Ольга Чайковская
ФБ-пост внучки Ольги Чайковской, про неё.
Интересно, сколько людей, которые со мной общаются в сети, знают это имя? Им будет интересно. Остальным...
Гугл-поиск "уходит время" выдаёт 25 миллионов 600 тысяч запросов.
=============
UPDATE
Меня попросили перепостить в явном виде, чтобы те, у кого нет ФБ-аккаунта, могли всё увидеть. Вот:
Anastasia ChaykovskayaJuly 13 ·
В этот день 100 лет назад родилась моя бабушка, Ольга Чайковская.
В 60-х, 70-х, 80-х годах многим, наверно, не пришлось бы объяснять, кто она такая.
Моим сегодняшним молодым друзьям это имя ничего не говорит.
Она была известным журналистом-правозащитником. Помогала незаконно осуждённым. В Советском Союзе cамо слово - правозащитник - ассоциировалось скорее с политзаключёнными. Но её основным «профилем» была уголовка. Люди, обвинённые в тяжких преступлениях, которых они не совершали.
Это ведь только кажется, что убийц никто толком не ищет и раньше не искал. Ещё как искали. В Союзе хоть какой-то порядок был, скажут сегодня. Ну да. Ещё и план был. Но вот все сроки прошли, а никто не найден. И что дальше?
Все, наверно, помнят фильм «Место встречи изменить нельзя». О нём у неё тоже была статья, в «Литературной газете» в 1979 году, когда он только вышел. Ни до, ни после про кино она не писала, но этот фильм затрагивал как раз то, с чем она столько лет боролась. Помните Груздева? Второстепенный такой персонаж, он и задуман так, что мы не особо ему сочувствуем. Его заподозрили в убийстве бывшей жены и посадили. Он про это убийство ни сном ни духом, сам был в ужасе, когда узнал, но Глеб Жеглов, наш любимец, сразу предположил, что он убийца. Почему? - а почему бы нет. Ради чего? - так ясно же: ради квартиры. И пожилой врач, такой же уголовник, как мы с вами, оказался за решёткой.
В советском фильме всё завершилось хэппи-эндом. Настоящего убийцу нашли, Груздева отпустили.
В реальности же никакого хэппи-энда не предполагалось. Да и зачем, если дело уже можно закрыть.
Родственники таких вот груздевых к бабушке и обращались. Приходили в редакцию «Известий» и «Литературки», где она печаталась. Звонили домой. И просто звонили в дверь, приехав откуда-то издалека. Измученные, всегда виноватые глаза.
Серое и позорное горе.
Какая хрупкая граница отделяет нас от них. И любой из нас в любую минуту может оказаться на их месте. Не думаю, что в этом отношении наша страна сильно изменилась. Тем более в отношении липовых уголовных дел. Никакого правового государства мы пока не построили.
Почти таким было самое первое её дело, с которого всё и началось. Дело Володи Езреца из Таганрога, 1960 год. Двадцатилетний Володя обнаружил в сарае пистолет и как законопослушный мальчик понёс его в милицию. Там установили, что пистолет принадлежал их сотруднику, милицейскому лейтенанту, убитому полтора года назад. Володю арестовали, судили и приговорили к расстрелу.
Бабушка - тогда ещё в этих вопросах начинающая и совсем неопытная - совершила невозможное. Добралась до Председателя Верховного Суда СССР. Добилась, чтобы в Верховном Суде дело пересмотрели. Приговор был отменён. Володя остался жив.
А ведь не факт, даже если к тебе пришли и рассказывают, как близкого человека незаконно осудили, - что это так и есть. Для этого в каждое дело надо погрузиться до дна. Десятки томов. Иногда больше сотни. Чтобы разобраться, где правда, а где подтасовка. Где реальные доказательства, а где такие, что не сгодились бы и для второсортного детектива, а про презумпцию невиновности смешно и напоминать.
В детстве я думала, что вот изучила бабушка историю какого-то преступления и написала о нём статью. Про цензуру я ещё не знала. Да что цензура. Только выиграв дело, можно было пытаться вступить с ней в бой.
А выиграть - это и была самая кромешная часть. Ходить по судам. Обивать пороги кабинетов. Ждать. Просить, уговаривать, скандалить, добиваться. Уходить ни с чем и начинать с нуля. Кто из нас на всё это готов? Даже ради близких. А ради посторонних? Незнакомых?
Конечно, главным её оружием была пресса. Корреспондентское удостоверение помогало проникать туда, куда простым смертным было не попасть. И, конечно, отношение к прессе в доинтернетную эпоху вообще (и в советскую особенно) было другим. Такого, что вот человек обкричался в СМИ, а его даже не заметили, - тогда не было. Появление в газете гневной статьи предвещало серьёзные неприятности для тех, против кого она направлена. И серьёзный риск для автора и его начальства. Тут уж чья возьмёт.
Поэтому часто материал в печать не пропускали вовсе. Фраза «статью опять зарезали» звучала дома как рефрен. (Не пропустили, кстати, и материал про того же Володю Езреца). Однако зарезанная статья не означала провала в деле. Иногда даже наоборот: явная победа, невиновный человек спасён, а статью об этом никто не печатает.
Ну не печатает, и ладно. Человек-то спасён.
Куда страшнее, если помочь не удавалось вообще.
Но всё-таки сколько же ей удалось.
Иначе бы её не знали. Не звонил бы у нас дома с утра до ночи телефон. И широченный круг её друзей не состоял бы в основном из тех, кого она когда-то выручала. Или их родственников.
Она была самым сильным человеком из всех, кого я знаю.
Ни разу за всю жизнь - ни по какому поводу - я не слышала от неё слов типа «ну что я могу сделать» или «а я тут при чём».
Сейчас каждый ребёнок знает: сила - это деньги. А у неё и денег особых не водилось. Попадавшие в дом посетители удивлялись: «А мы представляли, что вы совсем не так живёте…»
У своих подопечных денег она не брала никогда. Иногда, правда, со скандалом. Но всё равно отказывалась. И всё равно они потом становились друзьями.
Последнюю в жизни премию, полученную от какого-то фонда - «За заслуги в правозащитной деятельности» - (100 тыс.) она передала в онкологическое отделение детской больницы, где работала её знакомая. От неё бабушка знала, что денег на закупку препаратов не хватает катастрофически.
Ровесница революции. Дочка репрессированного. Жена погибшего на фронте. Её единственный сын, родившийся перед самой войной - мой папа - своего отца, разумеется, живым не помнит. Всё как у всех. У большинства.
О чём я думаю, вспоминая её сегодня? О том, что в истории самое важное - это всё равно человек. И что при любой системе он может найти, как проявить свою человечность.
Довольно банальная мысль. Но как нелегко это осуществить.