Бегство от действительности ( эскапизм), продолжение
Одновременно у нас происходит существенный подъем эскапизма, бегства от действительности, которое в религии принимает самые разнообразные формы.
Люди поворачиваются спиной к миру и бросаются едва ли не во что угодно. В качестве православного священника я наблюдаю формы, которые это принимает
в нашей Церкви. Например, есть среди нас люди, которым нет дела до происходящего в мире. Они открыли для себя икону. Или же есть еще одна область, куда можно бесконечно уходить от действительности, - это обсуждение литургической практики, высокой, низкой и средней церкви. Облачения... Современные или архаичные... Вы слышите слова: «Но это не так: в восточном Египте в третьем
веке..», - и вы немедленно чувствуете, что преображение мира уже началось. Третий век в Египте, в Месопотамии или где угодно - только бы не в Чикаго, не в Нью-Йорке, Лондоне или Париже.
Только бы это Богоявление или Благовещение происходило в какой-нибудь невозможной стране. В Кесарии Каппадокийской!..
Какая музыка!..
Одно лишь слово «Каппадокия» дает вам чувство, что вы принадлежите к правильной религиозной школе. Скажите «Чикаго» - и вы испортите всю религию: вся мечта, все удовольствие уже не те.
И сегодня реальная интеллектуальная и духовная работа, стоящая перед
нами, христианами, состоит вовсе не в том, чтобы просто сделать выбор между утопией и бегством от действительности, не в том, чтобы преподнести религию
как некую успокоительную пилюлю, что-то вроде святой валерьянки.
Настоящая наша задача - заново обрести то, что я называю фундаментальной христианской эсхатологией. Каким бы ни был «мир иной» (а нам ничего о нем не известно), этот «мир иной» прежде всего открывается нам здесь и сейчас. Если мы, я
повторяю, не можем найти Царство Божие в Чикаго, Вильмингтоне, на Тайме- Сквере и т. д., то мы никогда не найдем его нигде. И пусть те, кто надеется обрести
его где-нибудь в Трансваале, поедут туда, если они могут себе это позволить. Они обнаружат, что там все то же самое, что и здесь.
Эта фундаментальная христианская эсхатология нарушается как оптимизмом, ведущим к утопии, так и пессимизмом, ведущим к бегству от реальности.
Если есть два еретических слова в христианском словаре, то это оптимизм и пессимизм. Эти два понятия совершенно противны Библии и христианству.
Нам, христианам, необходимо восстановить эту единственную в своем роде веру, которая не имеет никаких, совершенно никаких иллюзий относительно зла.
Мы попросту не можем позволить себе дешевенькую веру, требующую от нас всего-навсего бросить пить и курить, маленькую религию, обещающую нам «поющее завтра», лишь только мы перестанем разрушать свое здоровье употреблением утреннего кофе.
Наша вера основана на двух главных откровениях:
«так возлюбил Бог мир» и «этот падший мир таинственно искуплен».
Из беседы с о.Александром Шмеманом в Гринвилле, 22 мая 1981 г, "Между утопией и эскапизмом"
Люди поворачиваются спиной к миру и бросаются едва ли не во что угодно. В качестве православного священника я наблюдаю формы, которые это принимает
в нашей Церкви. Например, есть среди нас люди, которым нет дела до происходящего в мире. Они открыли для себя икону. Или же есть еще одна область, куда можно бесконечно уходить от действительности, - это обсуждение литургической практики, высокой, низкой и средней церкви. Облачения... Современные или архаичные... Вы слышите слова: «Но это не так: в восточном Египте в третьем
веке..», - и вы немедленно чувствуете, что преображение мира уже началось. Третий век в Египте, в Месопотамии или где угодно - только бы не в Чикаго, не в Нью-Йорке, Лондоне или Париже.
Только бы это Богоявление или Благовещение происходило в какой-нибудь невозможной стране. В Кесарии Каппадокийской!..
Какая музыка!..
Одно лишь слово «Каппадокия» дает вам чувство, что вы принадлежите к правильной религиозной школе. Скажите «Чикаго» - и вы испортите всю религию: вся мечта, все удовольствие уже не те.
И сегодня реальная интеллектуальная и духовная работа, стоящая перед
нами, христианами, состоит вовсе не в том, чтобы просто сделать выбор между утопией и бегством от действительности, не в том, чтобы преподнести религию
как некую успокоительную пилюлю, что-то вроде святой валерьянки.
Настоящая наша задача - заново обрести то, что я называю фундаментальной христианской эсхатологией. Каким бы ни был «мир иной» (а нам ничего о нем не известно), этот «мир иной» прежде всего открывается нам здесь и сейчас. Если мы, я
повторяю, не можем найти Царство Божие в Чикаго, Вильмингтоне, на Тайме- Сквере и т. д., то мы никогда не найдем его нигде. И пусть те, кто надеется обрести
его где-нибудь в Трансваале, поедут туда, если они могут себе это позволить. Они обнаружат, что там все то же самое, что и здесь.
Эта фундаментальная христианская эсхатология нарушается как оптимизмом, ведущим к утопии, так и пессимизмом, ведущим к бегству от реальности.
Если есть два еретических слова в христианском словаре, то это оптимизм и пессимизм. Эти два понятия совершенно противны Библии и христианству.
Нам, христианам, необходимо восстановить эту единственную в своем роде веру, которая не имеет никаких, совершенно никаких иллюзий относительно зла.
Мы попросту не можем позволить себе дешевенькую веру, требующую от нас всего-навсего бросить пить и курить, маленькую религию, обещающую нам «поющее завтра», лишь только мы перестанем разрушать свое здоровье употреблением утреннего кофе.
Наша вера основана на двух главных откровениях:
«так возлюбил Бог мир» и «этот падший мир таинственно искуплен».
Из беседы с о.Александром Шмеманом в Гринвилле, 22 мая 1981 г, "Между утопией и эскапизмом"