Ты знаешь, я знаю.
- Понимаешь, я не умею всего этого.
Она прижимает к себе цветы, букет велик, ее узкое лицо выглядывает из бледных бутонов и кажется тоже чем-то цветочным. Опускает розы на стол, некоторые падают мимо, она садится на корточки и поднимает их.
- У меня и вазы-то толком нет, маленькая только, декоративная или для каких-нибудь ландышей-ландышей. Я в ней выставляю салфетки на стол, когда гости. Мне не дарят цветы, я сразу говорю: не люблю цветы, не люблю цветы. Это не совсем правда, конечно, ты знаешь.
Я знаю.
Поднимается, одну розу крутит в руках, быстро делает несколько шагов влево, упирается в широкий подоконник, смотрит в окно. В окне ничего не происходит, локтем она рушит стопку лазерных дисков, диски с пластмассовым карканьньем ссыпаются вниз, она досадливо оборачивается:
- Который день собираюсь навести порядок в архиве, перебрать, подписать все это, половину можно выкинуть, но валяюсь на диване и смотрю в потолок. Даже и не смотрю в потолок, потому что стыдно смотреть в этот потолок, он покрыт трещинами, его надо срочно красить, или натягивать. Или подвешивать. Сейчас с потолками делают многое. Ты знаешь.
Я знаю.
Барабанит пальцами по подоконнику, отодвигает ближайший на полу диск босой ногой, цвет лака на ногтях почти черный. Но с оттенком красного.
- Извини, я болтаю какую-то чушь. Что-то я разволновалась. Не надо такого больше. Я бездарна в этой роли. Подарки, охапки роз, оплаченные абонементы в финес-клуб. Это же ты? Да? Да? Не отвечай, я знаю. Это ты. Мы даже не сможем сейчас разговаривать. Иди сейчас, хорошо?
Детским движением заправляет волосы слева за ухо, в мочке белеет жемчужина, идеально ровная, успокаивающе искусственная. Щеки раскраснелись, губы дрожат, она не смотрит на меня, разглаживает подол домашнего длинного платья.
Разворачиваюсь и иду к дверям, переступаю через зеленые стебли, сзади раздается звон разбивающегося стекла. Оборачиваюсь. Она опрокинула чашку, холодный чай лужей вокруг голых ног, осколки с красивым узором из когда-то переплетенных ромашек.
- Я сегодня целый день роняю разные цветы.
Улыбается своей почти обычной улыбкой, оставляет на паркетной темной доске влажные кавычки следов.
- Созвонимся. Я такая дура. Даже не поблагодарила тебя. Ты прости, пожалуйста. Чудесные эти твои новые туфли, можно померить?
Розу все так же сжимает в пальцах.
Я беру в руку свою желтую босоножку на массивной платформе, надеваю ей на мокрую ногу, кожа кажется тонкой, как тесто для пахлавы. Перевожу дыхание, надеваю вторую, она марширует немного тяжеловато к большому зеркалу, рассматривает красивое отражение, мы встречаемся глазами там, внутри.
- У тебя прекрасный вкус, дорогая, - говорит через полминуты.
Хочу ответить, не отвечаю.
Она прижимает к себе цветы, букет велик, ее узкое лицо выглядывает из бледных бутонов и кажется тоже чем-то цветочным. Опускает розы на стол, некоторые падают мимо, она садится на корточки и поднимает их.
- У меня и вазы-то толком нет, маленькая только, декоративная или для каких-нибудь ландышей-ландышей. Я в ней выставляю салфетки на стол, когда гости. Мне не дарят цветы, я сразу говорю: не люблю цветы, не люблю цветы. Это не совсем правда, конечно, ты знаешь.
Я знаю.
Поднимается, одну розу крутит в руках, быстро делает несколько шагов влево, упирается в широкий подоконник, смотрит в окно. В окне ничего не происходит, локтем она рушит стопку лазерных дисков, диски с пластмассовым карканьньем ссыпаются вниз, она досадливо оборачивается:
- Который день собираюсь навести порядок в архиве, перебрать, подписать все это, половину можно выкинуть, но валяюсь на диване и смотрю в потолок. Даже и не смотрю в потолок, потому что стыдно смотреть в этот потолок, он покрыт трещинами, его надо срочно красить, или натягивать. Или подвешивать. Сейчас с потолками делают многое. Ты знаешь.
Я знаю.
Барабанит пальцами по подоконнику, отодвигает ближайший на полу диск босой ногой, цвет лака на ногтях почти черный. Но с оттенком красного.
- Извини, я болтаю какую-то чушь. Что-то я разволновалась. Не надо такого больше. Я бездарна в этой роли. Подарки, охапки роз, оплаченные абонементы в финес-клуб. Это же ты? Да? Да? Не отвечай, я знаю. Это ты. Мы даже не сможем сейчас разговаривать. Иди сейчас, хорошо?
Детским движением заправляет волосы слева за ухо, в мочке белеет жемчужина, идеально ровная, успокаивающе искусственная. Щеки раскраснелись, губы дрожат, она не смотрит на меня, разглаживает подол домашнего длинного платья.
Разворачиваюсь и иду к дверям, переступаю через зеленые стебли, сзади раздается звон разбивающегося стекла. Оборачиваюсь. Она опрокинула чашку, холодный чай лужей вокруг голых ног, осколки с красивым узором из когда-то переплетенных ромашек.
- Я сегодня целый день роняю разные цветы.
Улыбается своей почти обычной улыбкой, оставляет на паркетной темной доске влажные кавычки следов.
- Созвонимся. Я такая дура. Даже не поблагодарила тебя. Ты прости, пожалуйста. Чудесные эти твои новые туфли, можно померить?
Розу все так же сжимает в пальцах.
Я беру в руку свою желтую босоножку на массивной платформе, надеваю ей на мокрую ногу, кожа кажется тонкой, как тесто для пахлавы. Перевожу дыхание, надеваю вторую, она марширует немного тяжеловато к большому зеркалу, рассматривает красивое отражение, мы встречаемся глазами там, внутри.
- У тебя прекрасный вкус, дорогая, - говорит через полминуты.
Хочу ответить, не отвечаю.