Все, что меня впечатлило на выставках Уильяма Блейка и прерафаэлитов
"Прерафаэлиты, викторианский авангард", как назвали их выставку, отправили меня размышлять о красоте как таковой и перечитывать историю средних веков. Они не показались мне глянцевыми или холодными, как я читала в рецензиях. Наоборот, я увидела в их работах огромные усилия по созданию настоящего, живого, вызывающего эмоции искусства. Основы своего искусства они брали из лучших, фундаментальных культурных основ, понятных англичанам 19 века: христианство, героические подвиги рыцарей в средневековье, пьесы Шекспира и баллады поэтов-романтиков. То есть самые высокие, чистые, признанные великими дела. А потом делали что: проводили в своих картинах исторические реконструкции, рисуя мир таким, каким он был в то время. В качестве моделей для персонажей брали не признанные образчиками классической красоты слепки, а своих современников. Делали упор на чувствах, переживаниях, старались понять мотивы людей того времени, а потом осовременивали их.
Мне этот подход, простите уж, напомнил современную оперу и фильмы "Властелин колец" Питера Джексона. Поясню. Одни из лучших полномасштабных постановок опер, которые я видела - это осовременненные, перенесенные в понятные родившимя в 20 веке реалии. Цезарь становится военным диктатором, а Птолемей с Клеопатрой - мафиозообразной семьей, владеющей с помощью бандитов землями на краю империи. Медея с Ясоном выглядят как борцы французского сопротивления на милости у английских военных. Чтобы вжиться в мир этих героев, мне не нужно лезть сквозь толщу страниц о завоеваниях Римской империи или вспоминать, чья именно дочь ведьма Медея. Мир оперы становится для меня реальным. Питер Джексон потратил 3 года и вместе с командой выдумал миллион новых или оживил полмиллиона старых трюков, чтобы каждый кадр трилогии помогал нам верить в реальность Средиземья. Вот и в работах прерафаэлитов я вижу огромную работу по тому, чтобы сделать искусство, картины более реальными, чем они были. Я сначала напишу много букв и приведу много картинок из того, что мне лично понравилось на выставке, а в конце продолжу свои рассуждения.
Полтора года назад я была на выставке Уильяма Блейка, британского романтического мистика и визионера, который писал стихи, придумывал свои версии библейских историй и рисовал довольно устаревшие на то время картины: иллюстрации к Данте, создание мира. Вместе с его выставкой Пушкинский собрал невероятно легкую и красивую экспозицию прерафаэлитов-мистиков, вдохновленных Блейковскими идеями. Я записывала на выставке названия понравившихся мне картин. Так и восстановлю свои заметки по ходу выставки.
Блейк меня поразил. Сильно. Он, как и прерафаэлиты в один из периодов, соединял искусства в одно, а я еще со школы большая поклонница Чюрлениса, который 100 лет спустя занимался тем же. Увы, оба они кончили не очень. Зато стали источником вдохновения для целой плеяды великих.
Первую картинку я найти не смогла - это иллюстрация Блейка к стихотворению Уильяма Купера "Задача" (1785). В 1820 году Блейк сделал гравюру под названием "Аллегория зимы".
Библейская иллюстрация "Бегемот и Левиафан". В Библии это же чудовища, а Блейк прямо-таки заворожен их мощью. Оттого у него очень симпатичные чудовища получились. Если я не ошибаюсь, то он много времени проводил за наблюдениями над реальными животными.
"Притча о десяти девах", тоже библейская иллюстрация. Композиция такая, что когда начинаешь вглядываться, то кажется, что картина тебя уплощает, начинает гудеть в ушах. Все эти повторяющие складки, струящиеся линии как будто дописывают звук и тянут тебя внутрь изображения.
Сопроваждавшие выставку картины вдохновленных Блейком художников. В прошлый раз мне запомнилась ведьма мистика Эдварда Берн-Джонса с "Сидонии фон Борк 1560", написанной с романа Вильгельма Майнхольда "Колдунья Сидония". В этот раз ее тоже привезли, на этот раз с парой - изображающей Клару фон Борк. Жаль, на картинке не совсем хорошо видна голова ведьминой кошки - кошка очень мрачная!. Качество тут не очень, вживую смотреть на добрую и злую герцогиню страшновато. Прерафаэлиты были за чистые цвета, поэтому картина раз в 5 ярче.
"Маммона" Джорджа Фредерика Уоттса. 1884/5 г. Вот от такого маммоны очень страшно становится.
Винный пресс, Джон Роддэм Спенсер Стенхоуп (интересно, предок ли Дианы Спенсер?). 1864.
Последняя картинка с выставки Блейка - к стихотворению Дилана Томаса Do not Go Gently into the Good Night / Не уходи безропотно во тьму. 1956 год. Художник Керн Ричардс. Эта картина просто уносит куда-то и перед ней можно стоять бесконечно. Она пугает и радует одновременно.
Теперь к прерафаэлитам. Тут будет еще больше картин и букв. И много моих заметок про картины и попыток разобраться, почему они были такими, какими были.
Сначала - про то, что было бы здорово когда-нибудь полистать/посмотреть повнимательнее. В основном это произведения, вдохновлявшие как Блейка, так и прерафаэлитов.
"Потерянный рай". "Возвращенный рай". Джон Мильтон
"Божественная комедия". "Новая жизнь". Данте Алигьери
"Королева фей" Эдмунда Спенсера
"Задача". Поэма 1785 г. Уильяма Купера
"Колдунья (ведьма) Сидония или погубительница рода померанских герцогов". Роман Вильгельма Майнхольда
Живопись группы германских художников, работавших в Риме, назарейцев. Это, интересно, те самые крутые немецкие романтики, которые сделали пейзаж жанром №1?
"Буря", "Король Лир", "Гамлет" Шекспира. Я бы еще и "Ричарда 3" прочитала заново.
"Песнь последнего менестреля". Вальтер Скотт.
"Птичий парламент". Чосер.
"Пробудившийся стыд". 1853 год. Уильям Хант. То, что девушка содержанка, видимо, означает отсутствие кольца и распущенные волосы. Мне нравится композиционное решение с зеркалом сзади, в котором виден сад.
Прерафаэлиты в
ообще очень любили использовать зеркала, по примеру средневековых художников, особенно фламандцев и голландцев, которые использовали зеркала, чтобы усилить ощущение реальности происходящего на картине. Если я правильно помню, больше всего на прерафаэлитов произвело впечатление картина "Портрет четы Арнольфини" Ван Эйка. Судя по запросам, сейчас эта картина известна из-за сходства господина Арнольфини и В.Путина. Для меня лично этот портрет был предметом одной из любимейших статей в "Юном художнике". В общем, нужно повнимательнее присмотреться к зеркалу на стене;)
Сюжет картины в том, что содержанка вспомнила заветы Господа и захотела вырваться из пучины порока. Описание к картине говорило о том, что она пела песенку, посмотрела в сад и увидела в нем отблеск сада Господа. Композиция сюжет очень ярко обыгрывает. На нотах написано название: "Off in the stilly night". Это романс на стихи Томаса Мура о былых днях. Припев такой: Sad Memory brings the light //Of other days around me.
Следующая картина - "Христос в родительском доме" Джона Эверетта Миллеса. 1850. Как я понимаю, современники ругались на рыжеволосого Христа, а по мне он в тренде! Прерафаэлиты же рисовали со своих, вот он и рыжий! В ренессанс и барокко библейские праведники вообще в моды того времени были одеты, так ведь? Меня впечатлили руки св. Анны и Иосифа. Настоящие рабочие ладони, до последней одутловатости и мозолины. Ну и птички на окне справа очень мимими.
На картине Форда Мэдокса Брауна "Христос, омывающий ноги Петра", меня интересует один вопрос. Из всех стесняющихся, задумчивых и возмущенных учеников только один стаскивает сандаль для помывки после Петра. Это, интересно, Иуда или какой-нибудь Фома неверующий? Ну и опять, сложная композиция, стремящаяся за рамки картины и одновременно очень драматично фокусирующая внимание на человеческих реакциях изображенных. Кстати, Иисус опять рыжий, вылитый принц Гарри. Последнее - чашки на столе и плитка на полу. Керамика выглядит более современной, нежели тогдашней.
"Приказ об освобождении, 1746". Джон Эверетт Миллес. Хоть я и котовод, но мимо тузика, нарисованного с такой правдоподобностью, я пройти не смогла. И клевых вязаных носков!
Даггер изобрел первую мето
дику получения изображения в 1834, кажется, так что на момент развития творчества богемных визионеров в Англии, надо полагать, уже началась фотомания. В общем, они помимо исторической и чувственной достоверности, еще и фотографической точности в изображении добивались! Я вот думаю, что они просто хотели слишком много всего и сразу, поэтому у них получались, как выразилась моя подруга Таня, "фотошопные картины". Опять я подумала про Питера Джексона и на этот раз его "Хоббита", снятого в новом стандарте, на который все ужасно плевались при первых просмотрах.
Про саму картину. Цвета тартанов матери и сына неслучайно разнятся. Они оба изображены в традиционных цветах Девы Марии (синий) и Страстей христовых (красный).
Дочь Дровосека, 1880. Джон Эдвард Миллес. О, портрет юного мистера Дарси в полный рост)))) Хотя нет, тут девочка утопилась. Это совратитель бедной Лизы!
Вот оно, влияние, назарейцев, видимо - дубовые листья и клубника нарисованы так, что не верится в их нарисованность. Все это, конечно, напоминает, работы времен ренессанса для церкви, когда к изображению добавлялись ложные рамы или каменные проемы с нарисованными плющами, цветами, ящерками, трещинками и прочими обманками.
С другой стороны, фигуры людей на картине окружены небольшим гало, которое очень сильно отвлекает меня от того, чтобы поверить в происходящее на картине. Как будто природа отдельно, люди отдельно. Это, видимо, следствие того, что художники часто сначала прорисовывали детально задние планы картины, а только потом вписывали поверху героев. Вот нафик так было стараться - жалко усилий, честное слово. С другой стороны, я полагаю. что в средневековье именно так и рисовали, слоями. Только их рисунок был вообще ни фига не реальным - там важно было смысл донести, перспектива и достоверность как таковые были не нужны. А в сочетании с реалистичным пейзажем прорисовка героев свехру, а точнее, сохранение места для них на картине, только мешает поверить. С другой стороны, объяснение может быть и таким, что они намеренно "вырезали" с помощью контура-гало людей из пространства картины, подчеркивая тем самым двойственность изображаемого: мир ушедший, герои - современники зрителя.
Офелию того же Меллеса тут вешать не буду. Мне только интересно, те ли на картине цветы, что и у Шекспира: rosemary, pansies, fennel, columbines, rue, herb of grace of Sundays, daisy, violets. Я там углядела маки, одуваны, васильки и фиалки.
Мы с Таней пытались решить, уже ли мертвая Офелия на картине, или на последнем дыхании. Она вполне себе на вид еще дышащая, и глаз блестит. С другой стороны, она же по Шекспиру упала и поплыла, быстро утонув от тяжелого платья. Тут она скорее выглядит как решившая покончить с миром дева.
Опять Миллес. Mariana. Тут для меня главные герои - текстуры. Бархат, вышивка гладью, дерево, листья, стекло витражей, свинцовые перегородки между ними, волосы, шпалеры и металлический пояс. A feast for eyes, даже не знаю как еще сказать! И все же ведь так нарисовано, что я прямо ощущаю под пальцами эти материалы.
Второй по упоминаемости художник, Уильям Хант. Валентин, спасающий Сильвию от Протея.
Цвета, опять невероятные цвета. Сегодня утром полезла освежить главу про рыцарский период истории и нашла отличную цитату: Once upon a time the world really was full of colour and adventure, and people joyfully took part in that strange and wonderful game called chivalry, which was often played in deadly earnest. (E.H. Gombrich, A little history of the world). Лес на картине именно такой - strange and wonderful. А еще он похож на лес на берегу Андуина, в котором погиб Боромир.
Ариэль и Фердинанд. Миллес.
Ну вот они, красавцы-духи. Каждый разный, каждый противный, каждый все равно гармоничный. Блейк в чистом виде.
Опять диптих. Ну точнее, смысловой диптих. Две смерти, юного поэта и бедняка-камнетеса.
Вот и области интереса прерафаэлитов в чистом виде: труд и искусство. Кто об этом же? Далеко не пойдем - передвижники. Сезанн в начале пути такую жуть про рабочих рисовал. Диккенс, Золя, далеко ходить не надо. Все об этом в тот период так или иначе думали.
Получается, прерафаэлиты ушли в другое. Нев реализм, а в синтез лучших достижений прошлого. Как в том клише фэнтези: "Когда мир был юн, чист и открыт всему". Я когда смотрела на смерть камнетеса, подумала вот о чем: вся эта суета с разделением труда, индустриализацией, железными дорогами и прочим прогрессом, она же как раз проходила на глазах у этих высокородных художников. Они могли либо принять надвигающееся новое, либо искать вдохновение где-то еще. Если почитать того же Диккенса (которые нелицеприятно отзывался о прерафаэлитах), прочих авторов того времени, то картинка получается неприятная. Простые люди страдали, традиционный порядок вещей нарушался и вообще ничего святого, кроме жеманной морали не оставалось. Неудивительно, что чуваки, которые учились по лучшим образцам классического греческого, римского и европейского искусства, хотели не облагораживать непонятное новое, а напоминать о великих идеалах мира - христианской гармонии, красоте, радости и любви. Они, эти идеалы, наверняка, казались им незыблимыми, раз на них молились и ими руководствовались столько веков.
В итоге, они, похоже и сами поняли, что слишком много пытаются охватить, и тот же Россетти сузил свое поле деятельности до образов красоты. И благодаря ему у нас есть Прозерпина, Беата Беатриче и еще вот эта классная картина "Невеста" c невероятной красоты экзотическими украшениями и цветами.
Конечно, прерафаэлиты искали идеал. Точнее, он у них был, и они искали наилучшие способы его выразить. В этом и есть смысл жизни и работы художника. Их идеал был очень, очень крутой и сложный - настоящий, волнующий современного человека, но утопленный корнями в лучших добродетелях прошлого. За счет всех сложных реконструкций реальности того времени на картине в сочетании с изображением современников с понятными чувственными реакциями они его и стремились показать. Такая картина, я думаю, должна была в их задумке вызывать одновременно высокие чувства, отклик души у зрителя и двигать людьми. Двигали же людей на великие достижения иконы в эпоху средневековья? Тогда изображения, труд художника, имели огромный заряд вдохновения для людей, у картин было высокое предназначение. Видимо, прерафаэлиты и хотели восстановить это предназначение, вернуть живописи силу и красоту, сохранив релевантность нарисованных тысячу лет назад идей для обычных англичан и европейцев середины 19 века.
Поэтому, мне кажется, изображение одной из самых известных европейских святых, святой Екатерины, у Россеетти превращается в портрет в портрете: художник рисует даму, одетую святой Екатериной, в своей мастерской. И правда, как нарисовать святую, которую все, ну практически все рисовали, так, чтобы это еще оставалось правдоподобным?
Закончу свои рассуждения тремя пейзажами. Все они меня впечатлили в первую очередь именно тем, что они пейзажи. И они очень, очень реальные. В них чувствуется настроение автора. На мой взгляд, это одно из лучших достижений прерафаэлитов - сложные, многоплановые, с минимальными сюжетом и героями картины, которые просто отдают дань природной красоте, необъятной, разной и гармоничной.
Джон Уильям Инчболд. Пустошь
Чарлз Олстон Коллинз. Май в Риджентс-парке.
Уильям Дайс. Залив Пегвелл, Кент.
Мне этот подход, простите уж, напомнил современную оперу и фильмы "Властелин колец" Питера Джексона. Поясню. Одни из лучших полномасштабных постановок опер, которые я видела - это осовременненные, перенесенные в понятные родившимя в 20 веке реалии. Цезарь становится военным диктатором, а Птолемей с Клеопатрой - мафиозообразной семьей, владеющей с помощью бандитов землями на краю империи. Медея с Ясоном выглядят как борцы французского сопротивления на милости у английских военных. Чтобы вжиться в мир этих героев, мне не нужно лезть сквозь толщу страниц о завоеваниях Римской империи или вспоминать, чья именно дочь ведьма Медея. Мир оперы становится для меня реальным. Питер Джексон потратил 3 года и вместе с командой выдумал миллион новых или оживил полмиллиона старых трюков, чтобы каждый кадр трилогии помогал нам верить в реальность Средиземья. Вот и в работах прерафаэлитов я вижу огромную работу по тому, чтобы сделать искусство, картины более реальными, чем они были. Я сначала напишу много букв и приведу много картинок из того, что мне лично понравилось на выставке, а в конце продолжу свои рассуждения.
Полтора года назад я была на выставке Уильяма Блейка, британского романтического мистика и визионера, который писал стихи, придумывал свои версии библейских историй и рисовал довольно устаревшие на то время картины: иллюстрации к Данте, создание мира. Вместе с его выставкой Пушкинский собрал невероятно легкую и красивую экспозицию прерафаэлитов-мистиков, вдохновленных Блейковскими идеями. Я записывала на выставке названия понравившихся мне картин. Так и восстановлю свои заметки по ходу выставки.
Блейк меня поразил. Сильно. Он, как и прерафаэлиты в один из периодов, соединял искусства в одно, а я еще со школы большая поклонница Чюрлениса, который 100 лет спустя занимался тем же. Увы, оба они кончили не очень. Зато стали источником вдохновения для целой плеяды великих.
Первую картинку я найти не смогла - это иллюстрация Блейка к стихотворению Уильяма Купера "Задача" (1785). В 1820 году Блейк сделал гравюру под названием "Аллегория зимы".
Библейская иллюстрация "Бегемот и Левиафан". В Библии это же чудовища, а Блейк прямо-таки заворожен их мощью. Оттого у него очень симпатичные чудовища получились. Если я не ошибаюсь, то он много времени проводил за наблюдениями над реальными животными.
"Притча о десяти девах", тоже библейская иллюстрация. Композиция такая, что когда начинаешь вглядываться, то кажется, что картина тебя уплощает, начинает гудеть в ушах. Все эти повторяющие складки, струящиеся линии как будто дописывают звук и тянут тебя внутрь изображения.
Сопроваждавшие выставку картины вдохновленных Блейком художников. В прошлый раз мне запомнилась ведьма мистика Эдварда Берн-Джонса с "Сидонии фон Борк 1560", написанной с романа Вильгельма Майнхольда "Колдунья Сидония". В этот раз ее тоже привезли, на этот раз с парой - изображающей Клару фон Борк. Жаль, на картинке не совсем хорошо видна голова ведьминой кошки - кошка очень мрачная!. Качество тут не очень, вживую смотреть на добрую и злую герцогиню страшновато. Прерафаэлиты были за чистые цвета, поэтому картина раз в 5 ярче.
"Маммона" Джорджа Фредерика Уоттса. 1884/5 г. Вот от такого маммоны очень страшно становится.
Винный пресс, Джон Роддэм Спенсер Стенхоуп (интересно, предок ли Дианы Спенсер?). 1864.
Последняя картинка с выставки Блейка - к стихотворению Дилана Томаса Do not Go Gently into the Good Night / Не уходи безропотно во тьму. 1956 год. Художник Керн Ричардс. Эта картина просто уносит куда-то и перед ней можно стоять бесконечно. Она пугает и радует одновременно.
Теперь к прерафаэлитам. Тут будет еще больше картин и букв. И много моих заметок про картины и попыток разобраться, почему они были такими, какими были.
Сначала - про то, что было бы здорово когда-нибудь полистать/посмотреть повнимательнее. В основном это произведения, вдохновлявшие как Блейка, так и прерафаэлитов.
"Потерянный рай". "Возвращенный рай". Джон Мильтон
"Божественная комедия". "Новая жизнь". Данте Алигьери
"Королева фей" Эдмунда Спенсера
"Задача". Поэма 1785 г. Уильяма Купера
"Колдунья (ведьма) Сидония или погубительница рода померанских герцогов". Роман Вильгельма Майнхольда
Живопись группы германских художников, работавших в Риме, назарейцев. Это, интересно, те самые крутые немецкие романтики, которые сделали пейзаж жанром №1?
"Буря", "Король Лир", "Гамлет" Шекспира. Я бы еще и "Ричарда 3" прочитала заново.
"Песнь последнего менестреля". Вальтер Скотт.
"Птичий парламент". Чосер.
"Пробудившийся стыд". 1853 год. Уильям Хант. То, что девушка содержанка, видимо, означает отсутствие кольца и распущенные волосы. Мне нравится композиционное решение с зеркалом сзади, в котором виден сад.
Прерафаэлиты в
ообще очень любили использовать зеркала, по примеру средневековых художников, особенно фламандцев и голландцев, которые использовали зеркала, чтобы усилить ощущение реальности происходящего на картине. Если я правильно помню, больше всего на прерафаэлитов произвело впечатление картина "Портрет четы Арнольфини" Ван Эйка. Судя по запросам, сейчас эта картина известна из-за сходства господина Арнольфини и В.Путина. Для меня лично этот портрет был предметом одной из любимейших статей в "Юном художнике". В общем, нужно повнимательнее присмотреться к зеркалу на стене;)
Сюжет картины в том, что содержанка вспомнила заветы Господа и захотела вырваться из пучины порока. Описание к картине говорило о том, что она пела песенку, посмотрела в сад и увидела в нем отблеск сада Господа. Композиция сюжет очень ярко обыгрывает. На нотах написано название: "Off in the stilly night". Это романс на стихи Томаса Мура о былых днях. Припев такой: Sad Memory brings the light //Of other days around me.
Следующая картина - "Христос в родительском доме" Джона Эверетта Миллеса. 1850. Как я понимаю, современники ругались на рыжеволосого Христа, а по мне он в тренде! Прерафаэлиты же рисовали со своих, вот он и рыжий! В ренессанс и барокко библейские праведники вообще в моды того времени были одеты, так ведь? Меня впечатлили руки св. Анны и Иосифа. Настоящие рабочие ладони, до последней одутловатости и мозолины. Ну и птички на окне справа очень мимими.
На картине Форда Мэдокса Брауна "Христос, омывающий ноги Петра", меня интересует один вопрос. Из всех стесняющихся, задумчивых и возмущенных учеников только один стаскивает сандаль для помывки после Петра. Это, интересно, Иуда или какой-нибудь Фома неверующий? Ну и опять, сложная композиция, стремящаяся за рамки картины и одновременно очень драматично фокусирующая внимание на человеческих реакциях изображенных. Кстати, Иисус опять рыжий, вылитый принц Гарри. Последнее - чашки на столе и плитка на полу. Керамика выглядит более современной, нежели тогдашней.
"Приказ об освобождении, 1746". Джон Эверетт Миллес. Хоть я и котовод, но мимо тузика, нарисованного с такой правдоподобностью, я пройти не смогла. И клевых вязаных носков!
Даггер изобрел первую мето
дику получения изображения в 1834, кажется, так что на момент развития творчества богемных визионеров в Англии, надо полагать, уже началась фотомания. В общем, они помимо исторической и чувственной достоверности, еще и фотографической точности в изображении добивались! Я вот думаю, что они просто хотели слишком много всего и сразу, поэтому у них получались, как выразилась моя подруга Таня, "фотошопные картины". Опять я подумала про Питера Джексона и на этот раз его "Хоббита", снятого в новом стандарте, на который все ужасно плевались при первых просмотрах.
Про саму картину. Цвета тартанов матери и сына неслучайно разнятся. Они оба изображены в традиционных цветах Девы Марии (синий) и Страстей христовых (красный).
Дочь Дровосека, 1880. Джон Эдвард Миллес. О, портрет юного мистера Дарси в полный рост)))) Хотя нет, тут девочка утопилась. Это совратитель бедной Лизы!
Вот оно, влияние, назарейцев, видимо - дубовые листья и клубника нарисованы так, что не верится в их нарисованность. Все это, конечно, напоминает, работы времен ренессанса для церкви, когда к изображению добавлялись ложные рамы или каменные проемы с нарисованными плющами, цветами, ящерками, трещинками и прочими обманками.
С другой стороны, фигуры людей на картине окружены небольшим гало, которое очень сильно отвлекает меня от того, чтобы поверить в происходящее на картине. Как будто природа отдельно, люди отдельно. Это, видимо, следствие того, что художники часто сначала прорисовывали детально задние планы картины, а только потом вписывали поверху героев. Вот нафик так было стараться - жалко усилий, честное слово. С другой стороны, я полагаю. что в средневековье именно так и рисовали, слоями. Только их рисунок был вообще ни фига не реальным - там важно было смысл донести, перспектива и достоверность как таковые были не нужны. А в сочетании с реалистичным пейзажем прорисовка героев свехру, а точнее, сохранение места для них на картине, только мешает поверить. С другой стороны, объяснение может быть и таким, что они намеренно "вырезали" с помощью контура-гало людей из пространства картины, подчеркивая тем самым двойственность изображаемого: мир ушедший, герои - современники зрителя.
Офелию того же Меллеса тут вешать не буду. Мне только интересно, те ли на картине цветы, что и у Шекспира: rosemary, pansies, fennel, columbines, rue, herb of grace of Sundays, daisy, violets. Я там углядела маки, одуваны, васильки и фиалки.
Мы с Таней пытались решить, уже ли мертвая Офелия на картине, или на последнем дыхании. Она вполне себе на вид еще дышащая, и глаз блестит. С другой стороны, она же по Шекспиру упала и поплыла, быстро утонув от тяжелого платья. Тут она скорее выглядит как решившая покончить с миром дева.
Опять Миллес. Mariana. Тут для меня главные герои - текстуры. Бархат, вышивка гладью, дерево, листья, стекло витражей, свинцовые перегородки между ними, волосы, шпалеры и металлический пояс. A feast for eyes, даже не знаю как еще сказать! И все же ведь так нарисовано, что я прямо ощущаю под пальцами эти материалы.
Второй по упоминаемости художник, Уильям Хант. Валентин, спасающий Сильвию от Протея.
Цвета, опять невероятные цвета. Сегодня утром полезла освежить главу про рыцарский период истории и нашла отличную цитату: Once upon a time the world really was full of colour and adventure, and people joyfully took part in that strange and wonderful game called chivalry, which was often played in deadly earnest. (E.H. Gombrich, A little history of the world). Лес на картине именно такой - strange and wonderful. А еще он похож на лес на берегу Андуина, в котором погиб Боромир.
Ариэль и Фердинанд. Миллес.
Ну вот они, красавцы-духи. Каждый разный, каждый противный, каждый все равно гармоничный. Блейк в чистом виде.
Опять диптих. Ну точнее, смысловой диптих. Две смерти, юного поэта и бедняка-камнетеса.
Вот и области интереса прерафаэлитов в чистом виде: труд и искусство. Кто об этом же? Далеко не пойдем - передвижники. Сезанн в начале пути такую жуть про рабочих рисовал. Диккенс, Золя, далеко ходить не надо. Все об этом в тот период так или иначе думали.
Получается, прерафаэлиты ушли в другое. Нев реализм, а в синтез лучших достижений прошлого. Как в том клише фэнтези: "Когда мир был юн, чист и открыт всему". Я когда смотрела на смерть камнетеса, подумала вот о чем: вся эта суета с разделением труда, индустриализацией, железными дорогами и прочим прогрессом, она же как раз проходила на глазах у этих высокородных художников. Они могли либо принять надвигающееся новое, либо искать вдохновение где-то еще. Если почитать того же Диккенса (которые нелицеприятно отзывался о прерафаэлитах), прочих авторов того времени, то картинка получается неприятная. Простые люди страдали, традиционный порядок вещей нарушался и вообще ничего святого, кроме жеманной морали не оставалось. Неудивительно, что чуваки, которые учились по лучшим образцам классического греческого, римского и европейского искусства, хотели не облагораживать непонятное новое, а напоминать о великих идеалах мира - христианской гармонии, красоте, радости и любви. Они, эти идеалы, наверняка, казались им незыблимыми, раз на них молились и ими руководствовались столько веков.
В итоге, они, похоже и сами поняли, что слишком много пытаются охватить, и тот же Россетти сузил свое поле деятельности до образов красоты. И благодаря ему у нас есть Прозерпина, Беата Беатриче и еще вот эта классная картина "Невеста" c невероятной красоты экзотическими украшениями и цветами.
Конечно, прерафаэлиты искали идеал. Точнее, он у них был, и они искали наилучшие способы его выразить. В этом и есть смысл жизни и работы художника. Их идеал был очень, очень крутой и сложный - настоящий, волнующий современного человека, но утопленный корнями в лучших добродетелях прошлого. За счет всех сложных реконструкций реальности того времени на картине в сочетании с изображением современников с понятными чувственными реакциями они его и стремились показать. Такая картина, я думаю, должна была в их задумке вызывать одновременно высокие чувства, отклик души у зрителя и двигать людьми. Двигали же людей на великие достижения иконы в эпоху средневековья? Тогда изображения, труд художника, имели огромный заряд вдохновения для людей, у картин было высокое предназначение. Видимо, прерафаэлиты и хотели восстановить это предназначение, вернуть живописи силу и красоту, сохранив релевантность нарисованных тысячу лет назад идей для обычных англичан и европейцев середины 19 века.
Поэтому, мне кажется, изображение одной из самых известных европейских святых, святой Екатерины, у Россеетти превращается в портрет в портрете: художник рисует даму, одетую святой Екатериной, в своей мастерской. И правда, как нарисовать святую, которую все, ну практически все рисовали, так, чтобы это еще оставалось правдоподобным?
Закончу свои рассуждения тремя пейзажами. Все они меня впечатлили в первую очередь именно тем, что они пейзажи. И они очень, очень реальные. В них чувствуется настроение автора. На мой взгляд, это одно из лучших достижений прерафаэлитов - сложные, многоплановые, с минимальными сюжетом и героями картины, которые просто отдают дань природной красоте, необъятной, разной и гармоничной.
Джон Уильям Инчболд. Пустошь
Чарлз Олстон Коллинз. Май в Риджентс-парке.
Уильям Дайс. Залив Пегвелл, Кент.