Письмо #3. Валентин Серов и его очередь. Третьяковская галерея.
Закончившаяся в январе выставка в первую очередь была для многих про его мастерство портретиста. Разные по манере, палитре, композиции, каждый - психологический этюд. Главное в них всегда - человек, а все, что его окружает - подчеркивает личность. Сравните, например, его и репинский портреты Софьи Драгомировой, выполненные одновременно в 1889 году.
Угадаете, кто автор какого портрета? Софья Михайловна Драгомирова (1871-1953) - дочь генерала М.И. Драгомирова, командующего войсками Киевского военного округа. Вышла замуж за генерала, эмигрировала. работала в ООН. Очень было любопытно посмотреть, какая она была в жизни, но фото не нашла.
Мне понравились похожие по умиротворенности портреты его близких, написанные явно не для денег. Когда я обошла всю выставку, именно в лица близких ему женщин захотелось вглядеться и побыть с ними в покое. Сам Серов среди сотен своих работ считал лучшими два ранних портрета. «Девочку с персиками» и «Девушку, освещенную солнцем». Признавался в этом Грабарю: «Вот я вроде тогда, как с ума сошел». Ему было 23 года. Для "Девушки..." ему позировала Мария Симонович, его кузина и кузина жены Дервиза, в будущем - скульптор и художница, обучавшаяся в Париже.
Она же изображена на портрете, сделанном 7 лет спустя, когда она вышла замуж. Мария Фаворская, старшая дочь Дервизов, вспоминала: "[он усадил модель] за письменный стол, в простенке между окон. Свет с двух сторон падал сзади и золотил на просвет ее будто гофреные пышные волосы. А розовые, как персик, щеки и большие, оставшиеся наивными, зеленые глаза были в легкой прозрачной летней тени... Сбоку на черной клеенке стола розовеет и лиловеет букет душистого горошка. Эти цветы мы с сестрой набирали каждое утро свежими. Но смотреть, как пишется портрет, нам не пришлось: Тоша безжалостно выгонял нас, когда брал кисти в руки". Мне очень он понравился своей тишиной, с ним хочется побыть наедине.
И вот этот, конечно, вне конкуренции - "Портрет Н.Я. Дервиз с ребенком" (незаконченный). Он был написан на оставшемся листе кровельного железа в 1888-1889 гг. На руках у Надежды Яковлевны младшая дочь Леля, хотя с этим есть путаница, потому что художник писал портрет наездами, и написанную сначала старшую Машу он затер, когда появилась Леля, но успел закончить только голову. Вот как о модели пишет еще одна двоюродная сестра Серова, Нина Яковлевна Ефимова-Симонович, о своей сестре: "Надя... была человеком с повышенной чувствительностью, но ни словом не выдававшим этого. Замкнутая для постороннего взгляда, даже суровая. Она посвятила жизнь воспитанию своих детей. Это был милый дух дома. Она стремилась - и достигла этого - не быть заметной". Серов написал отдельной портрет кузины, сравните - впечатление от личности одно, а манера разная.
Очень сильное впечатление осталось от «Иды Рубинштейн». «Портрет раненой львицы», по его собственным словам, ломаный и резкий, останавливающий взгляд, заставляющий проследить каждую линию и возвращающий к кривой линии алого рта.
olga_vainshtok, сказала, что он коньюнктурщик и мастер психологического анализа в портрете. Не уверена в первом, у него для этого был слишком тяжелый характер. Зоркий и мудрый Юрий Норштейн подтвердил её вторую мысль: "Пишет ли Серов Чехова или портрет Лукомской (прим. мое - в девичестве Драгомировой, и ее портрет Серова - справа), на первом месте индивидуальная неповторимость натуры, проявленная тончайшими живописными валерами, богатством серых полутонов. В портреты Серова надо долго вглядываться, и они начинают перед тобой медленно открываться. Вспомните портрет княгини Орловой, абсолютный шедевр, вошедший в историю мировой живописи. Глядя на него, можно понять, почему в России произошла революция. В этом портрете время, общественная психология выражены в концентрированной форме. Претенциозная поза, во взгляде, приподнятой брови - пренебрежение, чувство высокомерия...
Было известно: у Серова писаться опасно. Слишком откровенен, зорок. При этом всегда что-то недоговоренное. На выставке рядом висели два портрета. Первый - Александра III. По всему внушительному облику хозяина страны видно - монументален, властен, устойчив, непобедим. Стоит, подбоченясь, с одобрительной полуулыбкой, словно врастая в землю (прим. мое - полагаю, имеется в виду другой портрет Александра 3, но я не помню его на выставке). И рядом Николай II. Присевший к столу. В серой тужурке Преображенского полка.... Я читал у Грабаря. Они с Серовым ходили по выставке и вдруг, посмотрев на портрет Николая, Серов замечает: «А в уголках глаз-то - 1905 год». Это обратная перспектива: объем изображения вмещает все то, что «за портретом»... Он не гонится за эффектами, но в этих лицах судьба, как говорили современники: «каждый портрет - биография». И в этой галерее лиц судьба страны».
Меня же впечатлили пейзажи. Во-первых, потому что они - работа мастера, а я сейчас очень увлечена изображением природы у художников. Но и без моего собственного интереса они очень интересны.
Головин, Левитан, Шишкин, Рейсдал, которые меня тоже очень впечатляют своими пейзажами, пишут по-другом и впечатляют другим. У них сложная композиция при кажущейся простоте предмета: земля, небо с облаками, камни, вода, деревья, детали, большое в каждом листочке. Они выкладывают в каждом пейзаже целый мир.
Серов пишет настроение. Его, мне кажется, писали Федор Васильев и Левитан в эскизах. Но у них другое настроение - ностальгически-сентиментальное. А у Серова приглушенные краски, чересполосица света и тени, яркого и темного, и большие полотна полей и неба. Деталей нет, есть форма и очертание, как у экспрессионистов.
Про Дервизов и Домотканово. Дервизы появились в России при Петре 3. "Наш" Дервиз - племянник известного всей России миллионера и строителя железных дорог Павла Григорьевича Дервиза. Его сын, Сергей Павлович Дервиз, тоже миллионер и попечитель русского искусство, много заказывал у мастера русского модерна, Федора Осиповича Шехтеля. Например, архитектор выстроил ему роскошную усадьбу в Кирицах (Рязанская область).
У Владимира Дмитриевича папа был тоже непрост, был обер-прокурором, за прореформистскую позицию был уволен, но Александр 2 его лично назначил сенатором. Сын решил стать художником и учился живописи вместе с Серовым и Врубелем. На двоюродной сестре Валентина Серова и женился. По его же совету купил дом в Домотканово и активно участвовал в земской работе. На фото фасад его дома.
Вот сам Владимир Дмитриевич со средней дочерью Еленой. После революции он остался в России и благодаря Игоря Грабарю нашел место - он отвечал за сохранность Троице-Сергиевской Лавры. В годы террора был уволен, но не арестован.
На выставке пишут, что в Домотканово к Дервизам он приезжал отдыхать и что пейзажи он писал для себя, а не для денег, как было с портретами. Вот откуда это ощущение - он был в равновесии и покое, когда писал их!
И вот он, мой ответ на вопрос, почему меня так впечатлили его пейзажи - выраженное красками ощущение покоя от большого мира перед глазами, в котором все живет с друг другом в равновесии. Это то, чего мне всегда не хватает, чего в моей природе мало. Мне, чтобы попасть в это состояние, нужно время. Больше, чем другим. И я это ищу в одиноких прогулках по аллеям и выставкам, увлечении цветами и росписью. Один на один с красками, деталями, можешь сколько угодно смотреть в одну точку или на картину и медленно-медленно слышать, как поднимается с глубины отклик.
Про очередь. В запале интернет-дискуссий многие обрушились на Третьяковку и её сотрудников. Но Трегулова, директор, права: «люди стоят по 4 часа в Лувр и Музей д'Орсэ и не ругаются на кровавый режим» (последнее, конечно, моя вольность). И я сама стояла 2 часа на морозе в 30 градусов в Эрмитаж вместе с сотнями людей. Там мы все были вежливы и не костерили руководство Эрмитажа из-за отсутствия заботы о посетителях. Максимум, что из этого вышло в прессу - заметки в духе «вот это любовь у искусству петербуржцев!». Да, у нас не Париж и в очереди на морозе некомфортно. Но и не должно быть! Почему все ожидали, что их должны ждать бесплатные горячие напитки и немедленный запуск в здание? Вроде бы уже почти 30 лет не государство заботится о нашем благополучии, а мы сами, но если почитать комментарии к постам про #очередьнасерова, то тональность враждебная, а посыл - «мне должны сделать удобно». Почему в Москве так лёгок этот переход от «Как здорово сделали» до «Должно быть ещё лучше»? Мне кажется, от нашего внутреннего ощущения, что нам должны. Руководство Третьяковки должно было предвосхитить наплыв и из воздуха взять новые места в гардеробе (а с этим жёстко связан предельный объём посетителей), правительство Москвы должно было по первой жалобе развернуть отапливаемый тент над очередью, МЧС (те были рады пиару, только добрались до очереди через неделю) должны были бросить все и отогревать не по погоде одетых горожан. А то, что выставку собирали по всему миру и взяли полотна больше чем на 3 месяца, мы не ценим. Я придерживаюсь позиции не «должен сделать больше», а «спасибо, что уже сделали». Я благодарна Третьяковке за чудесную выставку, кураторы даже из частных коллекций вытащили картины. Но и Третьяковка мне благодарна, за то что я пришла. И я уверена, что для того, чтобы мне было удобней, будет сделано много усилий. Но я не буду этого требовать, лучше я снова приду и скажу «Спасибо»! И порадуюсь, если будет ещё лучше. Но и не расстроюсь, если будет так же. Потому что и так сделано много. Просто сделанное незаметнее, чем ещё не сделанное.
И очень интересно, какими были бы картины Серова, проживи он до Первой мировой и революции. Он чувствовал эпоху, рисовал её в глазах, позах, интерьере. Одни из последних картин на выставке и в творчестве - «Похищение Европы» и "Одиссей и Навзикая". Крупные формы, резкие мазки. Архаичные цвета. Приглушенная страсть. Как бы он написал ужасное время 1910-х? А 1990-е?
