Бродский

[bgmt]

Через пять лет я снова помещаю здесь текст, который я написал сразу после смерти Бродского. Кто читал, пропустите. Я это делаю, потому что мне кажется, что это лучший мой текст вообще, и потому что ничего мне в нём не хочется изменить. К сожалению

Comments

[tuchiki]

"Когда строку диктует чувство", да при этом строки выводятся великолепным пером, то читать их - чистое беспримесное наслаждение.
Наслаждение не умаляется даже, когда невозможно согласиться с сутью сказанного. В особенности, вот с этим:

"После отъезда Бродский стал интеллектуален и совершенен. У него исчезли случайные слова, и каждая фраза стала мыслью. (Моя фраза звучит иронично, и она и была бы иронией в отношении кого-нибудь другого. Бродский настолько талантлив, что и в этой ипостаси писал гениальные стихи -- только другие)."

Я была на одном из его последних, за несколько месяцев до смерти, выступлений, в Пало-Алто, Калифорния, и могу свидетельствовать, что основной корпус его поздних стихов, нельзя не читать, не слушать. Я тогда написала о том, что он читал в тот вечер, и как он обращался с залом. Позволю себе самоцитату:

"Дерзну заметить, что из того, что он читал в тот вечер, среди бесспорных шедевров, попадалось и нечто, как бы, не совсем достойное его имени. Какая-то надуманная и тягостная заумь, рассудочное, безмелодийное трюкачество, без единого живого чувства, «без слез, без жизни, без любви». Страшно сказать, но в какие-то моменты, не делай он короткие передышки между «стишками», трудно было бы определить, где кончается один и начинается другой. Случайный выбор слов или их непроизносимый порядок, навязчиво-избыточная образность, существительные, так далеко разбежавшиеся со своими глаголами, что ни глазом, ни ухом их уже нельзя было притянуть друг к другу, ну, что-то вроде этого: "Тем не менее, я существую, и мне, искренне говоря, в результате вполне единственного бытия дороже всего моря."
Это нельзя было уже спасти ничем. Даже его знаменитая, завораживающая, шаманская манера нараспев читать свои стихи, неоднократно описанная всеми, кто слышал его «живьем» была здесь бессильна. "

Я надеюсь, Вы простите мне это вторжение на Вашу частную территорию.

А я у него до слез люблю раннее "От окраины к центру" и другое, из 60-ых. И даже люблю неумелое несовершенное, и этим может быть и пленяющее, без обычной его иронии и снобства:

"Мой народ". Две последние строфы там такие:

………..
Пусть возносит народ - а других я не знаю суде́й,
Словно высохший куст, - самомненье отдельных людей.
Лишь народ может дать высоту, путеводную нить,
Ибо не́ с чем свой рост на отшибе от леса сравнить.

Припада́ю к народу. Припада́ю к великой реке.
Пью великую речь, растворяюсь в её языке.
Припада́ю к реке, безконечно текущей вдоль глаз
Сквозь века́, прямо в нас, мимо нас, дальше нас.

Поразительно, не правда ли, после всего, что мы знаем о Бродском? Но если знать, что он сказал, сразу после приезда в Америку, то и удивляться нечему. Он сказал:

"Я не позволял себе в России и тем более не позволю себе здесь использовать меня в той или иной политической игре... Твой дом остается родным, независимо от того, каким образом ты его покидаешь… Как бы ты в нем - хорошо или плохо - ни жил. И я совершенно не понимаю, почему от меня ждут, а иные даже требуют, чтобы я мазал его ворота дегтем. Россия - это мой дом, я прожил в нем всю свою жизнь, и всем, что имею за душой, я обязан ей и ее народу".
Иосиф Бродский, "Писатель - одинокий путешественник",
The New York Times, 1 октября 1972 года.

[bgmt]

Спасибо. Я могу отчасти согласиться с вами: слова "У него исчезли случайные слова, и каждая фраза стала мыслью" относятся к достаточно долгому периоду послеотъездного творчества, но не ко всему. Собственно, то, что не все стихи одинаково хороши, относится и к первому периоду, который мы оба с вами так любим: я, скажем, не нахожу большого удовольствия в чтении "Горбунова и Горчакова". Я ни в коем случае не пытаюсь сделать из Бродского единственного поэта, у которого нет плохих стихов. (Хотя их всё же на удивление мало).

Что до приведённого вами стихотворения и слов Бродского, то тут сложнее. Тут смесь. Про язык - да, конечно, он думал так, но ведь отчасти ошибался: тот замечательный русский язык, о котором он говорит, родился в конце 18 века - жутко поздно - и рождён был не "народом", а трудами сначала Карамзина, потом всех остальных. В разных языках - разное богатство средств выражения, и оно, как правило, было создано теми, кто осознанно разрабатывал более гибкий и более богатый язык. При этом народный слой очень важен, конечно. Бродский что-то говорил про то, что ему не хватает языка, на котором говорят у пивного ларька. Конечно. Процесс идёт на всех уровнях, но вот слово "народ" мне тут кажется излишне торжественным и идеологизированным. (И особенно если учесть, что да, был бы источник богатства языка, идущий "снизу" и в котором слово "народ" было бы более уместно: диалекты. Даль, скажем, считал, что новые слова надо сначала искать в диалектах, а потом уже заимствовать из других языков. Случилось не так, и, к сожалению, презрение к диалектам привело к их практическому исчезновению).
Посмотрите, скажем, как стал сейчас ужасен русский язык типичной газетной статьи или выступления. Это ведь и есть "саморазвивающийся" язык, он сейчас куда более сам развивается, чем когда-то. И когда я говорю "ужасен", я не имею в виду слов, которых при мне не было и которые мне не нравятся, это-то ерунда. Я имею в виду способность человека, владеющего только таким языком, выразить сложную мысль.

Заметьте, что в более поздних выступлениях Бродский много говорил про язык, но - мне кажется - не употреблял слова "народ".

Но тут, конечно, можно спорить.

Что же до цитаты 1972 года, то она - 1972 года. Момента, когда Бродский был абсолютно потерян. Я не могу её воспринимать всерьёз. Она для меня похожа на достаточно идиотическую строчку Клячкина, из песни, посвящённой именно отъезду Бродского: "То, что болью прозвенит здесь, клеветой прошелестит там". Эта абсолютно безумная идея о "клевете", о недопустимости "очернения", тесно смыкающаяся с идеей всеобщей "русофобии", у большинства быстро проходит, когда они сталкиваются с реальным внешним миром. Прошла она и у Бродского, как мне кажется. Когда он рассуждал о России позже, он говорил иногда умные (как мне кажется) вещи, иногда невесть что (как мне кажется), но никогда не руководствовался этой идеей не сказать чего-нибудь, что могло бы быть использовано... и т.д.
Кстати, вообще, говоря о Бродском, я предпочитаю не говорить о его интервью, выступлениях и пр. Он выражал себя в литературе (и в том числе в прозе). А когда он просто говорил, иногда глаза на лоб лезли. (А иногда было очень интересно).

[tuchiki]

Мешать с дерьмом только что покинутое отечество, когда ничем при этом не рискуешь, - пошлость. А в этом Александр Иосифович никогда замечен не был. Так же поступил Солженицын, прилетев на Запад, а дома он на кон ставил не только свою жизнь, но и своих малолетних сыновей. На Западе нужно критиковать Запад, что Солж и сделал в своей Актовой Гарвардской речи в 1978 году.

[bgmt]

Я боюсь, что мне никак с вами не согласиться. Для меня слова типа "очернять ("мешать с дерьмом") отечество" - как ножом по стеклу. В моей этике надо говорить правду - которая всегда субъективна, конечно: скажем, моё описание советской жизни, когда я приехал в Америку в 1979 году, было, конечно, "очернением" очень многого с точки зрения советского патриота, но далеко не передавало чувств тех, кто пересекал минные поля (Журжин) или переплывал Средиземное море на детской надувной лодочке (Соханевич), чтобы выбраться из страны, которую воспринимал как концлагерь (а для меня это была плохая страна, но всё же моя; однако я считаю, что то, что я тогда уехал, самым умным поступком в моей жизни). И нет, я не испытывал ни малейшего чувства долга перед персонифицированной страной. (Как не испытываю и сейчас никакого чувства долга перед Францией, разница только в том, что мне в ней нравится). Чувство долга, в моей этике, человек может испытывать только перед конкретными людьми, которых выбираешь сам, и даже в случае, когда большинство их из той же страны или того же языка, ты всё равно выбираешь их сам индивидуально; и это только по недоразумению обозначается тем же словом, что долг, определяемый снаружи: в этой ситуации никто не может сказать "ты должен".
Мне очень трудно разговаривать с людьми, которые всё время думают, как их слово отзовётся и не получится ли, что об их стране подумают хуже, чем без их описания. Это для меня барьер в отношениях, и, собственно, я сохранил отношения только с одним человеком, у которого есть такие чувства - но я с этим человеком знаком пятьдесят лет, чего уж там. Я на дух не переношу персонификации страны и государства.

Бродский чувствовал не так, он употреблял слово "Отечество", но не так, как вы. И от этого употребления его Бродским я тоже ёжусь, но, соответственно, меньше. Когда я говорил, что Бродский умён, это не означало, что я согласен со всеми его идеями. (Хотя в стихах - чаще согласен: он сильно умнее, в моём понимании, в стихах, чем в выступлениях).

Я собирался продолжать объяснять. Но в промежутке я посмотрел заглавную страницу вашего журнала. И тут - стало ясно, что наш с вами разговор не может быть продуктивен. Ваш взгляд на мир с моим несовместим, даже если он совместим и даже совпадает в отдельных вопросах. Я вовсе не поклонник того, что вы называете (и не только вы) "левым либерализмом" в Америке. Я имею много чего сказать против развивающегося "левого" (я ставлю здесь громадные кавычки) тоталитарного мышления, против подтасовок, против охоты на ведьм и пр. Но при всём этом люди в Америке, с которыми я согласен, всё равно левые - в смысле пятидесятилетней давности; и всё равно для них и для меня Трамп - это лакмусовая бумажка, и вы этот тест проходите по другую сторону барьера. Я не могу разговаривать с образованным человеком, восхищающимся Трампом или даже просто считающего его лучшим вариантом. (С малообразованным - могу, конечно, я целую зиму однажды жил у очень милых реднеков). Этот текст - самое длинное моё объяснение по этому поводу, но длиннее будет уже лишним. Для меня поддержка Трампа - как поддержка Муссолини, и я независимо от других давным-давно сравнил его именно с Муссолини. (Я должен поправиться: при выборе между Трампом и Гитлером (или Сталиным) я всё же выбрал бы Трампа; но при выборе между Трампом и Путиным - призвал бы чуму на оба дома). Так что давайте прекратим разговор, вы приняли меня за кого-то другого, и бог с ним.