизонта, все это мелькало в круглом, двоящемся окошке отцовского бинокля.
Однажды мальчик наблюдал настоящий пожар. Горел товарный железнодорожный состав. Дело было летним поздним вечером, почти ночью. Оранжевые всполохи озаряли небо над долиной, отражались в воде рек. Невидный в темноте дым, достигнув вершины холма, давал знать о себе слабым горелым запахом. В бинокль было видно, как суетятся возле рассыпающихся вагонов маленькие человеческие тени. Как подъехали пожарные машины и сразу стали тушить расползающееся пламя. Над составом, в жарком воздухе, кружились и подпрыгивали тысячи ярко-красных искр. Огонь то стихал, то накатывал снова. Если мальчик опускал бинокль, то пожар выглядел, как маленькая оранжевая медуза в черной ночной воде. Тогда он поднимал бинокль вновь и пытался добиться максимальной ясности изображения, вращая колесико настройки тонкими пальчиками. Пожар длился несколько часов и потом еще слабо тлел до середины ночи. Это происшествие сильно впечатлило любопытного мальчишку, но оно было лишь одним ярким мгновением в бесконечном ряду удивительных детских событий.
Другое его впечатление связано с жуками-свистунами. А вернее, с ритуалом их ловли. Сотни ребятишек: пацанов и девчонок, выходили на улицу, в теплый весенне-летний вечер, вооружившись самодельными сачками, а кто и просто старыми полотенцами. Кто смекалистее, забирался повыше, а кто и вовсе залезал на деревья. Жуки летели тяжело, с густым, самодовольным жужжанием и неизбежно становились добычей юных охотников. Смех, крики, галдеж. Кто-то прыгал, кто-то махал руками, кто-то бежал с сачком наготове... Срабатывал эффект толпы. На детский вопль сбегались все, кто поблизости. Ррраз! И свистун уже в чьих-то ловких руках, или в сачке. По усикам смотрели - что за жук, какого пола-звания? Одни ценились, другие не очень. Менее ценных жуков снисходительно отдавали вездесущим чумазым салажатам. Пойманные жуки тихо шуршали и посвистывали в спичечном коробке, перебирали цепкими лапками. Для их комфорта, внутрь коробка заталкивали листья, траву. Когда не хватало коробка, в ход шли стеклянные банки с продырявленными крышками. Ребята, ребята повсюду - жуки не пройдут! Позже, когда уже налетал прохладный ветерок и смеркалось так, что уже почти ничего не было видно, шла краткая оценка охотничьих трофеев: кто и сколько? Количество жуков на душу отдельного пацаненка порой превышало сотню! Сколько же насекомых судеб было сломано в такие загульные теплые вечера?..
А чего стоит только один весенний проливной дождь?.. Однажды, рано по утру, мальчик почувствовал себя неважно. Проснулся он оттого, что его знобило. Хотелось пить и немного кружилась голова. Когда мама измерила температуру сына, то оказалось, что она поднялась ровно на столько, что последнему можно было не идти в школу. Экзамены-каникулы на носу, а тут нате пожалуйста... Грустно. Но не очень, так как - лафа! Учеба отменилась. Полежав для приличия до обеда, перед телевизором, выпив чая с малиной, мальчик почувствовал, что ему стало полегче. Он выполз из-под одеяла и начал слоняться по комнате, затем раздвинул шторы, скрывавшие яркое солнце и прилип к окну. Под окном уже собрались ребята - его дворовые друзья, те, кто пораньше удрал с занятий. Мальчик открыл форточку, крикнул в нее что-то призывное и кинулся одеваться. Через три минуты он уже был на улице. Ах, этот удивительный, волнующий весенний воздух детства... Какая уж там болезнь! Ведь такой день выдается всего один на тысячу миллионов!..
Правее от дома и чуть дальше от края холма располагалось техническое училище. Его внутренний двор был покрыт волнистым асфальтом и на нем, с прошлого дождливого дня, раскинулись огромные лужи. Туда-то и держала путь стайка пацанов. Они были обуты в резиновые сапоги по колено, дабы исследовать глубины дождевых вод и их загадочное дно. Однако, через пол-часа мокрой беготни, сапоги были сброшены, штаны закатаны и босые ноги сверкали то тут, то там, шлепали по лужам без всякого зазрения совести. Мальчишка совсем забыл, что еще недавно он лежал под теплым ватным одеялом, в постели и болел. Незаметно завечерело. Возвращающаяся с работы мать сказала, увидев всю эту картину, что ее сына, мнимого больного, могут заметить одноклассники или учителя... И тут, как будто нарочно, почти мгновенно сгустились желтые облака, доселе спокойно проплывавшие по небу, и моментально хлынул проливной дождь, завершив тем самым мокрую картину весеннего дня, вымочив остатки сухого, погнав спешащих людей в подъезды домов, в которых пахло сырой пылью. Мальчик забежал в свой подъезд самым последним. Ура! Вот только болезнь куда-то сгинула и потому завтра его ждала школа.
Это просто издевательство какое-то над детьми - заставлять их учиться поздней весной. Школа дико надоела. Надоели бесконечные уроки с их фальшивой тишиной, надоел тяжелый, тянущий плечо портфель, надоела обшарпанная и скрипучая парта, доска в мокрых разводах от тряпки, крошащийся мел, мятые тетради, изгрызанные карандаши и ручки. Даже долгожданные шумные перемены в вечно-пыльных коридорах, и те надоели до чертиков. Одна мысль: вырваться на улицу, на свежий воздух, слинять домой! И болтать, болтать с друзьями обо всем подряд, пока петляет неспешная дорога до дома. Рассказывать небылицы, спорить до хрипоты, доказывать свою правоту, ссориться, мириться...
Как все таки замечательно отдыхать вдали от города. Пусть, даже, и городок-то небольшой, но все же настоящий город - шум, суета, духота. А бескрайние разноцветные поля, украшенные маленькими лесными островками, неизменно приводили мальчика в восторг. Хотелось глубоко вдохнуть всей грудью и взлететь над этой красотой, окунуться в желтое небо. Однако, была и еще одна причина, по которой мальчик любил быть в деревне. Это один интересный знакомый, живущий по соседству с его бабушкой. Вечный студент, без определенного возраста и занятия, у которого был настоящий телескоп! Жители деревни его считали немного чудаком, но по-своему уважали и частенько ходили к нему за ученым советом. Да... Советы он давал, что надо. По самым разным случаям и проблемам, и всегда охотно. Телескоп он установил на чердаке, предварительно раскидав часть крыши своего дома, чем вызвал множество вопросов и шуток со стороны соседей в свой адрес. Но, как человек не злой по своей натуре, он отшучивался в ответ и неизменно пропадал звездными ночами в своей самодельной обсерватории. А самое классное то, что он иногда позволял городскому мальчику посмотреть в этот самый телескоп, сопровождая сие действо удивительными рассказами о бескрайней вселенной.
Прибор, как прибор - труба. Пусть даже не маленькая и со всякими там хитрыми линзами внутри, разными часовыми механизмами, другими секретами, словно по-волшебству, открывающая дверь в совершенно иной мир, но все же труба. Телескоп на массивной треноге выглядел фантастической пушкой, способной закинуть твое сознание в неведомую даль. Его тускло-блестящий профиль словно устремился к звездам. Об этом телескопе мальчик часто рассказывал своим друзьям, вызывая у них белую зависть. Они наперебой спрашивали его, что же там он видел такого? Мальчик рассказывал, конечно отчасти фантазируя и привирая, как же это здорово - наблюдать за удивительной жизнью космоса и делать открытия! Все соглашались, что это действительно классно. И начинали сами вслух фантазировать. Кто-то из ребят тут же решал, что станет знаменитым астрономом, кто-то непременно великим космоплавателем, как в фантастических книжках... Звезды от них никуда не денутся! Ясно же, что будущее принадлежит им - сегодняшним пацанам.
Во время одного из таких разговоров, мальчик (давайте уже откроем его имя - Новий, или Новка) поведал друзьям любопытную историю, однажды рассказанную ему Летием, тем самым деревенским ученым. Все началось с того, что как-то раз ночью, сидя у телескопа, Новка указал пальцем на скопление звезд и сказал:
- Я знаю, что это такое. Это - созвездие Эпиорниса.
- Неужели, - улыбнулся Летий, не отрывая глаза от окуляра.
- Оно похоже на птицу, так принято считать, да? - Новка поерзал на табурете, ладошкой прихлопнул какого-то маленького кровопийцу, устроившегося на загорелой ноге.
- Похоже... - Летий оторвался от телескопа, включил фонарик и что-то бегло записал в свой блокнот.
- Лет, дай посмотреть, а?.. - мальчик быстро встал, подошел к треноге, громко скрипя чердачным полом.
- Что ты хочешь посмотреть? - ученый отхлебнул горячего крепкого чая из железной кружки, протянул ее Новию.
- Эпиорниса. Расскажи мне о нем, хоть про созвездие, хоть про птицу. - Новка сел на освободившийся стул у окуляра телескопа.
- Эпиорнис... - почему-то задумчиво протянул Летий, - хм... Эпиорнис.
- Ну?
- Давай вначале настроим прибор, погоди, я в искатель гляну.
- Давай, - мальчик подвинулся. Что-то затикало внутри треноги, зашумело, большая труба начала медленно поворачиваться, менять угол наклона. Чердак мелко задрожал. Затем что-то щелкнуло, механизм замер.
- Тааак... вот и оно, - Летий покрутил подстроечное кольцо окуляра, - замечательно видно. Ну, давай.
- Ух ты! - вырвалось у Новки, когда он посмотрел в телескоп - сколько тут звезд! Раз, два... так... шесть... всего девять!
- Верно, все верно, - кивнул астроном, - созвездие из девяти звезд, схематично представленное в виде птицы, широко раскинувшей крылья и головой, устремленной вперед. Эпиорнис.
- Красивое созвездие, звезды такие... - тихо сказал мальчик, - как живые, что ли. Как будто дышат!
- Мерцают, - поправил его Летий, - это эффект такой.
- Ааааа...
- Кстати, вспомнил... - ученый достал откуда-то весьма потрепанную книгу, посветил фонарем, - сейчас, найду... Погоди-ка. Вот. "Созвездие Эпиорниса замечательно тем, что ранее в него входило не девять звезд, как сейчас, а четырнадцать. И прежде оно имело форму птицы с сидящим на ней всадником, человеком. Тому есть множество документальных подтверждений. Затем, опять таки же по историческому свидетельству современников-очевидцев, всадник неожиданно исчез. Вернее, пропали пять звезд, составляющие, собственно, фигуру всадника. Случилось это почти пятьсот лет назад. Первым из ученых-астрономов того времени, заметившим момент исчезновения и описавшим сей феномен, по праву считается лардийский исследователь звездного неба Социус Малькерен-младший. По его утверждению, звезды исчезли почти одновременно и быстро, буквально за несколько минут, что само по себе - нонсенс. Это явление получило достаточно широкую огласку не только в кругах, интересующихся астрономией, но и среди обычных граждан. На сегодняшний день гипотез имеется несколько. Приводим тут лишь две из них, как наиболее достоверные: блуждающий межзвездный туман или, как вариант, превращение звезд высшего порядка в звезды низшего порядка. В любом случае, окончательного и однозначного ответа, объясняющего это исчезновение, нет. Теперь созвездие являет собой лишь только одну птицу, состоящую из девяти светил..." - Лет закрыл книгу.
- Ничего себе! - Новка сидел открыв рот от удивления, - вот это настоящая тайна!
- Да, настоящая, - кивнул Летий, - реальная, что ни на есть загадка. Ведь звезды же просто так не исчезают.
- Ага, - согласился мальчик.
- Тэээкс, - вдруг глянул на часы Летий, - давай-ка двигай домой, малыш, а то бабка твоя опять будет на меня ворчать. Да и тебя тоже отругает. Будет тебе потом и телескоп, и Эпиорнис.
- Не отругает... Куда же ОНИ все таки делись? - Новка прильнул напоследок к окуляру, задумчиво затих. Перед его глазами, сверкая и переливаясь, одиноко летела в мрачной пустоте невидимая птица Эпиорнис...
- Да уж! Вот это история! - как один загалдели ребята. Им явно представились пять звезд, которые внезапно выключаются, как какие-то лампы, и вот уже их нет. Нет больше всадника. Здорово!..
- А что за такой Эпиорнис? - спросил один из младших ребят, - это ведь птица такая есть?
- Не есть, а была. Когда-то. Люди ее истребили за красивые перья и что-то там еще... Летий мне рассказывал. Большая была птица, летать могла на огромные расстояния. Могла запросто перемахнуть океан! - Новка раскинул широко руки, как бы изображая крылья, - некоторые легенды гласят, что в древние времена на эпиорнисах летали люди, в специальных седлах. Даже воины летали, на специально обученных экземплярах, конечно. Но это было слишком давно, может несколько тысяч лет назад, а потом эта гордая птица была уничтожена человеком, уничтожена его жадностью и жестокостью. И вот теперь осталось только напоминание о ней, в виде созвездия...
- Вот бы узнать куда делись звезды, - задумчиво произнес один из ребят.
- Может еще и узнаем, - весело подмигнул Новка, - да вообще, в космосе полным-полно чего такого!
Все согласно закивали, разговор плавно перешел на другую тему. Через минуту все уже громко хохотали, кто-то предложил пойти на речку. Летний день был в самом разгаре.
-----------------------------------
Продолжение следует...
Часть Первая. Плач.
Он постигал мир через плач. Узнавал жизнь через горечь слез. Вникал в ее суть, осязал ее фактуру, ощущал ее твердость, мутную глубину и мрачную необратимость через рыдания...
Глава Первая. Увидеть звезды.
Вначале, его жизнь была, как белоснежный лист бумаги - чиста и приятна на ощупь. Он осторожно гладил свою жизнь неопытными, нежными руками и радовался каждому новому восходу солнца, как новой возможности сделать что-то хорошее. Он рисовал на своем бескрайнем листе жизни только светлые и романтические образы. Сперва это были разноцветные закорючки и палочки, потом появились хрупкие проволочные человечки, чуть позже прискакали улыбающиеся лошадки с мочалками вместо хвостов, с восседающими на них смешными всадниками в странных шапках, приехали машинки с умными глазами, прилетели веселые самолетики, важной поступью, гремя доспехами, пришли добрые рыцари, иногда, то тут, то там появлялись благородные лица крупным планом и конечно - многочисленные радуги-звезды-шарики.
Он жил в доме-на-горе. Представьте себе огромный пологий холм, покрытый травой и цветами, у основания которого текли аж целых две реки - одна побольше, поизвилистее и пошустрее, а вторая поменьше, помельче и поспокойнее. До речной долины было не менее пяти километров пологого спуска и с плоской вершины холма русла рек напоминали линии судьбы на детской ладошке... Вся прелесть жизни на такой высоте особенно ощущалась зимой, когда мальчик, один или с друзьями, бесконечно-долго мчался на санках или лыжах вниз по ровному снежному склону, издавая крики неподдельного восторга. Летом же, можно было бежать аж до самого низа, держа в руках бечеву воздушного змея или догоняя запущенный самодельный планер, рассекая голыми коленками ковер из трав, да так лихо и долго, что захватывало дух и начинало покалывать в боку!
Рядом с речушками, практически между ними, приткнулся железнодорожный вокзал, от которого тянулась вдаль блестящая нить железной дороги, проходящая через ажурный прямоугольник моста над маленькой рекой, и исчезающая за поворотом, в дымке бело-зеленой рощи. Два раза в сутки, утром и вечером, по этой блестящей ленточке скользил пассажирский поезд, издавая отчетливый, даже на таком расстоянии, пронзительный гудок. Иногда прибывали шумные товарные составы, вагончики которых казались игрушечными, ненастоящими. Так же можно было разглядеть и микроскопические фигурки людей, шагающих вдоль железной дороги, либо прямо по ней, спешащих куда-то...
Не обошелся этот пейзаж и без обязательного, для большинства провинциальных городков, большого завода, и двух его высоченных труб, размыто-возвышающихся над линией горизонта. Из них регулярно поднимался белый дым, становившийся медленным и вязким в морозные зимние дни. Завод располагался по правую руку от реки, которая поменьше, и от него, в сторону вокзала так же тянулась стальная нитка полотна. С высоты холма он выглядел, как расплывшаяся серая клякса. Его угловато-башенные строения напоминали средневековую крепость, белесый призрак, проступающий сквозь желтоватую дымку. Завод казался каким-то почти нереальным, но он давал жителям городка работу, а это уже было достаточно реально. Однако, не будем его беспокоить дальнейшими описаниями, молча исключим его из общей картины и забудем о нем.
А теперь вообразите пятиэтажный дом из красного кирпича, стоящий на этом чудо-холме и мальчишку лет десяти, сидящего на окне высокого первого этажа, с биноклем в руках. Худенький, с волнистыми волосами, большеглазый, он частенько сидел вот так, на окне, поджав ноги и поставив маленький стульчик под локти, чтобы не уставали руки, держащие тяжелый двадцатикратный бинокль. Что он рассматривал с высоты своего холма? Да разное... Вьющееся зеркало рек, железную дорогу, тонкоствольную рощу из которой выплывал поезд, редкие автомобили, проезжающие по объездной дороге, сероватые облака, и, по ночам, луны и звезды... Было очень красиво. Далекое становилось близким, невидимое видимым: большая луна, светящаяся серебряным светом, с ее морями и кратерами, и маленькая луна, цвета старой слоновой кости, чуть красноватая в районе полюсов, испещренная продольными бороздами и волнистыми линиями. Раскачивались в такт дыханию мерцающие пятнышки незнакомых звезд, то желтые, то синие, то вдруг зеленые... Иногда, днем, в поле зрения попадала случайная птица на фоне желтого неба, возникали незнакомые люди, дрожала туманная линия горизонта, все это мелькало в круглом, двоящемся окошке отцовского бинокля.
Однажды мальчик наблюдал настоящий пожар. Горел товарный железнодорожный состав. Дело было летним поздним вечером, почти ночью. Оранжевые всполохи озаряли небо над долиной, отражались в воде рек. Невидный в темноте дым, достигнув вершины холма, давал знать о себе слабым горелым запахом. В бинокль было видно, как суетятся возле рассыпающихся вагонов маленькие человеческие тени. Как подъехали пожарные машины и сразу стали тушить расползающееся пламя. Над составом, в жарком воздухе, кружились и подпрыгивали тысячи ярко-красных искр. Огонь то стихал, то накатывал снова. Если мальчик опускал бинокль, то пожар выглядел, как маленькая оранжевая медуза в черной ночной воде. Тогда он поднимал бинокль вновь и пытался добиться максимальной ясности изображения, вращая колесико настройки тонкими пальчиками. Пожар длился несколько часов и потом еще слабо тлел до середины ночи. Это происшествие сильно впечатлило любопытного мальчишку, но оно было лишь одним ярким мгновением в бесконечном ряду удивительных детских событий.
Другое его впечатление связано с жуками-свистунами. А вернее, с ритуалом их ловли. Сотни ребятишек: пацанов и девчонок, выходили на улицу, в теплый весенне-летний вечер, вооружившись самодельными сачками, а кто и просто старыми полотенцами. Кто смекалистее, забирался повыше, а кто и вовсе залезал на деревья. Жуки летели тяжело, с густым, самодовольным жужжанием и неизбежно становились добычей юных охотников. Смех, крики, галдеж. Кто-то прыгал, кто-то махал руками, кто-то бежал с сачком наготове... Срабатывал эффект толпы. На детский вопль сбегались все, кто поблизости. Ррраз! И свистун уже в чьих-то ловких руках, или в сачке. По усикам смотрели - что за жук, какого пола-звания? Одни ценились, другие не очень. Менее ценных жуков снисходительно отдавали вездесущим чумазым салажатам. Пойманные жуки тихо шуршали и посвистывали в спичечном коробке, перебирали цепкими лапками. Для их комфорта, внутрь коробка заталкивали листья, траву. Когда не хватало коробка, в ход шли стеклянные банки с продырявленными крышками. Ребята, ребята повсюду - жуки не пройдут! Позже, когда уже налетал прохладный ветерок и смеркалось так, что уже почти ничего не было видно, шла краткая оценка охотничьих трофеев: кто и сколько? Количество жуков на душу отдельного пацаненка порой превышало сотню! Сколько же насекомых судеб было сломано в такие загульные теплые вечера?..
А чего стоит только один весенний проливной дождь?.. Однажды, рано по утру, мальчик почувствовал себя неважно. Проснулся он оттого, что его знобило. Хотелось пить и немного кружилась голова. Когда мама измерила температуру сына, то оказалось, что она поднялась ровно на столько, что последнему можно было не идти в школу. Экзамены-каникулы на носу, а тут нате пожалуйста... Грустно. Но не очень, так как - лафа! Учеба отменилась. Полежав для приличия до обеда, перед телевизором, выпив чая с малиной, мальчик почувствовал, что ему стало полегче. Он выполз из-под одеяла и начал слоняться по комнате, затем раздвинул шторы, скрывавшие яркое солнце и прилип к окну. Под окном уже собрались ребята - его дворовые друзья, те, кто пораньше удрал с занятий. Мальчик открыл форточку, крикнул в нее что-то призывное и кинулся одеваться. Через три минуты он уже был на улице. Ах, этот удивительный, волнующий весенний воздух детства... Какая уж там болезнь! Ведь такой день выдается всего один на тысячу миллионов!..
Правее от дома и чуть дальше от края холма располагалось техническое училище. Его внутренний двор был покрыт волнистым асфальтом и на нем, с прошлого дождливого дня, раскинулись огромные лужи. Туда-то и держала путь стайка пацанов. Они были обуты в резиновые сапоги по колено, дабы исследовать глубины дождевых вод и их загадочное дно. Однако, через пол-часа мокрой беготни, сапоги были сброшены, штаны закатаны и босые ноги сверкали то тут, то там, шлепали по лужам без всякого зазрения совести. Мальчишка совсем забыл, что еще недавно он лежал под теплым ватным одеялом, в постели и болел. Незаметно завечерело. Возвращающаяся с работы мать сказала, увидев всю эту картину, что ее сына, мнимого больного, могут заметить одноклассники или учителя... И тут, как будто нарочно, почти мгновенно сгустились желтые облака, доселе спокойно проплывавшие по небу, и моментально хлынул проливной дождь, завершив тем самым мокрую картину весеннего дня, вымочив остатки сухого, погнав спешащих людей в подъезды домов, в которых пахло сырой пылью. Мальчик забежал в свой подъезд самым последним. Ура! Вот только болезнь куда-то сгинула и потому завтра его ждала школа.
Это просто издевательство какое-то над детьми - заставлять их учиться поздней весной. Школа дико надоела. Надоели бесконечные уроки с их фальшивой тишиной, надоел тяжелый, тянущий плечо портфель, надоела обшарпанная и скрипучая парта, доска в мокрых разводах от тряпки, крошащийся мел, мятые тетради, изгрызанные карандаши и ручки. Даже долгожданные шумные перемены в вечно-пыльных коридорах, и те надоели до чертиков. Одна мысль: вырваться на улицу, на свежий воздух, слинять домой! И болтать, болтать с друзьями обо всем подряд, пока петляет неспешная дорога до дома. Рассказывать небылицы, спорить до хрипоты, доказывать свою правоту, ссориться, мириться...
Как все таки замечательно отдыхать вдали от города. Пусть, даже, и городок-то небольшой, но все же настоящий город - шум, суета, духота. А бескрайние разноцветные поля, украшенные маленькими лесными островками, неизменно приводили мальчика в восторг. Хотелось глубоко вдохнуть всей грудью и взлететь над этой красотой, окунуться в желтое небо. Однако, была и еще одна причина, по которой мальчик любил быть в деревне. Это один интересный знакомый, живущий по соседству с его бабушкой. Вечный студент, без определенного возраста и занятия, у которого был настоящий телескоп! Жители деревни его считали немного чудаком, но по-своему уважали и частенько ходили к нему за ученым советом. Да... Советы он давал, что надо. По самым разным случаям и проблемам, и всегда охотно. Телескоп он установил на чердаке, предварительно раскидав часть крыши своего дома, чем вызвал множество вопросов и шуток со стороны соседей в свой адрес. Но, как человек не злой по своей натуре, он отшучивался в ответ и неизменно пропадал звездными ночами в своей самодельной обсерватории. А самое классное то, что он иногда позволял городскому мальчику посмотреть в этот самый телескоп, сопровождая сие действо удивительными рассказами о бескрайней вселенной.
Прибор, как прибор - труба. Пусть даже не маленькая и со всякими там хитрыми линзами внутри, разными часовыми механизмами, другими секретами, словно по-волшебству, открывающая дверь в совершенно иной мир, но все же труба. Телескоп на массивной треноге выглядел фантастической пушкой, способной закинуть твое сознание в неведомую даль. Его тускло-блестящий профиль словно устремился к звездам. Об этом телескопе мальчик часто рассказывал своим друзьям, вызывая у них белую зависть. Они наперебой спрашивали его, что же там он видел такого? Мальчик рассказывал, конечно отчасти фантазируя и привирая, как же это здорово - наблюдать за удивительной жизнью космоса и делать открытия! Все соглашались, что это действительно классно. И начинали сами вслух фантазировать. Кто-то из ребят тут же решал, что станет знаменитым астрономом, кто-то непременно великим космоплавателем, как в фантастических книжках... Звезды от них никуда не денутся! Ясно же, что будущее принадлежит им - сегодняшним пацанам.
Во время одного из таких разговоров, мальчик (давайте уже откроем его имя - Новий, или Новка) поведал друзьям любопытную историю, однажды рассказанную ему Летием, тем самым деревенским ученым. Все началось с того, что как-то раз ночью, сидя у телескопа, Новка указал пальцем на скопление звезд и сказал:
- Я знаю, что это такое. Это - созвездие Эпиорниса.
- Неужели, - улыбнулся Летий, не отрывая глаза от окуляра.
- Оно похоже на птицу, так принято считать, да? - Новка поерзал на табурете, ладошкой прихлопнул какого-то маленького кровопийцу, устроившегося на загорелой ноге.
- Похоже... - Летий оторвался от телескопа, включил фонарик и что-то бегло записал в свой блокнот.
- Лет, дай посмотреть, а?.. - мальчик быстро встал, подошел к треноге, громко скрипя чердачным полом.
- Что ты хочешь посмотреть? - ученый отхлебнул горячего крепкого чая из железной кружки, протянул ее Новию.
- Эпиорниса. Расскажи мне о нем, хоть про созвездие, хоть про птицу. - Новка сел на освободившийся стул у окуляра телескопа.
- Эпиорнис... - почему-то задумчиво протянул Летий, - хм... Эпиорнис.
- Ну?
- Давай вначале настроим прибор, погоди, я в искатель гляну.
- Давай, - мальчик подвинулся. Что-то затикало внутри треноги, зашумело, большая труба начала медленно поворачиваться, менять угол наклона. Чердак мелко задрожал. Затем что-то щелкнуло, механизм замер.
- Тааак... вот и оно, - Летий покрутил подстроечное кольцо окуляра, - замечательно видно. Ну, давай.
- Ух ты! - вырвалось у Новки, когда он посмотрел в телескоп - сколько тут звезд! Раз, два... так... шесть... всего девять!
- Верно, все верно, - кивнул астроном, - созвездие из девяти звезд, схематично представленное в виде птицы, широко раскинувшей крылья и головой, устремленной вперед. Эпиорнис.
- Красивое созвездие, звезды такие... - тихо сказал мальчик, - как живые, что ли. Как будто дышат!
- Мерцают, - поправил его Летий, - это эффект такой.
- Ааааа...
- Кстати, вспомнил... - ученый достал откуда-то весьма потрепанную книгу, посветил фонарем, - сейчас, найду... Погоди-ка. Вот. "Созвездие Эпиорниса замечательно тем, что ранее в него входило не девять звезд, как сейчас, а четырнадцать. И прежде оно имело форму птицы с сидящим на ней всадником, человеком. Тому есть множество документальных подтверждений. Затем, опять таки же по историческому свидетельству современников-очевидцев, всадник неожиданно исчез. Вернее, пропали пять звезд, составляющие, собственно, фигуру всадника. Случилось это почти пятьсот лет назад. Первым из ученых-астрономов того времени, заметившим момент исчезновения и описавшим сей феномен, по праву считается лардийский исследователь звездного неба Социус Малькерен-младший. По его утверждению, звезды исчезли почти одновременно и быстро, буквально за несколько минут, что само по себе - нонсенс. Это явление получило достаточно широкую огласку не только в кругах, интересующихся астрономией, но и среди обычных граждан. На сегодняшний день гипотез имеется несколько. Приводим тут лишь две из них, как наиболее достоверные: блуждающий межзвездный туман или, как вариант, превращение звезд высшего порядка в звезды низшего порядка. В любом случае, окончательного и однозначного ответа, объясняющего это исчезновение, нет. Теперь созвездие являет собой лишь только одну птицу, состоящую из девяти светил..." - Лет закрыл книгу.
- Ничего себе! - Новка сидел открыв рот от удивления, - вот это настоящая тайна!
- Да, настоящая, - кивнул Летий, - реальная, что ни на есть загадка. Ведь звезды же просто так не исчезают.
- Ага, - согласился мальчик.
- Тэээкс, - вдруг глянул на часы Летий, - давай-ка двигай домой, малыш, а то бабка твоя опять будет на меня ворчать. Да и тебя тоже отругает. Будет тебе потом и телескоп, и Эпиорнис.
- Не отругает... Куда же ОНИ все таки делись? - Новка прильнул напоследок к окуляру, задумчиво затих. Перед его глазами, сверкая и переливаясь, одиноко летела в мрачной пустоте невидимая птица Эпиорнис...
- Да уж! Вот это история! - как один загалдели ребята. Им явно представились пять звезд, которые внезапно выключаются, как какие-то лампы, и вот уже их нет. Нет больше всадника. Здорово!..
- А что за такой Эпиорнис? - спросил один из младших ребят, - это ведь птица такая есть?
- Не есть, а была. Когда-то. Люди ее истребили за красивые перья и что-то там еще... Летий мне рассказывал. Большая была птица, летать могла на огромные расстояния. Могла запросто перемахнуть океан! - Новка раскинул широко руки, как бы изображая крылья, - некоторые легенды гласят, что в древние времена на эпиорнисах летали люди, в специальных седлах. Даже воины летали, на специально обученных экземплярах, конечно. Но это было слишком давно, может несколько тысяч лет назад, а потом эта гордая птица была уничтожена человеком, уничтожена его жадностью и жестокостью. И вот теперь осталось только напоминание о ней, в виде созвездия...
- Вот бы узнать куда делись звезды, - задумчиво произнес один из ребят.
- Может еще и узнаем, - весело подмигнул Новка, - да вообще, в космосе полным-полно чего такого!
Все согласно закивали, разговор плавно перешел на другую тему. Через минуту все уже громко хохотали, кто-то предложил пойти на речку. Летний день был в самом разгаре.
-----------------------------------
Продолжение следует...