Что останется?
И правда - что останется после нас? Мои родные после революции и войн почти не оставили ничего материального, осязаемого - бумаги и фото прадеда были уничтожены, вещей тоже не осталось из-за переездов. И так в трех поколениях. Ни родового гнезда, ни места силы. Сейчас, когда я сама земную жизнь прошла наполовину, я ощущаю себя и правда - в сумрачном лесу. Что же останется моим детям и внукам?
Я пристально рассматриваю фото своего прадеда, поглаживаю пальцем пресс-папье на его столе, огромную тыкву на столике сзади. Откуда она взялась? Почему она там? Кто ее принес в кабинет начальника электростанции? И какой же он молодой и красивый - мой прадед! Я сейчас гораздо старше него - почти на десять лет старше. И - был ли он счастлив?
Я не знаю, ковид ли тому виной, но мысли о жизни и смерти посещают гораздо чаще, чем раньше. Хорошо это или плохо, но моя жизнь почти не изменилась с карантином: я фрилансер, мы живем в своем доме на краю города, и только дистанционное обучение и постоянное присутствие трех младших детей явилось новым в моей обычной программе.
Если честно, я очень надеялась, что эпидемия заставит меня плотнее засесть за книгу и ее окончить. Но нет. Все так же мне надо приготовить и что-то убрать, взять интервью он-лайн и дописать статью, заняться весенними работами в саду и помочь младшей с английским языком, прибавилось только - снять видео для учителей физкультуры, музыки или труда, в зависимости от фантазии или расписания.
Зато семейные обеды, ужины и даже завтраки на веранде стали нормой. А во время этих посиделок, которые затягиваются порою на часы, я вдруг поняла, как сильно нам не хватает общения - необязательных разговоров о пустяках, старых семейных шуток и цитат из детских фильмов, сентиментальных воспоминаний и общих затей. Ведь было время, когда старшие дети были маленькими, и мы каждый год готовили концерт или спектакль к Рождеству - сначала в воскресной школе, а после переезда - дома, для друзей и родных. Когда старшие подросли и двое из них решили стать великими режиссерами, мы купили камеру, и они непрерывно снимали фильмы, а все мы были их героями, включая новорожденную младшую.
Вот сейчас она сидит рядом, поджав худенькие длинные ноги, и единственная не участвует в общих разговорах - ей двенадцать, и она всегда он-лайн, мир в телефоне пока что интересует ее гораздо больше нашего. Так было и со старшими. С самыми старшими я даже боролась - пыталась ограничивать, контролировать, вырывать с мясом. Потом поняла, что нет смысла. Все действительно проходит. Он был абсолютно прав, древний мудрец.
Дети должны пройти через это погружение. Раньше это был мир книг, уличные компании, группы по интересам. Однажды к моей старшей дочке пришла взрослая подружка и за чаем начала свой рассказ так:
- Когда я была эмо…
Как же мы смеялись! А ведь в тот период учителя и родители изо всех сил воевали с ее увлечением: спешили стричь, брить и переодевать в «приличное». А оказалось, что оно все как-то само - переросло, рассосалось.
Конечно, нам хочется, чтобы мы с детьми всегда были на одной волне, чтобы мы понимали друг друга и уважали интересы. Но так бывает не всегда. Наверное, окончательно все устроится, когда все они вырастут, а мы постареем достаточно, чтобы перестать спорить, настаивать на своем и считать себя во всем правыми. Сейчас все мы слишком молоды и горячи. А детям нужно пройти этап отрицания, чтобы выстроить свой мир, пойти своим путем.
Но я лично мечтаю, чтобы эти семейные посиделки на карантине остались в их памяти, как в памяти старших детей - те спектакли, которые мы делали все вместе. Я очень надеюсь. К сожалению, все это нематериально, эфемерно, хрупко, но что-то говорит мне, что когда-нибудь наши потомки найдут наше фото на веранде и будут с интересом рассматривать предметы на столе, наши лица и позы. И где-то внутри - генетика, кровь, сердечная память? - они почувствуют самую суть: нам было хорошо вместе. Мы были счастливы.