Симфонические сказки
Ну вот и открылся мой концертный сезон. Сразу вкратце напишу про два посещенных концерта Балтиморского оркестра, состоявшихся в прошедшие субботу и четверг, соответственно. Во-первых, отрадно, что эти концерты вообще произошли. Все лето и более того длилась забастовка музыкантов, и первые два сентябрьских концерта были отменены. Вообще, очень печально, что нынче даже хорошим оркестрам приходится бастовать, чтобы обеспечить себе достойный контракт (например: Чикаго, Филадельфия, Балтимор). Думаю, в не таком далеком будущем количество профессиональных оркестров в США можно будет посчитать по пальцам.
Так или иначе, удалось балтиморцам открыть сезон и под руководством Марин Алсоп 28-го сентября сыграть заждавшейся публике Четвертую симфонию Чайковского. Про это сочинение все уже сказано-пересказано, но еще раз с удовольствием прочитал в программке знаменитое письмо Чайковского (в переводе на английский), в котором Надежде фон Мекк разъясняется “программа” симфонии. Если кто не читал, смотрите под катом. Вообще интересно, в какой степени эта программа является ex-post rationalization, а в какой - изначальным замыслом.
Только Вам одной я могу и хочу указать на значение как целого, так и отдельных частей его. Разумеется, я могу это сделать только в общих чертах.
Интродукция есть зерно всей симфонии, безусловно главная мысль... Это фатум, это та роковая сила, которая мешает порыву к счастью дойти до цели, которая ревниво стережет, чтобы благополучие и покой не были полны и безоблачны, которая как Дамоклов меч висит над головой и неуклонно, постоянно отравляет душу. Она непобедима, и ее никогда не осилишь. Остается лишь смириться и бесплодно тосковать.
Безотрадное и безнадежное чувство делается все сильнее и более жгуче. Не лучше ли отвернуться от действительности и погрузиться в грезы? О радость! По крайней мере сладкая и нежная греза явилась. Какой-то благодатный, светлый человеческий образ пронесся и манит куда-то. Как хорошо! Как далеко теперь уже звучит неотвязная первая тема аллегро! Но грезы мало-помалу охватили душу вполне. Все мрачное, безотрадное позабыто. Вот оно, вот оно, счастье!
Нет, это были грезы, и фатум пробуждает от них. И так, вся жизнь есть непрерывное чередование тяжелой действительности с скоропереходящими сновидениями и грезами о счастье... Пристани нет. Плыви по этому морю, пока оно не охватит тебя и не погрузит тебя в глубину свою. Вот, приблизительно, программа первой части.
Вторая часть симфонии выражает другой фазис тоски. Это то меланхолическое чувство, которое является вечерком, когда сидишь дома один, от работы устал, взял книгу, но она выпала из рук. Явились целым роем воспоминания. И грустно, что так много уже было, да прошло, и приятно вспомнить молодость. И жаль прошлого, и нет охоты начинать жизнь сызнова. Жизнь утомила. Приятно отдохнуть и оглядеться. Вспомнилось многое. Были минуты радостные, когда молодая кровь кипела и жизнь удовлетворяла. Были и тяжелые моменты, незаменимые утраты. Все это уже где-то далеко. И грустно, и как-то сладко окунуться в прошлое...
Третья часть не выражает определенного ощущения. Это капризные арабески, неуловимые образы, которые проносятся в воображении. На душе не весело, но и не грустно. Ни о чем не думаешь, даешь волю воображению, и оно почему-то пустилось рисовать странные рисунки... Среди них вдруг вспомнилась картинка подкутивших мужичков и уличная песенка... Потом где-то вдали прошла военная процессия. Это те совершенно несвязные образы, которые проносятся в голове, когда засыпаешь. Они не имеют ничего общего с действительностью: они странны, дики, несвязны.
Четвертая часть. Если ты в самом себе не находишь мотивов для радости, смотри на других людей. Ступай в народ. Смотри, как он умеет веселиться, отдаваясь беспредельно радостным чувствам. Картина праздничного народного веселья. Едва ты успел забыть себя и увлечься зрелищем чужих радостей, как неугомонный фатум опять является и напоминает о себе. Но другим до тебя нет дела. Они даже и не обернулись, не взглянули на тебя и не заметили, что ты одинок и грустен. О, как им весело, как они счастливы, что в них все чувства непосредственны и просты! Пеняй на себя и не говори, что все на свете грустно. Есть простые, но сильные радости. Веселись чужим весельем. Жить все-таки можно.
Четвертая симфония заняла все второе отделение концерта. А первое отделение вышло необычным. Сначала, вслед за гимном США в ознаменование начала сезона, оркестр исполнил незапланированное короткое произведение американского композитора Кристофера Рауза. Рауз, уроженец Балтимора и друг Марин Алсоп и оркестра, умер всего за неделю до концерта, и таким образом музыканты почтили его память (а за прошедшую неделю нас покинули, среди прочих, Джесси Норман и Гия Канчели). Processional: Death of Poe, похоронный марш на смерть великого писателя, был подобран весьма адекватно событию. Затем прозвучала изначально запрограмированная увертюра к “Силе судьбы” Верди, видимо предвещая “фатум” Четвертой симфонии. А посередине вечера оказался “вуду” концерт для скрипки с оркестром (точнее двух скрипок, используемых попеременно), который исполнил сам автор, Daniel Bernard Roumain. Концерт - мешанина стилей, примочек для электроскрипки, голоса и телодвижений автора и так далее. Я в принципе никогда не против, но всегда в таких случаях задумываюсь о каше в голове композитора как (достойном или не очень) источнике вдохновения.
Вчерашний концерт "Симфонические сказки" оказался существенно более интересным, как программой, так и солистом. Открылся он настоящими музыкальными сказками Равеля из сюиты "Матушка Гусыня". Это сочинение - как в первоначальной версии для фортепианного дуэта, так и в оркестровой - безусловно, один из ярких примеров равелевской "идеальной" музыки. Все настолько вылизано, приглажено и отшлифованно, что чувствуешь себя как в спа каком-нибудь (я сам в спа никогда не был, но так себе представляю земной эквивалент "Гусыни"). Финальный "Сказочный сад" согрел в прохладном зале.
Следующим номером шел на удивление редко (почему?) исполняемый фортепианный концерт Скрябина. Очень даже приятная музыка, что-то между Шопеном и Рахманиновым. Больше шопенистый, пожалуй, но интереснее. Это еще не самобытный композитор Скрябин, но уже хороший композитор Скрябин. Суперэмоциально (первую часть вообще весьма агрессивно) исполнил этот концерт талантливейший Конрад Тао. Вам предлагаю версию Владимира Ашкенази.
Во втором отделении вернулись к "сказке", но совсем иного плана. Прозвучал редко исполняемый (полностью) балет Бартока "Деревянный принц". Очень рад был услышать это непростое сочинение живьем. В этом раннем балете безусловно есть элементы, предвещающие и "Мандарин" и даже поздние струнные квартеты. Но в целом, в отличие от лучших вещей Бартока, я бы сказал, что это "музыка моментов", несколько фрагментарная. Есть прямо блестящие места, но держать концентрацию все минут пятьдесят нелегко.
Дирижировал балтиморцами немец Маттиас Пинчер, художественный руководитель основанного Булезом Ensemble InterContemporain. Мне понравился. Кстати, интересно, что и дирижер Пинчер, и пианист Тао - весьма успешные композиторы. Музыканты-богатыри.
Так или иначе, удалось балтиморцам открыть сезон и под руководством Марин Алсоп 28-го сентября сыграть заждавшейся публике Четвертую симфонию Чайковского. Про это сочинение все уже сказано-пересказано, но еще раз с удовольствием прочитал в программке знаменитое письмо Чайковского (в переводе на английский), в котором Надежде фон Мекк разъясняется “программа” симфонии. Если кто не читал, смотрите под катом. Вообще интересно, в какой степени эта программа является ex-post rationalization, а в какой - изначальным замыслом.
Только Вам одной я могу и хочу указать на значение как целого, так и отдельных частей его. Разумеется, я могу это сделать только в общих чертах.
Интродукция есть зерно всей симфонии, безусловно главная мысль... Это фатум, это та роковая сила, которая мешает порыву к счастью дойти до цели, которая ревниво стережет, чтобы благополучие и покой не были полны и безоблачны, которая как Дамоклов меч висит над головой и неуклонно, постоянно отравляет душу. Она непобедима, и ее никогда не осилишь. Остается лишь смириться и бесплодно тосковать.
Безотрадное и безнадежное чувство делается все сильнее и более жгуче. Не лучше ли отвернуться от действительности и погрузиться в грезы? О радость! По крайней мере сладкая и нежная греза явилась. Какой-то благодатный, светлый человеческий образ пронесся и манит куда-то. Как хорошо! Как далеко теперь уже звучит неотвязная первая тема аллегро! Но грезы мало-помалу охватили душу вполне. Все мрачное, безотрадное позабыто. Вот оно, вот оно, счастье!
Нет, это были грезы, и фатум пробуждает от них. И так, вся жизнь есть непрерывное чередование тяжелой действительности с скоропереходящими сновидениями и грезами о счастье... Пристани нет. Плыви по этому морю, пока оно не охватит тебя и не погрузит тебя в глубину свою. Вот, приблизительно, программа первой части.
Вторая часть симфонии выражает другой фазис тоски. Это то меланхолическое чувство, которое является вечерком, когда сидишь дома один, от работы устал, взял книгу, но она выпала из рук. Явились целым роем воспоминания. И грустно, что так много уже было, да прошло, и приятно вспомнить молодость. И жаль прошлого, и нет охоты начинать жизнь сызнова. Жизнь утомила. Приятно отдохнуть и оглядеться. Вспомнилось многое. Были минуты радостные, когда молодая кровь кипела и жизнь удовлетворяла. Были и тяжелые моменты, незаменимые утраты. Все это уже где-то далеко. И грустно, и как-то сладко окунуться в прошлое...
Третья часть не выражает определенного ощущения. Это капризные арабески, неуловимые образы, которые проносятся в воображении. На душе не весело, но и не грустно. Ни о чем не думаешь, даешь волю воображению, и оно почему-то пустилось рисовать странные рисунки... Среди них вдруг вспомнилась картинка подкутивших мужичков и уличная песенка... Потом где-то вдали прошла военная процессия. Это те совершенно несвязные образы, которые проносятся в голове, когда засыпаешь. Они не имеют ничего общего с действительностью: они странны, дики, несвязны.
Четвертая часть. Если ты в самом себе не находишь мотивов для радости, смотри на других людей. Ступай в народ. Смотри, как он умеет веселиться, отдаваясь беспредельно радостным чувствам. Картина праздничного народного веселья. Едва ты успел забыть себя и увлечься зрелищем чужих радостей, как неугомонный фатум опять является и напоминает о себе. Но другим до тебя нет дела. Они даже и не обернулись, не взглянули на тебя и не заметили, что ты одинок и грустен. О, как им весело, как они счастливы, что в них все чувства непосредственны и просты! Пеняй на себя и не говори, что все на свете грустно. Есть простые, но сильные радости. Веселись чужим весельем. Жить все-таки можно.
Четвертая симфония заняла все второе отделение концерта. А первое отделение вышло необычным. Сначала, вслед за гимном США в ознаменование начала сезона, оркестр исполнил незапланированное короткое произведение американского композитора Кристофера Рауза. Рауз, уроженец Балтимора и друг Марин Алсоп и оркестра, умер всего за неделю до концерта, и таким образом музыканты почтили его память (а за прошедшую неделю нас покинули, среди прочих, Джесси Норман и Гия Канчели). Processional: Death of Poe, похоронный марш на смерть великого писателя, был подобран весьма адекватно событию. Затем прозвучала изначально запрограмированная увертюра к “Силе судьбы” Верди, видимо предвещая “фатум” Четвертой симфонии. А посередине вечера оказался “вуду” концерт для скрипки с оркестром (точнее двух скрипок, используемых попеременно), который исполнил сам автор, Daniel Bernard Roumain. Концерт - мешанина стилей, примочек для электроскрипки, голоса и телодвижений автора и так далее. Я в принципе никогда не против, но всегда в таких случаях задумываюсь о каше в голове композитора как (достойном или не очень) источнике вдохновения.
Вчерашний концерт "Симфонические сказки" оказался существенно более интересным, как программой, так и солистом. Открылся он настоящими музыкальными сказками Равеля из сюиты "Матушка Гусыня". Это сочинение - как в первоначальной версии для фортепианного дуэта, так и в оркестровой - безусловно, один из ярких примеров равелевской "идеальной" музыки. Все настолько вылизано, приглажено и отшлифованно, что чувствуешь себя как в спа каком-нибудь (я сам в спа никогда не был, но так себе представляю земной эквивалент "Гусыни"). Финальный "Сказочный сад" согрел в прохладном зале.
Следующим номером шел на удивление редко (почему?) исполняемый фортепианный концерт Скрябина. Очень даже приятная музыка, что-то между Шопеном и Рахманиновым. Больше шопенистый, пожалуй, но интереснее. Это еще не самобытный композитор Скрябин, но уже хороший композитор Скрябин. Суперэмоциально (первую часть вообще весьма агрессивно) исполнил этот концерт талантливейший Конрад Тао. Вам предлагаю версию Владимира Ашкенази.
Click to viewВо втором отделении вернулись к "сказке", но совсем иного плана. Прозвучал редко исполняемый (полностью) балет Бартока "Деревянный принц". Очень рад был услышать это непростое сочинение живьем. В этом раннем балете безусловно есть элементы, предвещающие и "Мандарин" и даже поздние струнные квартеты. Но в целом, в отличие от лучших вещей Бартока, я бы сказал, что это "музыка моментов", несколько фрагментарная. Есть прямо блестящие места, но держать концентрацию все минут пятьдесят нелегко.
Дирижировал балтиморцами немец Маттиас Пинчер, художественный руководитель основанного Булезом Ensemble InterContemporain. Мне понравился. Кстати, интересно, что и дирижер Пинчер, и пианист Тао - весьма успешные композиторы. Музыканты-богатыри.