Недавно мы с моей женой Джослин побывали на Соловецких островах. Для меня поездки в такие места - это как-бы повторное знакомство с теми эпизодами русской истории, которые особенно захватили мое воображение, когда я впервые узнал о них много лет назад. Теперь они воспринимаются совсем по-другому. Например, когда плывешь на пароме от главного острова, лучше понимаешь, что чувствовали Савватий и Герман, пускаясь в рискованное плавание в этих водах 600 лет назад. Еще острее ощущается и циничная жестокость гулаговской администрации, которая устроила женский изолятор на расположенном неподалеку Большом Заяцком острове - женщин уравняли с мужчинами в праве испытать весь ужас политических репрессий. Я был в нескольких «музеях-лагерях» - в Магадане, Перми-36, а теперь и на Соловках. Каждый раз я поражался самоотверженности и профессионализму архивистов и историков, которые создали эти музеи и продолжают оказывать им поддержку. В истории любого народа есть темные страницы, и мой народ - не исключение. Самооценка любого народа во многом зависит от его способности пролить свет на эти страницы.
Летом на Соловках множество туристов и паломников. Мы провели много времени среди них и в окрестностях Спасо-Преображенского монастыря. Этот великолепный архитектурный памятник XVI века отреставрирован и находится в отличном состоянии, несмотря на суровый климат этих мест. Как у дипломата, у меня было свое особое место паломничества на Большом Соловецком острове: Переговорный камень на берегу Белого моря. Он связан с маленьким эпизодом русской истории - соглашением 1856 года о прекращении осады и обстрела острова британским флотом во время Крымской войны. Соглашение было буквально «высечено на камне» - на большой гранитной плите, лежащей на берегу среди валунов. Время стерло большую часть надписи, и сейчас обсуждают перенос плиты в музей. Но когда видишь ее там, где она пролежала 150 лет, она кажется неким олицетворением неукротимого духа и атмосферы Соловков.
Спасо-Преображенский монастырь на рассвете
Сторожевая башня
Башни создавались, чтобы в них было трудно проникнуть, но из них также трудно и выйти. Я легко представляю сотни и сотни заключенных - врагов царя, врагов партии, когда-то сидевших на этом сыром полу. И, в отличие от меня, вовсе не пару минут.
Recently my wife Jocelyn and I visited the Solovetskiy Islands. Trips like these always reacquaint me with episodes of Russian history that captured my interest when I first studied them years ago, and which I now see in a new light. Taking the ferry from the main island, for example, gives you a better appreciation of the perilous journey that Savatti and German made in the same waters 600 years ago. It makes more vivid the cynical cruelty of the GULAG administrators, who established a women's "isolator" on nearby Zaetskiy Island to ensure that both men and women had equal opportunity to suffer political repression. I have visited a number of these "camp museums" -- in Magadan, Perm-36, and now Solovki -- and I never fail to be impressed by the dedication and professionalism of the archivists and historians who created and maintain them. All nations have dark pages in their history, my own included. The measure of the self-worth of a people is whether they can tell the full truth about those dark pages.
Solovki in the summer is crowded with tourists and religious pilgrims. We spent many hours among them in and around the Transfiguration Monastery, the 16th century architectural treasure that is amazingly well preserved and restored, considering the unforgiving climate. As a diplomat, however, I had my own special place of pilgrimage: the Negotiation Stone on the shore of the White Sea. It marks a small episode of Russian history, an agreement reached in 1856 to end the siege and bombardment of the Island by British naval forces during the Crimean War. The agreement was literally "etched in stone" on a massive granite tablet that lies amid the rocks and boulders on the White Sea shore. Time and the elements have worn away most of the writing, and there is discussion of moving the stone to a museum. I liked seeing it where it has been for 150 years -- something like a metaphor for the indomitable spirit and climate of Solovki.