Босовики
Мою прабабушку звали Татьяна. Когда ей было семь лет, ее отец уехал в голодные годы на заработки и где-то там умер. Мать умерла ночью, когда они с прабабушкой ушли из села в поисках еды. Залезли в стог переночевать, утром она была уже холодной. Прабабушку и ее сестер и братьев развели по детским домам, точнее приютам. В приюте кормили и даже одевали и обували. В качестве обуви выдавали «босовики» (понятия не имею, как они выглядели и из чего они были сделаны). Босовики было жалко, и когда дети по очереди мыли цементный пол общего туалета в приюте, они разувались и мыли босиком. Прабабушка тоже так делала. От этого у нее «свело к спине ноги». Она лежала на кровати и не могла ходить. Однажды ее осматривала доктор. Прабабушкина фамилия показалась ей знакомой, доктор узнала в ней дочь своих очень хороших знакомых. В тот же день доктор завернула прабабушку в перину и увезла к себе домой и выхаживала. Долго. А когда выходила, привезла в приют обратно. Из приюта прабабушка Татьяна ушла - было невыносимо, пошла пешком за много верст в родное село. Ходила по дворам: - А где сейчас те-то?
- Померли.
- А эти?
- Померли.
Вымерла половина села. Голод в те годы был страшный. Никого знакомых не осталось, и Татьяна пошла к своей старшей сестре. Опять голод, много детей, много работы. Она прожила там несколько лет, пока зажиточная семья ни взяла ее к себе «в услужение». Там она мыла полы, носила воду, колола дрова, пахала землю. В той семье был ребенок, мальчик старше прабабушки. Мальчику отец покупал босовики, а Татьяне - лапти. Ей так хотелось босовики! Но прислуге слишком дорого покупать босовики - сойдут и лапти. Тогда мальчишка придумал подрезать лапти в двух местах. К вечеру они уже разлохматились.
- Видишь, - говорил он отцу - ничего твои лапти не выгодно. Давно бы Таньке купил босовики.
И ей купили! Босовики! И прабабушка рассказывала, что прижала их к груди и никак не могла выдохнуть от счастья. Босовики! Ей!
А потом ее отдали замуж. Лет в 15. И она рассказывала, как приходила к «дедушке с бабушкой» тем самым хозяевам, вместе с мужем, а она залазила на печку и играла там в куклы.
А потом были дети, много детей. Двенадцать. Трое из которых умерли во младенчестве. А потом была война, был голод, потом были свадьбы детей, рождались внуки, правнуки. Про мою прабабушку Татьяну всегда говорят хорошее. Каждый, кто ее знал, имел про запас какую-то хорошую историю про нее. Как кто-то уходил в армию, а прадед с прабабушкой несколько ночей подряд валяли ему валенки, или как кто-то шел зимой в школу и провалился в лужу, а прабабушка потом грела на печке и кормила. Я ее совсем не помню. Помню, как мы играли в игрушки, совсем маленькие правнуки, а прабабушка в белом платочке ходила за нами и убирала-поднимала разбросанные вещи. А потом помню ее похороны. И все, больше ничего. Еще бабушка никогда не говорит про свою маму Татьяну «мать». Только «мама». Мама. Папа. И несмотря на трудное детство, у бабушки только хорошие воспоминания о нем. Думаю, во многом благодаря ей. Этой женщине - моей прабабушке.
У меня есть кодовое слово. Когда хочется жаловаться и ныть на свою судьбу, я говорю себе: «босовики». Это слово, которое ставит меня на место. Дает понять, что все мои трудности, рядом с трудностями этой женщины - ерунда.
А еще… еще когда спрашивают некоторых: что вам нужно для полного счастья? Мне так жалко тех, кто начинает называть миллионы, описывать машины и виллы. Босовики, ребята, босовики.
