Комсомольская драма в документах
"Каждый комсомолец должен понимать, что прежде, чем удовлетворить свою физиологическую потребность, нужно подумать о последствиях".
("Смена" № 24 1925 год)
ПРЕСТУПЛЕНИЕ КИРИКА БАСЕНКО
Автор опубликованного в 1926 году в "Комсомольской правде" материала - Вадим Охроменко.
Авторская орфография сохранена.
В хронике Червоновской газеты "Рабочий Путь" была помещена следующая заметка.
"Дикая расправа.
В с. Хмелевом глухонемой сапожник Кирик Басенко подстерег на улице комсомольца Андрея Корчинского и изуродовал ему железными граблями лицо. Преступление совершено, повидимому, на почве ревности к гражданке того же села Екатерине Мельниковой. Басенко арестован и предан суду. Пострадавший отправлен в районную больницу".
Очевидно, по мнению репортера «Рабочего Пути», этот заурядный и лишенный всех прав на сенсацию случай не стоил более десяти строк петита. Мне случайно пришлось присутствовать на суде глухонемого Кирика Басенко и благодаря этому собрать достаточно интересные и характерные подробности этого дела. Хотя весь ход судебного разбирательства и заслуживал бы, несомненно, особого описания, я все-таки опущу его и ограничусь лишь тем, что приведу здесь пять маленьких документов, выбранных мною из приобщенной к делу грязной, измятой пачки. Полагаю, что эти документы, расположенные по возможности в хронологическом порядке, скажут читателю больше, чем я.
1. "Дорогая и многоуважаемая сестричка Оля!
Очень у меня большая до тебя просьба. Если батька и мама узнают что, так успокой их, пускай не тревожатся и не сердятся. Я - комсомолка, уже полных лет и свободная от предрассудков, и поетому сама знаю, могу ли я жить с Андрюшей Корчинским. На меня все девчата, из ячейки и сельские, даже завидуют, что вот я, лицом некрасивая, а только телом толстая, и вдруг получаю такую любовь от самого красивого и лучшего парня на все село и на весь белый свет. Я его люблю до гроба, и он меня тоже, и мы никому один одного не отдадим. Так что, пускай родные не сердятся и не грозят мне, что мы живем, как муж и жена, дорогая сестричка Оля, потому что, если б ты сама Андрушечку увидела, так и тебе было бы на меня завидно. Такой он очень прекрасный. Работаю я в ячейке и в совхозе попрежнему очень много, и ячейка для меня семья. С тем и целую тебя, Олечка.
Твоя любящая сестренка Катя Мельникова".
2. "Екатерина!!!
Надо тебе оставить твои глупые замашки и сделать то, про что я говорил. Я хорошо знаю и много читал про половой вопрос, что если ты даже и третью неделю беременная, так это ничего. Если с женщиной побудут еще несколько мужчин одновременно, так все семена ликвидируются и в животе не будет никакого первого зачатья. Передаю тебе через Мишку Онищенка эту записку и прошу тебя последний раз, чтоб не смела этим парням отказывать. Петро и Гриша тоже оставят все в секрете. Они умеют держать комсомольское слово.
Любящий тебя до гроба Андрей Корчинский"
3. "Дорогая и милая моя сестричка Оля!
Не знаю, или получила ты письмо, что я писала про ребенкову одежду. Когда я тогда от вас ушла, как батька мне разбил ухо, то на сундуке осталися платок, две пеленки и зеленый свивальничек. Мы с малым Васей совсем голые, и я очень прошу тебя, сестричка, передать, как можно вскорости, через людей етие вещи. Живу я очень плохо, потому что на совхозе тоже надо мной уже смеются, что я шлюха и другое прочее. Дорогая и уважаемая сестричка, я очень несчастная с маленьким Васечкой на руках, и не могу я больше ходить в ненавистную и насмешливую ячейку. Там все знают про глупую ликвидацию в саду, и нету мне жизни и прохода. За Андрея я уже не хочу даже и писать, потому что он звериная гадюка, даже не стоит, чтобы его вспоминали на белой бумаге. Он уже гуляет теперь с Попружниковой Таней, может знаешь. Насчет алемента я даже и не думаю подавать, потому что их было четверо, и все смеются. Сообщу тебе напоследок, дорогая сестренка, что поселяюсь я, кажется, скоро до сапожника Басенкова Кирка, того порчиного на язык и ухо, может знаешь. Он один до миня приходит утешать и все мукает, будто желает и понимает что-то, а на ячейку грозится и зубами скрегочет. Такой он смешной. И даже маленькому моему Ваське строит разные забавки. Так что, прощай пока, дорогая сестричка, и передай пеленочки.
Любящая тебя сестра Катя Мельникова".
4. "...На собрании бюро Хмелевской ячейки...
Слушали: - Заявление Мельниковой Екатерины (член с 1925 г.) об уходе из ячейки в виду якобы ложного насмехательства и тяжелого отношения к ней членов, а также через небывалое материнство.
Постановили: - Уважая на ее письменную просьбу и принимая во внимание развратную несознательность, считать вышедшей из рядов ВЛКСМ.
Секретарь . . . .(подпись)"
5. "Золотая моя Катюша.
Совсем понапрасну не стала ты со мной говорить тогда, коло лавки. Ты знаешь, что я давно мучаюсь за свою тогдашнюю глупую доброту к хлопцам, что посылал их до тебя. Действительно, я, может быть, и жил бы с тобой и признал бы ребенка, но мне неизвестно, чей он есть. И чужих детей я воспитывать не имею доброты. Вспомни, Катюня, как проводили мы двое с тобой время и как я тебя любил, как никакой другой парень. Пишу тебе искреннюю, правду, что все девки перед тобой твари и негодующие черви, и я тебя люблю еще жарче и сильней, как раньше. Уже совсем сохну за эти четыре месяца и не сплю от охоты посмотреть, какая ты есть. Мне жалко даже, как ты живешь с обезьяной, а не человеком, который сам не говорит и не слышит твой дорогой голосочек. Я знаю, Катюня, что тебя обидели и ты горюешь за нашими стройными рядами Комсомола. И вот я теперь член бюро и мог бы поднять вопрос, поручиться за тебя для обратного приема в ВЛКСМ. Так что про все это подумай, и если да, то осмотрись, чтоб твой Кирик не уследил, и приходи на поповский ровчак, когда хорошо потемнеет. Я буду там ожидать.
Любящий тебя до гроба и ожидающий друг Андрюша Корчинский".
Вот и все.
О вмешательстве Кирика достаточно красноречиво говорит приведенная в начале заметка. Неграмотный глухонемой не мог пускаться в объяснения, боясь показаться смешным и непонятным. Но руки у него были здоровые, и чутье указало ему, что нужно было делать. Глухонемой поставил граблями точку на Андрюшкиных "любвях до гроба".
Суд оправдал его.
("Смена" № 24 1925 год)
ПРЕСТУПЛЕНИЕ КИРИКА БАСЕНКО
Автор опубликованного в 1926 году в "Комсомольской правде" материала - Вадим Охроменко.
Авторская орфография сохранена.
В хронике Червоновской газеты "Рабочий Путь" была помещена следующая заметка.
"Дикая расправа.
В с. Хмелевом глухонемой сапожник Кирик Басенко подстерег на улице комсомольца Андрея Корчинского и изуродовал ему железными граблями лицо. Преступление совершено, повидимому, на почве ревности к гражданке того же села Екатерине Мельниковой. Басенко арестован и предан суду. Пострадавший отправлен в районную больницу".
Очевидно, по мнению репортера «Рабочего Пути», этот заурядный и лишенный всех прав на сенсацию случай не стоил более десяти строк петита. Мне случайно пришлось присутствовать на суде глухонемого Кирика Басенко и благодаря этому собрать достаточно интересные и характерные подробности этого дела. Хотя весь ход судебного разбирательства и заслуживал бы, несомненно, особого описания, я все-таки опущу его и ограничусь лишь тем, что приведу здесь пять маленьких документов, выбранных мною из приобщенной к делу грязной, измятой пачки. Полагаю, что эти документы, расположенные по возможности в хронологическом порядке, скажут читателю больше, чем я.
1. "Дорогая и многоуважаемая сестричка Оля!
Очень у меня большая до тебя просьба. Если батька и мама узнают что, так успокой их, пускай не тревожатся и не сердятся. Я - комсомолка, уже полных лет и свободная от предрассудков, и поетому сама знаю, могу ли я жить с Андрюшей Корчинским. На меня все девчата, из ячейки и сельские, даже завидуют, что вот я, лицом некрасивая, а только телом толстая, и вдруг получаю такую любовь от самого красивого и лучшего парня на все село и на весь белый свет. Я его люблю до гроба, и он меня тоже, и мы никому один одного не отдадим. Так что, пускай родные не сердятся и не грозят мне, что мы живем, как муж и жена, дорогая сестричка Оля, потому что, если б ты сама Андрушечку увидела, так и тебе было бы на меня завидно. Такой он очень прекрасный. Работаю я в ячейке и в совхозе попрежнему очень много, и ячейка для меня семья. С тем и целую тебя, Олечка.
Твоя любящая сестренка Катя Мельникова".
2. "Екатерина!!!
Надо тебе оставить твои глупые замашки и сделать то, про что я говорил. Я хорошо знаю и много читал про половой вопрос, что если ты даже и третью неделю беременная, так это ничего. Если с женщиной побудут еще несколько мужчин одновременно, так все семена ликвидируются и в животе не будет никакого первого зачатья. Передаю тебе через Мишку Онищенка эту записку и прошу тебя последний раз, чтоб не смела этим парням отказывать. Петро и Гриша тоже оставят все в секрете. Они умеют держать комсомольское слово.
Любящий тебя до гроба Андрей Корчинский"
3. "Дорогая и милая моя сестричка Оля!
Не знаю, или получила ты письмо, что я писала про ребенкову одежду. Когда я тогда от вас ушла, как батька мне разбил ухо, то на сундуке осталися платок, две пеленки и зеленый свивальничек. Мы с малым Васей совсем голые, и я очень прошу тебя, сестричка, передать, как можно вскорости, через людей етие вещи. Живу я очень плохо, потому что на совхозе тоже надо мной уже смеются, что я шлюха и другое прочее. Дорогая и уважаемая сестричка, я очень несчастная с маленьким Васечкой на руках, и не могу я больше ходить в ненавистную и насмешливую ячейку. Там все знают про глупую ликвидацию в саду, и нету мне жизни и прохода. За Андрея я уже не хочу даже и писать, потому что он звериная гадюка, даже не стоит, чтобы его вспоминали на белой бумаге. Он уже гуляет теперь с Попружниковой Таней, может знаешь. Насчет алемента я даже и не думаю подавать, потому что их было четверо, и все смеются. Сообщу тебе напоследок, дорогая сестренка, что поселяюсь я, кажется, скоро до сапожника Басенкова Кирка, того порчиного на язык и ухо, может знаешь. Он один до миня приходит утешать и все мукает, будто желает и понимает что-то, а на ячейку грозится и зубами скрегочет. Такой он смешной. И даже маленькому моему Ваське строит разные забавки. Так что, прощай пока, дорогая сестричка, и передай пеленочки.
Любящая тебя сестра Катя Мельникова".
4. "...На собрании бюро Хмелевской ячейки...
Слушали: - Заявление Мельниковой Екатерины (член с 1925 г.) об уходе из ячейки в виду якобы ложного насмехательства и тяжелого отношения к ней членов, а также через небывалое материнство.
Постановили: - Уважая на ее письменную просьбу и принимая во внимание развратную несознательность, считать вышедшей из рядов ВЛКСМ.
Секретарь . . . .(подпись)"
5. "Золотая моя Катюша.
Совсем понапрасну не стала ты со мной говорить тогда, коло лавки. Ты знаешь, что я давно мучаюсь за свою тогдашнюю глупую доброту к хлопцам, что посылал их до тебя. Действительно, я, может быть, и жил бы с тобой и признал бы ребенка, но мне неизвестно, чей он есть. И чужих детей я воспитывать не имею доброты. Вспомни, Катюня, как проводили мы двое с тобой время и как я тебя любил, как никакой другой парень. Пишу тебе искреннюю, правду, что все девки перед тобой твари и негодующие черви, и я тебя люблю еще жарче и сильней, как раньше. Уже совсем сохну за эти четыре месяца и не сплю от охоты посмотреть, какая ты есть. Мне жалко даже, как ты живешь с обезьяной, а не человеком, который сам не говорит и не слышит твой дорогой голосочек. Я знаю, Катюня, что тебя обидели и ты горюешь за нашими стройными рядами Комсомола. И вот я теперь член бюро и мог бы поднять вопрос, поручиться за тебя для обратного приема в ВЛКСМ. Так что про все это подумай, и если да, то осмотрись, чтоб твой Кирик не уследил, и приходи на поповский ровчак, когда хорошо потемнеет. Я буду там ожидать.
Любящий тебя до гроба и ожидающий друг Андрюша Корчинский".
Вот и все.
О вмешательстве Кирика достаточно красноречиво говорит приведенная в начале заметка. Неграмотный глухонемой не мог пускаться в объяснения, боясь показаться смешным и непонятным. Но руки у него были здоровые, и чутье указало ему, что нужно было делать. Глухонемой поставил граблями точку на Андрюшкиных "любвях до гроба".
Суд оправдал его.