Афера Братолюбова-Жирара.
Великий князь Михаил Александрович был доверчивым человеком. Доверчивость не входит в число достоинств человека власти. Доверчивость, напротив, - это существенный недостаток. Причина такой доверчивости чаще всего состоит в первичном отсутствии житейского опыта или в неспособности его извлекать. В императорской семье легко было вырасти не обладающим житейским опытом.
В литературе самым ярким образом человека без житейского опыта, пожалуй, является князь Лев Николаевич Мышкин, и причины такого отсутствия Достоевским достаточно убедительно описаны: болезнь психики, душевная слабость.
Чистый, искренний и сострадающий каждому князь Мышкин не остановил Рогожина от убийства. Добрый и честный Шатов тоже не препятствовал Ставрогину и Верховенскому с его компанией революционеров в их "бесовском" деле, для успеха которого были "одно или два поколения разврата необходимы", а напротив, именно они его "остановили".
Это образы XIX века, которые казались ветхими и устарелыми людям, живущим в новом XX веке, веке прогресса. Добрые, наивные, честные и доверчивые герои оказываются не способными сдерживать недобрые помыслы и действия. Так было во все века, и прогресс это положение только усугубляет. Добро побеждает, но иногда и только, когда действует "добрым словом и револьвером".
XX век прогресса принес новые виды вооружения, позволяющие убивать больше и эффективнее - автоматическое скорострельное оружие, взрывчатые вещества, бронетехнику, и уж совсем новёхонькое и изощренное изобретение - химическое оружие, отравляющие вещества. Младшая дочь нашего "непротивленца злу насилием", Льва Толстого, Александра, бывшая сестрой милосердия в районе Сморгони летом 1916 года, где немцы активно применяли газы, оставила описание действия этого продукта технического прогресса: "Я ничего не испытала более страшного, бесчеловечного в своей жизни, как отравление этим смертельным ядом сотен, тысяч людей. Бежать некуда. Он проникает всюду, убивает не только все живое, но и каждую травинку".
Прогресс усиливает бесчеловечность, ведет к дегуманизации.
Россия вступила в Первую мировую войну на волне безумного энтузиазма плохо обеспеченной вооружением и совсем не подготовленной к отражению химических атак. На Западном фронте немцами впервые химическое оружие было применено в районе Ипра в апреле 1915 года, а на Восточном, по линии фронта с Россией "чудо-оружие" было использовано 31 мая 1915 года. Результат был ошеломляющим: русская армия потеряла 9038 человек.
Применение немцами химического оружия поставило задачу противохимической защиты, которая решалась в ответ на вызов, но не носила превентивного характера. Наряду с защитой от химических средств массового поражения актуальной стала задача создания своего химического оружия, которое могло обеспечить военное преимущество над врагом. При Главном артиллерийском управлении была учреждена Комиссия по изысканию и заготовлению удушающих и зажигательных средств, в дальнейшем - Комиссия по заготовке удушающих средств. Важно, что несмотря на недостаток квалифицированных кадров, средств и необходимого опыта в организации новых исследований и производства Комиссия смогла в кратчайшие сроки обеспечить русскую армию смертоносным оружием и создать значительные его запасы.
Среди людей из окружения великого князя Михаила и Натальи Брасовой был химик, профессор Московского коммерческого института и Императорского технического училища, статский советник Николай Александрович Шилов. В 1915-1918 годах Шилов разрабатывал средства противохимической защиты для русской армии.
Шилов был женат на Вере Николаевне Абрикосовой, которая была подругой Натальи Сергеевны Брасовой. Сводная сестра Шилова, Мария Александровна, тоже была замужем за одним из Абрикосовых - Георгием Алексеевичем. Он приходился жене Шилова родным дядей. Не могу не напомнить факт, что в семье основателя известной российской кондитерской фирмы Абрикосова Алексея Ивановича и его жены Агриппины Александровны (урожденной Мусатовой) родился двадцать один ребенок и все были выращены родителями. У каждого из них было двадцать родных братьев и сестер! Мне не известно ничего иного подобного.
Наталья Сергеевна Брасова, урожденная Шереметьевская, происходила из Москвы и имела связи с представителями московского купечества - первый муж ее был из семьи Мамонтовых. Подруга, Вера Николаевна Шилова - из семьи Абрикосовых. В 1914 году семья Шиловых приехала по приглашению Натальи Брасовой и князя Михаила в Англию, гостила в замке в Небворт в июле-августе 1914 года и находилась там как раз в самом начале войны. Возможно, Шилов участвовал в возвращении великого князя в Россию.
Веселая автомобильная прогулка по английским дорогам гостей великого князя и мадам Брасовой. Англия, 1914 год. Справа стоит в плаще Николай Александрович Шилов. Из фотоархива великого князя Михаила Александровича и его супруги Натальи Сергеевны Брасовой.
Н.А. Шилов был одним из тех, кто занимался разработкой противогазов и работал над созданием устройства по распылению удушающих газов. Прямой выпуск удушающих газов из баллонов трудно было направлять в сторону противника, поэтому Шилов предложил новую более эффективную установку. Успешность установки было решено продемонстрировать в Петрограде в присутствии великого князя Михаила Александровича. О том, как проходили испытания, есть записи в дневнике великого князя:
"24 октября. Суб<бота>. Муч. Арефы. Гатчина.
В 11 ч. Кока и я поехали на "Renault" в Петроград, там взяли с собой [Л.Л.]Жирара, (А.Н.]Шлейфера и прапорщика, кот<орый> нас проводил по Шлиссельбургскому шоссе до села Ивановское 35 вер<ст>. На пароходе мы переправились через Неву, и там Шилов демонстрировал выбрасывание удушливого газа (сернистый), выработанного его способом. Кроме того, нам показали и пускание хлористого газа, выработанное здесь комиссией. Оба опыта удались хорошо. По окончании опытов нам всем предложили чай в бараке, и около 4 1/2 ч. мы поехали в Петроград через Колпино по Моск<овскому> шоссе. Я приехал к Шлейферам.
25 октября. Воскр<есенье>. Муч. Маркиана. Гатчина.
Встали поздно. Около 12 ч. приехали А.Н.Шлейфер и Д.И.Абрикосов. Днем оставались дома. К чаю приехал<и> Крестьянов и [Л.Л.]Жирар, а Шлейфер и Шилов, который приехал в 2 ч., уехали. - К обеду приехал Ризочка. Вечером играли на бильярде".
Великий князь Михаил Александрович (в светлом полушубке) с офицерами и нижними чинами на испытаниях установки Н.А.Шилова по распылению удушающих газов 24 октября 1915 года. Возможно, фотография выполнена Н.А.Шиловым - известно, что он делал снимки в тот день, а его нет среди участников на фотографии.
Великий князь Михаил Александрович, судя по свидетельствам современников и по поступкам, был человеком легковерным, способным верить в искренность не только своей жены госпожи Брасовой, но способным и в делах государственных поверить в добрые намерения мошенника. Примером тому как раз является афера, в которой были замешаны "инженер" Александр Братолюбов и Лев Львович Жирар-де-Сукантон. Это тот самый Жирар-де-Сукантон, что уже упоминался мной в связи с семейством Базановых. Его имя связывают с именем последней представительницы рода Базановых, Юлии Николаевны Кельх, следы которой навеки затерялись на бескрайних просторах России в Гражданскую войну.
Как видно из приведенных выше записей из дневника князя Михаила, среди сопровождавших его на испытания установки Шилова присутствовал барон Лев Львович Жирар-де-Сукантон. Барон был ординарцем великого князя в Кавказской туземной кавалерийской дивизии (Дикой дивизии). Он был сыном генерала Льва Федоровича Жирар-де-Сукантона, бывшего до 1907 года командиром Гатчинским лейб-гвардии Кирасирским полком, где некогда служил и великий князь и где служил бывший муж Натальи Брасовой, Владимир Вульферт. Кроме того, он в Гатчине был близким соседом великого князя: Жирары нанимали квартиру на Николаевской улице в доме под номером 20, а дом великого князя под номером 24.
Лев Львович Жирар-де-Сукантон начал свою службу в Императорском военном флоте в 1905 году, окончил Морской корпус в 1907 году, был произведен в мичманы, позже в лейтенанты. Будучи лейтенантом 25 апреля 1912 года, в четыре часа утра в Приоратском парке Гатчины участвовал в дуэли с корнетом лейб-гвардии кирасирского полка Ее Величества государыни императрицы Марии Федоровны ханом Керимом Эриванским. Именно хан Керим Эриванский был исключен летом 1912 года из состава Гатчинского лейб-гвардии кирасирского полка за появление в общественном месте вместе с мадам Брасовой, в то время еще не бывшей женой великого князя Михаила. Дуэль с Жирар-де-Сукантоном состоялась за три месяца до исключения хана Керима из полка.
Вид на Приоратский дворец и парк в Гатчине. 1912 год.
Поединок этот не являлся тайным: общество офицеров Кирасирского полка и суд морских посредников Балтийского флота разрешили поединок. Обе инстанции признали дуэль единственным выходом из создавшегося положения. Со стороны Жирар-де-Сукантона секундантами выступали два морских офицера, а со стороны Хана Эриванского - его сослуживцы. Кроме секундантов, присутствовали представители суда общества офицеров и врачи Кирасирского полка.
Согласно существовавшему тогда закону "О дуэлях" от 13 мая 1894 года, если офицерский суд признавал необходимость дуэли, а противники - оба или один - настаивали на извинении, то затруднений здесь не встречалось: по правилам им предлагалось в течение двух недель после объявления решения или покончить дело поединком, или подать рапорт об увольнении со службы. Если было принято решение на поединок, то суду предписывалось "употребить свое влияние на секундантов в том смысле, чтобы условия дуэли наиболее соответствовали обстоятельствам дела", и затем в полном составе или частично присутствовать на поединке.
Стрелялись с двадцати пяти шагов. Как писали потом газеты, дуэль происходила в обычной обстановке всех военных поединков. Первым же выстрелом хан Эриванский попал своему противнику в грудь около правого плеча. К упавшему барону подбежали секунданты и врач Кирасирского полка. Рана оказалась серьезной, Жирар-де-Сукантон быстро впал в полубессознательное состояние. Здесь же, на месте, ему оказали первую медицинскую помощь, а затем срочно отвезли в лазарет Кирасирского полка.
Оттуда со всеми предосторожностями с первым же поездом его отправили в Петербург. Раненого сопровождал его отец - барон генерал Лев Федорович Жирар-де-Сукантон. С вокзала в Петербурге раненого дуэлянта отвезли в биржевую барачную больницу имени Александра III, что на Васильевском острове, и поместили в отдельную палату в Гинцбургском бараке. Результаты обследования раны рентгеновскими лучами оказались очень неутешительными. Пуля застряла в простреленном правом легком. Положение раненого признали очень серьезным, но не безнадежным.
На следующий день, 26 апреля, у постели Жирар-де-Сукантона созвали консилиум, на котором присутствовало несколько известных хирургов во главе с главным врачом биржевой больницы почетным лейб-хирургом Домбровским. "Раненый находится в сознании, - сообщали "Биржевые ведомости". - Долгое время при нем был его отец. Больного посетили многие его товарищи-моряки - офицеры гвардейских полков. О результатах дуэли доложено морскому адмиралу Григоровичу и управляющему военным министерством генералу Поливанову".
Считается, что причиной дуэли между Жирар-де-Сукантоном и ханом Керимом Эриванским была "ссора на романической подкладке" - якобы из-за женщины. Хан Эриванский был женатым офицером; его женой с 19 января 1910 года была Инна Александровна Эриванская, урожденная Гербель. Есть основания считать, что у Жирар-де-Сукантона тоже в то время была жена - упоминание о его жене есть, но имя ее осталось не известным. Его более поздняя связь с Юлией Николаевной Кельх возникла уже после 1917 года.
Два женатых офицера стреляются в Гатчине из-за "ссоры на романтической подкладке". Конечно, такое возможно - один сказал, что-то недостойное о жене другого, например. Но точно также возможно, и мне кажется более вероятным, что причиной дуэли была все та же мадам Вульферт и окружавшие ее сплетни, наполнявшие не только Гатчину, но и Петербург. Князь хан Керим Эриванский и его жена Инна Александровна входили в круг семей, которые общались с Натальей Брасовой в Гатчине. Они много раз бывали в доме великого князя в Гатчине. В 1916 году кандидатура Керима Эриванского рассматривалась на должность адъютанта князя.
Мать Инны Александровны Эриванской, урожденной Гербель, София Николаевна Гербель, урожденная Лаубе, вторым браком была замужем за Гусейн ханом Нахичеванским - единственным генералом мусульманского вероисповедания в российской армии. Кстати, Гусейн хан был один из тех всего трех генералов, которые не изменили императору Николаю II в марте 1917 года.
Гусейн хан Нахичеванский в парадной форме. Фото около 1917 года.
"Многим кажется удивительным и непонятным тот факт, что крушение векового монархического строя не вызвало среди армии, воспитанной в его традициях, не только борьбы, но даже отдельных вспышек. Что армия не создала своей Вандеи… Мне известны только три эпизода резкого протеста: движение отряда генерала Иванова на Царское Село, организованное Ставкой в первые дни волнений в Петрограде, выполненное весьма неумело и вскоре отмененное, и две телеграммы, посланные государю командирами 3-го конного и гвардейского конного корпусов, графом Келлером и ханом Нахичеванским. Оба они предлагали себя и свои войска в распоряжение государя для подавления "мятежа"… (А.И. Деникин "Очерки русской смуты")
Есть основания считать, что Гусейн хан Нахичеванский был расстрелян в Петропавловской крепости в конце января 1919 года, когда были расстреляны великие князья Павел Александрович, Николай Михайлович, Георгий Михайлович и Дмитрий Константинович.
Призванный из запаса в начале войны в отряд Балтийского флота при Кавказской туземной кавалерийской дивизии Жирар-де-Сукантон в 1915 году, когда производились испытания удушающих веществ, был ординарцем великого князя Михаила Александровича. По свидетельству выдающегося российского химика, генерал-лейтенанта В.Н. Ипатьева, в 1916 году возглавившего Химический комитет при Главном артиллерийском управлении, "Как только молва о применении удушающих веществ на фронте дошла до Петрограда, тотчас же стали обнаруживаться изобретатели, которые хотели на этом деле сделать свою карьеру, а главное, заработать хорошие деньги".
Через художника, академика Императорской академии художеств, Ричарда Александровича Берггольца, барон Жирар познакомился с Александром Братолюбовым, который представился ему как изобретатель. Именно ординарец великого князя Михаила Александровича, командовавшего кавалерийской дивизией, договорился о приеме князем изобретателя "нового оружия для кавалерии", Александра Александровича Братолюбова - судя по фамилии, он происходил из церковного сословия. Братолюбов был женат на дочери конструктора артиллерийского вооружения, преподавателя Михайловской артиллерийской академии, члена Артиллерийского Комитета генерала Роберта Августовича Дурляхера.
Как многие граждане Российской империи, имевшие неблагозвучные с "патриотической" точки зрения фамилии, с началом Первой мировой войны Роберт Августович Дурляхер сменил имя на Ростислава Августовича Дурляхова. Он был после 1917 года на службе в Красной армии, и судьба его обычна для многих военных специалистов - репрессирован в 1937 году. Родство с человеком, имевшем имя в военном ведомстве, давало возможность господину Братолюбову выдавать себя за изобретателя и конструктора и позволяло быть вхожим в высокие кабинеты с рекомендательными письмами своего тестя.
Братолюбов сообщил великому князю Михаилу, что он изобрел секретную жидкость, способную самовозгораться и гореть, без возможности ее потушить, и что это свойство может быть использовано кавалерией при нападениях на неприятельские склады, также можно будет легко сжечь все оборонительные сооружения врага, если в их конструкцию входит дерево или другой горящий предмет.
В доказательство таких свойств жидкости были проведены испытания: "Демонстрация заключалась в том, что в присутствии великого князя было обильно полита водою поленница дров, в которую был произведен выстрел снарядом, заключавшим небольшое количество изобретенной смеси. Поленница загорелась, и ее не могли потушить. Равным образом выстрелили в растущее дерево, которое тоже загорелось ярким огнем.
Великий князь пришел в восторг, уверовал в сверх-греческий огонь и отправился в Ставку докладывать государю о виденном. Конечно, он не знал, что изобретатель заранее смачивал и поленницу, и дерево известною жидкостью, которая при соединении со смесью изобретателя воспламеняется и дает очень высокую температуру горения. Поэтому всё изобретение, притом отлично известное ученым-химикам, не имело никакого практического значения, так как немцы, конечно, не позволили бы предварительно смачивать их сооружения, чтобы смесь могла их воспламенить. Словом, всё дело было основано на обмане". (Член Комиссии по военным и морским делам Государственной думы Савич Н. В. "Воспоминания")
Государь император был уведомлен великим князем об изобретении и его одобрение в отношении самовозгорающейся смеси Братолюбова было высказано только, чтобы дать ход делу при условии положительного заключения о пригодности для вооружения этой изобретенной смеси военными специалистами-химиками.
Для подготовки Братолюбову было дано право реквизировать любое помещение, необходимое для его цели и открыт кредит для производства чудо-смеси. Братолюбов, пользуясь правом реквизировать помещения, стал вымогать у владельцев деньги, чтобы они откупались...
Великим князем Братолюбову для производства чудо-жидкости было выписано за его подписью с заверением его ординарца Льва Львовича Жирар-де-Сукантона 26 рескриптов на общую сумму более 100 миллионов рублей. С этих рескриптов Братолюбов снял фотографические копии и стал с ними предпринимать попытки получить деньги под свое изобретение в военном ведомстве.
Жерар-де-Сукантон сопровождал Братолюбова в его посещениях высоких военных кабинетов. Вот как описывал их приход министр военного ведомства Поливанов: В назначенный ему день и час - 4 января в 11 ч. утра - А. А. Братолюбов прибыл ко мне в сопровождении лейтенанта флота Жирар-де-Сукантона, которого он мне назвал ординарцем великого князя, имеющим поручение доложить ему о результатах предстоящего разговора. На мой первый вопрос, какую он имеет техническую подготовку, Братолюбов ответил, что он не "ученый", но техническое дело понимает и, если бы не препятствия ему со стороны "ученых", то армия наша теперь была бы уже снабжена бронированными автомобилями.
В настоящее же время он имеет Высочайшие повеления, данные ему в Ставке, произвести целый ряд секретных оборонительных средств для армии - таких, каких у неприятеля нет, но волнуется обо всем этом говорить, опасаясь недоверия к нему, и тем более, что при разговоре будут свидетели (кроме вполне знакомого с его делами лейтенанта Жирар-де-Сукантона в кабинете присутствовал еще только мой помощник ген. Лукомский, которому по его обязанностям предстояло принять [на себя] в той или иной форме дальнейшее распутывание денежной стороны заказа).
На мой затем вопрос, чего он от меня, собственно, желает, Братолюбов ответил, что ему необходимы прежде всего денежные средства, в тех размерах и на те надобности, которые указаны в высочайших повелениях, передаваемых великим князем Михаилом Александровичем, и при этом вручил мне фотографический снимок с рукописи, оказавшейся рескриптом великого князя на мое имя. На этом снимке я прочитал приблизительно следующее: великий князь передает мне Высочайшее повеление заказать А. А. Братолюбову столько-то пудов изобретенной им горючей жидкости на сумму, если не ошибаюсь, семь миллионов рублей, которую уплатить ему в долларах, а если этой суммы окажется мало, то доплатить остальное - по указанию лейтенанта Жирар-де-Сукантона".
Из записок адъютанта великого князя Михаила, барона Н.А. Врангеля, от 4 января 1916 года: "Около 6 ч. веч[ера] меня вызвал по телефону военный министр. Приехав в его дом на Мойке, меня немедленно ввели в его кабинет, где я застал военн[ого] министра генер[ала] Поливанова, начальника Генерального штаба генер[ала] Беляева и начальника Канцелярии Военного министерства ген. - лейт. Лукомского. Поливанов прочел мне несколько рескриптов вроде вышеупомянутого и дерзкое письмо Братолюбова к генер[алу] Милеанту. Потом, очевидно сомневаясь, мог ли в[еликий] князь подписывать нечто подобное, спросил меня, знаю ли я руку вел. князя. Я подтвердил подлинность подписи. Потом он спросил, знаю ли я что-либо по этому делу. Я ответил, что в[еликий] князь ничего мне о нем не говорил, советовался с одним Жираром, что рескрипты эти, по-видимому, составлялись и подсовывались в[еликому] князю для подписи бароном Жирар[ом]. Что я, чуя о незаконности и нечистоте дела, писал к вел. князю с просьбой быть осторожнее, не брать на себя ответственности, поручить всё дело комиссии, но что в[еликий] князь меня не послушал".
Барон Врангель дальнейшие события в Военном министерстве описывал так: "...5 января утром военный министр вновь вызвал генер[ала] Юзефовича и сообщил ему о новом факте, резко ухудшившем дело: Жирар привез военному министру новое свое творение - рескрипт за подписью вел. князя на имя Братолюбова, в котором вел. князь заказывает Братолюбову - помимо военного министра - 100 тысяч пудов горючего вещества с уплатой по 18 долларов за пуд в американской валюте, т. е. заказ на 24 миллиона рублей (!), а по словам генер[ала] Поливанова, на 34 миллиона рублей. А в конце рескрипта в[еликий] князь приказывает исполнять все распоряжения лейт. барона Жирара, исходящие от имени его высочества. Это полномочие - неслыханное - дает право бар. Жирару делать даже без ограничения суммы миллионные заказы, за которые должен отвечать вел. князь".
Своевременным вмешательством специалистов и военных должностных лиц афера была пресечена, а рескрипты великого князя разным должностным лицам у Братолюбова были изъяты. С ординарцем Жираром великий князь сам не пожелал говорить, а через адъютанта барона Врангеля передал барону Жирар-де-Сукантону по пунктам следующее:
1. Ввиду возникших в Военном ведомстве недоразумений по поводу дела Братолюбова, великий князь передал всё дело военному министру, оставляя за собою лишь покровительство делу;
2. Выяснение обстоятельств дела и приведение его в надлежащий порядок великий князь Михаил Александрович поручил генералу Юзефовичу как своему представителю, который исполнит это по указаниям военного министра совместно с лицом, которое может быть назначено со стороны военного министра;
3. Со всеми докладами и вопросами по этому делу барону Жирар-де-Сукантону и инженеру Братолюбову надлежит обращаться к генералу Юзефовичу и затем к лицу, уполномоченному от военного министра;
4. Лейтенанту барону Жирару и инженеру Братолюбову безотлагательно надлежало представить генералу Юзефовичу все требующиеся ему справки по делу и всю относящуюся к делу переписку и документы;
5. Для исполнение этого барону Жирару немедленно следует спросить указаний генерала Юзефовича;
6. Барону Жирару надлежит прекратить всякую переписку по этому делу от имени или по поручению его высочества великого князя.
К перечисленному следовало добавить, что великий князь приказывает барону Жирару не ехать с великим князем на фронт, а оставаться в Петрограде ввиду необходимости его присутствия для полного упорядочения дела. Не пользоваться более бланком "Ординарец Е.И.В." и вернуть штамп. Поскольку великий князь Михаил Александрович ждал назначения командиром 2-го кавалерийского корпуса, то он решил отчислить барона Жирара из ординарцев, но пока велел ему об этом не говорить: при переходе на другую должность в кавалерийский корпус все решилось само собой.
Вот как излагал аферу генерал-лейтенант, химик В.Н. Ипатьев: "При первом же моем знакомстве с г. Братолюбовым мне стало ясно, что я имею дело с авантюристом и что с ним надо быть очень осторожным. Впоследствии он предлагал особые воспламеняющиеся жидкости, и мне пришлось командировать своих инженеров на его хутор или дачу, на станцию Варшавской дороги "Белые Струги", где были произведены опыты с этой жидкостью. Опыты дали отрицательные результаты.
Но Братолюбов, видя, что со мной пива не сваришь, втерся в доверие вел. кн. Михаила Александровича (брата государя), наговорил ему про удивительные свойства его воспламеняющейся жидкости и сказал, что ему потребуется 30 миллионов рублей, чтобы осуществить снабжение армии аппаратами-огнеметами; величину этой суммы он объяснял тем, что придется делать затраты в Америке. Великий князь доложил государю, который согласился с целесообразностью предложения и вместо того, чтобы направить его в Особое совещание по обороне для детального обсуждения, великий князь сделал на докладе Братолюбова пометку, что проект заслуживает внимания.
Этого было достаточно для Братолюбова, чтобы в одном из банков получить аванс в 2 млн рублей. Когда помощник военного министра ген. Лукомский обнаружил незаконный ход дела, он запросил мое мнение и принял надлежащие меры. Великому князю пришлось принести извинение за свое легкомыслие, а Братолюбов, получив деньги, скрылся с горизонта, довольный произведенной им аферой".
В итоге выяснилось, что никакая секретная самовоспламеняющаяся жидкость Братолюбовым изобретена не была. Он был обычным аферистом и даже не знал формулы своего "секретного" оружия. Настоящим изобретателем "огнераспространяющей" жидкости был некий прибалтийский немец Эйзенштраух, который все сведения о ее составе предоставил в Военное ведомство безвозмездно. Но "жидкость для употребления в войсках оказалась совершенно непригодной и как содержащая в своем составе фосфор очень опасной в обращении". Кроме "создания" этой жидкости, Братолюбовым были организованы и другие "изобретения": гидросамолет - "Лодка" Братолюбова и бронемашина Братолюбова.
Но удивляет не это: сейчас по запросу "Братолюбов" можно обнаружить сведения, что это был "химик, инженер, изобретатель", а на самом деле имя ему аферист.
Позднее Великий князь Михаил Александрович писал по поводу этой истории жене: "Наташа, не забудь одно, что я до сих пор за всю жизнь ни в какие грязные истории не попадал, и только в конце прошлого года, действительно, благодаря моему доверчивому характеру я мог бы иметь неприятности, но, к счастью, этот вопрос теперь ликвидирован. Но ведь это не значит, что я буду продолжать делать ошибки. Наоборот, эта неприятная история будет служить мне тяжелым, но хорошим уроком и уж, конечно, ничего подобного никогда не повторится. Мне только всю жизнь будет досадно и обидно вспоминать, что я мог сделать такую ошибку".
Князь имеет в виду грязные истории с деньгами: прелюбодеяние с чужой женой он грязной историей не считал. Как это похоже на свод моральных правил Вронского в романе "Анна Каренина"!
"Правила эти несомненно определяли, - что нужно заплатить шулеру, а портному не нужно, - что лгать не надо мужчинам, но женщинам можно, - что обманывать нельзя никого, но мужа можно, - что нельзя прощать оскорблений и можно оскорблять и т. д. Все эти правила могли быть неразумны, нехороши, но они были несомненны, и, исполняя их, Вронский чувствовал, что он спокоен и может высоко носить голову".
А вот у барона Льва Львовича Жирар-де-Сукантона способность оказываться замешанным в "грязные" истории с деньгами была просто удивительная! Кроме описанной аферы с Братолюбовым и его чудо-жидкостью, другая "грязная" история случилась с бароном Жирар-де-Сукантоном, когда он в декабре 1919 года был командиром Ижевского конного полка и вместе с помощником штаб-ротмистром Рачинским взял все полковые деньги и ассигнованные на покупку седел и сбруи около 2 миллионов сибирских денег и бесследно исчез с этими деньгами навсегда.
Третий случай был в войсках атамана Г.М. Семенова в Чите, когда было предотвращено мошенничество с получением по подложным документам 20 миллионов золотом из Военного министерства. Г.И. Клерже, бывший генералом для поручений при атамане Г.М. Семенове, указал на Жирар-де-Сукантона в качестве организатора и исполнителя этой аферы. Но впоследствии якобы выяснилось уже в Харбине, что подлинный организатор этой аферы был Клерже.
Такая последовательность выстраивается, что я сомневаюсь в том, кто был действительным организатором этих мошенничеств. Выходит, что три совершенных или замышляемых крупных кражи происходили при непосредственном участии барона Льва Львовича Жирар-де-Сукантона. Если это совпадение, то весьма любопытное.
Известно, что барон Жирар работал в отделе штаба Верховного главнокомандующего Сибири, адмирала Колчака, и был за что-то уволен по его личному распоряжению. Как знать, может быть, там тоже случилась какая-то "грязная" история...
В литературе самым ярким образом человека без житейского опыта, пожалуй, является князь Лев Николаевич Мышкин, и причины такого отсутствия Достоевским достаточно убедительно описаны: болезнь психики, душевная слабость.
Чистый, искренний и сострадающий каждому князь Мышкин не остановил Рогожина от убийства. Добрый и честный Шатов тоже не препятствовал Ставрогину и Верховенскому с его компанией революционеров в их "бесовском" деле, для успеха которого были "одно или два поколения разврата необходимы", а напротив, именно они его "остановили".
Это образы XIX века, которые казались ветхими и устарелыми людям, живущим в новом XX веке, веке прогресса. Добрые, наивные, честные и доверчивые герои оказываются не способными сдерживать недобрые помыслы и действия. Так было во все века, и прогресс это положение только усугубляет. Добро побеждает, но иногда и только, когда действует "добрым словом и револьвером".
XX век прогресса принес новые виды вооружения, позволяющие убивать больше и эффективнее - автоматическое скорострельное оружие, взрывчатые вещества, бронетехнику, и уж совсем новёхонькое и изощренное изобретение - химическое оружие, отравляющие вещества. Младшая дочь нашего "непротивленца злу насилием", Льва Толстого, Александра, бывшая сестрой милосердия в районе Сморгони летом 1916 года, где немцы активно применяли газы, оставила описание действия этого продукта технического прогресса: "Я ничего не испытала более страшного, бесчеловечного в своей жизни, как отравление этим смертельным ядом сотен, тысяч людей. Бежать некуда. Он проникает всюду, убивает не только все живое, но и каждую травинку".
Прогресс усиливает бесчеловечность, ведет к дегуманизации.
Россия вступила в Первую мировую войну на волне безумного энтузиазма плохо обеспеченной вооружением и совсем не подготовленной к отражению химических атак. На Западном фронте немцами впервые химическое оружие было применено в районе Ипра в апреле 1915 года, а на Восточном, по линии фронта с Россией "чудо-оружие" было использовано 31 мая 1915 года. Результат был ошеломляющим: русская армия потеряла 9038 человек.
Применение немцами химического оружия поставило задачу противохимической защиты, которая решалась в ответ на вызов, но не носила превентивного характера. Наряду с защитой от химических средств массового поражения актуальной стала задача создания своего химического оружия, которое могло обеспечить военное преимущество над врагом. При Главном артиллерийском управлении была учреждена Комиссия по изысканию и заготовлению удушающих и зажигательных средств, в дальнейшем - Комиссия по заготовке удушающих средств. Важно, что несмотря на недостаток квалифицированных кадров, средств и необходимого опыта в организации новых исследований и производства Комиссия смогла в кратчайшие сроки обеспечить русскую армию смертоносным оружием и создать значительные его запасы.
Среди людей из окружения великого князя Михаила и Натальи Брасовой был химик, профессор Московского коммерческого института и Императорского технического училища, статский советник Николай Александрович Шилов. В 1915-1918 годах Шилов разрабатывал средства противохимической защиты для русской армии.
Шилов был женат на Вере Николаевне Абрикосовой, которая была подругой Натальи Сергеевны Брасовой. Сводная сестра Шилова, Мария Александровна, тоже была замужем за одним из Абрикосовых - Георгием Алексеевичем. Он приходился жене Шилова родным дядей. Не могу не напомнить факт, что в семье основателя известной российской кондитерской фирмы Абрикосова Алексея Ивановича и его жены Агриппины Александровны (урожденной Мусатовой) родился двадцать один ребенок и все были выращены родителями. У каждого из них было двадцать родных братьев и сестер! Мне не известно ничего иного подобного.
Наталья Сергеевна Брасова, урожденная Шереметьевская, происходила из Москвы и имела связи с представителями московского купечества - первый муж ее был из семьи Мамонтовых. Подруга, Вера Николаевна Шилова - из семьи Абрикосовых. В 1914 году семья Шиловых приехала по приглашению Натальи Брасовой и князя Михаила в Англию, гостила в замке в Небворт в июле-августе 1914 года и находилась там как раз в самом начале войны. Возможно, Шилов участвовал в возвращении великого князя в Россию.
Веселая автомобильная прогулка по английским дорогам гостей великого князя и мадам Брасовой. Англия, 1914 год. Справа стоит в плаще Николай Александрович Шилов. Из фотоархива великого князя Михаила Александровича и его супруги Натальи Сергеевны Брасовой.
Н.А. Шилов был одним из тех, кто занимался разработкой противогазов и работал над созданием устройства по распылению удушающих газов. Прямой выпуск удушающих газов из баллонов трудно было направлять в сторону противника, поэтому Шилов предложил новую более эффективную установку. Успешность установки было решено продемонстрировать в Петрограде в присутствии великого князя Михаила Александровича. О том, как проходили испытания, есть записи в дневнике великого князя:
"24 октября. Суб<бота>. Муч. Арефы. Гатчина.
В 11 ч. Кока и я поехали на "Renault" в Петроград, там взяли с собой [Л.Л.]Жирара, (А.Н.]Шлейфера и прапорщика, кот<орый> нас проводил по Шлиссельбургскому шоссе до села Ивановское 35 вер<ст>. На пароходе мы переправились через Неву, и там Шилов демонстрировал выбрасывание удушливого газа (сернистый), выработанного его способом. Кроме того, нам показали и пускание хлористого газа, выработанное здесь комиссией. Оба опыта удались хорошо. По окончании опытов нам всем предложили чай в бараке, и около 4 1/2 ч. мы поехали в Петроград через Колпино по Моск<овскому> шоссе. Я приехал к Шлейферам.
25 октября. Воскр<есенье>. Муч. Маркиана. Гатчина.
Встали поздно. Около 12 ч. приехали А.Н.Шлейфер и Д.И.Абрикосов. Днем оставались дома. К чаю приехал<и> Крестьянов и [Л.Л.]Жирар, а Шлейфер и Шилов, который приехал в 2 ч., уехали. - К обеду приехал Ризочка. Вечером играли на бильярде".
Великий князь Михаил Александрович (в светлом полушубке) с офицерами и нижними чинами на испытаниях установки Н.А.Шилова по распылению удушающих газов 24 октября 1915 года. Возможно, фотография выполнена Н.А.Шиловым - известно, что он делал снимки в тот день, а его нет среди участников на фотографии.
Великий князь Михаил Александрович, судя по свидетельствам современников и по поступкам, был человеком легковерным, способным верить в искренность не только своей жены госпожи Брасовой, но способным и в делах государственных поверить в добрые намерения мошенника. Примером тому как раз является афера, в которой были замешаны "инженер" Александр Братолюбов и Лев Львович Жирар-де-Сукантон. Это тот самый Жирар-де-Сукантон, что уже упоминался мной в связи с семейством Базановых. Его имя связывают с именем последней представительницы рода Базановых, Юлии Николаевны Кельх, следы которой навеки затерялись на бескрайних просторах России в Гражданскую войну.
Как видно из приведенных выше записей из дневника князя Михаила, среди сопровождавших его на испытания установки Шилова присутствовал барон Лев Львович Жирар-де-Сукантон. Барон был ординарцем великого князя в Кавказской туземной кавалерийской дивизии (Дикой дивизии). Он был сыном генерала Льва Федоровича Жирар-де-Сукантона, бывшего до 1907 года командиром Гатчинским лейб-гвардии Кирасирским полком, где некогда служил и великий князь и где служил бывший муж Натальи Брасовой, Владимир Вульферт. Кроме того, он в Гатчине был близким соседом великого князя: Жирары нанимали квартиру на Николаевской улице в доме под номером 20, а дом великого князя под номером 24.
Лев Львович Жирар-де-Сукантон начал свою службу в Императорском военном флоте в 1905 году, окончил Морской корпус в 1907 году, был произведен в мичманы, позже в лейтенанты. Будучи лейтенантом 25 апреля 1912 года, в четыре часа утра в Приоратском парке Гатчины участвовал в дуэли с корнетом лейб-гвардии кирасирского полка Ее Величества государыни императрицы Марии Федоровны ханом Керимом Эриванским. Именно хан Керим Эриванский был исключен летом 1912 года из состава Гатчинского лейб-гвардии кирасирского полка за появление в общественном месте вместе с мадам Брасовой, в то время еще не бывшей женой великого князя Михаила. Дуэль с Жирар-де-Сукантоном состоялась за три месяца до исключения хана Керима из полка.
Вид на Приоратский дворец и парк в Гатчине. 1912 год.
Поединок этот не являлся тайным: общество офицеров Кирасирского полка и суд морских посредников Балтийского флота разрешили поединок. Обе инстанции признали дуэль единственным выходом из создавшегося положения. Со стороны Жирар-де-Сукантона секундантами выступали два морских офицера, а со стороны Хана Эриванского - его сослуживцы. Кроме секундантов, присутствовали представители суда общества офицеров и врачи Кирасирского полка.
Согласно существовавшему тогда закону "О дуэлях" от 13 мая 1894 года, если офицерский суд признавал необходимость дуэли, а противники - оба или один - настаивали на извинении, то затруднений здесь не встречалось: по правилам им предлагалось в течение двух недель после объявления решения или покончить дело поединком, или подать рапорт об увольнении со службы. Если было принято решение на поединок, то суду предписывалось "употребить свое влияние на секундантов в том смысле, чтобы условия дуэли наиболее соответствовали обстоятельствам дела", и затем в полном составе или частично присутствовать на поединке.
Стрелялись с двадцати пяти шагов. Как писали потом газеты, дуэль происходила в обычной обстановке всех военных поединков. Первым же выстрелом хан Эриванский попал своему противнику в грудь около правого плеча. К упавшему барону подбежали секунданты и врач Кирасирского полка. Рана оказалась серьезной, Жирар-де-Сукантон быстро впал в полубессознательное состояние. Здесь же, на месте, ему оказали первую медицинскую помощь, а затем срочно отвезли в лазарет Кирасирского полка.
Оттуда со всеми предосторожностями с первым же поездом его отправили в Петербург. Раненого сопровождал его отец - барон генерал Лев Федорович Жирар-де-Сукантон. С вокзала в Петербурге раненого дуэлянта отвезли в биржевую барачную больницу имени Александра III, что на Васильевском острове, и поместили в отдельную палату в Гинцбургском бараке. Результаты обследования раны рентгеновскими лучами оказались очень неутешительными. Пуля застряла в простреленном правом легком. Положение раненого признали очень серьезным, но не безнадежным.
На следующий день, 26 апреля, у постели Жирар-де-Сукантона созвали консилиум, на котором присутствовало несколько известных хирургов во главе с главным врачом биржевой больницы почетным лейб-хирургом Домбровским. "Раненый находится в сознании, - сообщали "Биржевые ведомости". - Долгое время при нем был его отец. Больного посетили многие его товарищи-моряки - офицеры гвардейских полков. О результатах дуэли доложено морскому адмиралу Григоровичу и управляющему военным министерством генералу Поливанову".
Считается, что причиной дуэли между Жирар-де-Сукантоном и ханом Керимом Эриванским была "ссора на романической подкладке" - якобы из-за женщины. Хан Эриванский был женатым офицером; его женой с 19 января 1910 года была Инна Александровна Эриванская, урожденная Гербель. Есть основания считать, что у Жирар-де-Сукантона тоже в то время была жена - упоминание о его жене есть, но имя ее осталось не известным. Его более поздняя связь с Юлией Николаевной Кельх возникла уже после 1917 года.
Два женатых офицера стреляются в Гатчине из-за "ссоры на романтической подкладке". Конечно, такое возможно - один сказал, что-то недостойное о жене другого, например. Но точно также возможно, и мне кажется более вероятным, что причиной дуэли была все та же мадам Вульферт и окружавшие ее сплетни, наполнявшие не только Гатчину, но и Петербург. Князь хан Керим Эриванский и его жена Инна Александровна входили в круг семей, которые общались с Натальей Брасовой в Гатчине. Они много раз бывали в доме великого князя в Гатчине. В 1916 году кандидатура Керима Эриванского рассматривалась на должность адъютанта князя.
Мать Инны Александровны Эриванской, урожденной Гербель, София Николаевна Гербель, урожденная Лаубе, вторым браком была замужем за Гусейн ханом Нахичеванским - единственным генералом мусульманского вероисповедания в российской армии. Кстати, Гусейн хан был один из тех всего трех генералов, которые не изменили императору Николаю II в марте 1917 года.
Гусейн хан Нахичеванский в парадной форме. Фото около 1917 года.
"Многим кажется удивительным и непонятным тот факт, что крушение векового монархического строя не вызвало среди армии, воспитанной в его традициях, не только борьбы, но даже отдельных вспышек. Что армия не создала своей Вандеи… Мне известны только три эпизода резкого протеста: движение отряда генерала Иванова на Царское Село, организованное Ставкой в первые дни волнений в Петрограде, выполненное весьма неумело и вскоре отмененное, и две телеграммы, посланные государю командирами 3-го конного и гвардейского конного корпусов, графом Келлером и ханом Нахичеванским. Оба они предлагали себя и свои войска в распоряжение государя для подавления "мятежа"… (А.И. Деникин "Очерки русской смуты")
Есть основания считать, что Гусейн хан Нахичеванский был расстрелян в Петропавловской крепости в конце января 1919 года, когда были расстреляны великие князья Павел Александрович, Николай Михайлович, Георгий Михайлович и Дмитрий Константинович.
Призванный из запаса в начале войны в отряд Балтийского флота при Кавказской туземной кавалерийской дивизии Жирар-де-Сукантон в 1915 году, когда производились испытания удушающих веществ, был ординарцем великого князя Михаила Александровича. По свидетельству выдающегося российского химика, генерал-лейтенанта В.Н. Ипатьева, в 1916 году возглавившего Химический комитет при Главном артиллерийском управлении, "Как только молва о применении удушающих веществ на фронте дошла до Петрограда, тотчас же стали обнаруживаться изобретатели, которые хотели на этом деле сделать свою карьеру, а главное, заработать хорошие деньги".
Через художника, академика Императорской академии художеств, Ричарда Александровича Берггольца, барон Жирар познакомился с Александром Братолюбовым, который представился ему как изобретатель. Именно ординарец великого князя Михаила Александровича, командовавшего кавалерийской дивизией, договорился о приеме князем изобретателя "нового оружия для кавалерии", Александра Александровича Братолюбова - судя по фамилии, он происходил из церковного сословия. Братолюбов был женат на дочери конструктора артиллерийского вооружения, преподавателя Михайловской артиллерийской академии, члена Артиллерийского Комитета генерала Роберта Августовича Дурляхера.
Как многие граждане Российской империи, имевшие неблагозвучные с "патриотической" точки зрения фамилии, с началом Первой мировой войны Роберт Августович Дурляхер сменил имя на Ростислава Августовича Дурляхова. Он был после 1917 года на службе в Красной армии, и судьба его обычна для многих военных специалистов - репрессирован в 1937 году. Родство с человеком, имевшем имя в военном ведомстве, давало возможность господину Братолюбову выдавать себя за изобретателя и конструктора и позволяло быть вхожим в высокие кабинеты с рекомендательными письмами своего тестя.
Братолюбов сообщил великому князю Михаилу, что он изобрел секретную жидкость, способную самовозгораться и гореть, без возможности ее потушить, и что это свойство может быть использовано кавалерией при нападениях на неприятельские склады, также можно будет легко сжечь все оборонительные сооружения врага, если в их конструкцию входит дерево или другой горящий предмет.
В доказательство таких свойств жидкости были проведены испытания: "Демонстрация заключалась в том, что в присутствии великого князя было обильно полита водою поленница дров, в которую был произведен выстрел снарядом, заключавшим небольшое количество изобретенной смеси. Поленница загорелась, и ее не могли потушить. Равным образом выстрелили в растущее дерево, которое тоже загорелось ярким огнем.
Великий князь пришел в восторг, уверовал в сверх-греческий огонь и отправился в Ставку докладывать государю о виденном. Конечно, он не знал, что изобретатель заранее смачивал и поленницу, и дерево известною жидкостью, которая при соединении со смесью изобретателя воспламеняется и дает очень высокую температуру горения. Поэтому всё изобретение, притом отлично известное ученым-химикам, не имело никакого практического значения, так как немцы, конечно, не позволили бы предварительно смачивать их сооружения, чтобы смесь могла их воспламенить. Словом, всё дело было основано на обмане". (Член Комиссии по военным и морским делам Государственной думы Савич Н. В. "Воспоминания")
Государь император был уведомлен великим князем об изобретении и его одобрение в отношении самовозгорающейся смеси Братолюбова было высказано только, чтобы дать ход делу при условии положительного заключения о пригодности для вооружения этой изобретенной смеси военными специалистами-химиками.
Для подготовки Братолюбову было дано право реквизировать любое помещение, необходимое для его цели и открыт кредит для производства чудо-смеси. Братолюбов, пользуясь правом реквизировать помещения, стал вымогать у владельцев деньги, чтобы они откупались...
Великим князем Братолюбову для производства чудо-жидкости было выписано за его подписью с заверением его ординарца Льва Львовича Жирар-де-Сукантона 26 рескриптов на общую сумму более 100 миллионов рублей. С этих рескриптов Братолюбов снял фотографические копии и стал с ними предпринимать попытки получить деньги под свое изобретение в военном ведомстве.
Жерар-де-Сукантон сопровождал Братолюбова в его посещениях высоких военных кабинетов. Вот как описывал их приход министр военного ведомства Поливанов: В назначенный ему день и час - 4 января в 11 ч. утра - А. А. Братолюбов прибыл ко мне в сопровождении лейтенанта флота Жирар-де-Сукантона, которого он мне назвал ординарцем великого князя, имеющим поручение доложить ему о результатах предстоящего разговора. На мой первый вопрос, какую он имеет техническую подготовку, Братолюбов ответил, что он не "ученый", но техническое дело понимает и, если бы не препятствия ему со стороны "ученых", то армия наша теперь была бы уже снабжена бронированными автомобилями.
В настоящее же время он имеет Высочайшие повеления, данные ему в Ставке, произвести целый ряд секретных оборонительных средств для армии - таких, каких у неприятеля нет, но волнуется обо всем этом говорить, опасаясь недоверия к нему, и тем более, что при разговоре будут свидетели (кроме вполне знакомого с его делами лейтенанта Жирар-де-Сукантона в кабинете присутствовал еще только мой помощник ген. Лукомский, которому по его обязанностям предстояло принять [на себя] в той или иной форме дальнейшее распутывание денежной стороны заказа).
На мой затем вопрос, чего он от меня, собственно, желает, Братолюбов ответил, что ему необходимы прежде всего денежные средства, в тех размерах и на те надобности, которые указаны в высочайших повелениях, передаваемых великим князем Михаилом Александровичем, и при этом вручил мне фотографический снимок с рукописи, оказавшейся рескриптом великого князя на мое имя. На этом снимке я прочитал приблизительно следующее: великий князь передает мне Высочайшее повеление заказать А. А. Братолюбову столько-то пудов изобретенной им горючей жидкости на сумму, если не ошибаюсь, семь миллионов рублей, которую уплатить ему в долларах, а если этой суммы окажется мало, то доплатить остальное - по указанию лейтенанта Жирар-де-Сукантона".
Из записок адъютанта великого князя Михаила, барона Н.А. Врангеля, от 4 января 1916 года: "Около 6 ч. веч[ера] меня вызвал по телефону военный министр. Приехав в его дом на Мойке, меня немедленно ввели в его кабинет, где я застал военн[ого] министра генер[ала] Поливанова, начальника Генерального штаба генер[ала] Беляева и начальника Канцелярии Военного министерства ген. - лейт. Лукомского. Поливанов прочел мне несколько рескриптов вроде вышеупомянутого и дерзкое письмо Братолюбова к генер[алу] Милеанту. Потом, очевидно сомневаясь, мог ли в[еликий] князь подписывать нечто подобное, спросил меня, знаю ли я руку вел. князя. Я подтвердил подлинность подписи. Потом он спросил, знаю ли я что-либо по этому делу. Я ответил, что в[еликий] князь ничего мне о нем не говорил, советовался с одним Жираром, что рескрипты эти, по-видимому, составлялись и подсовывались в[еликому] князю для подписи бароном Жирар[ом]. Что я, чуя о незаконности и нечистоте дела, писал к вел. князю с просьбой быть осторожнее, не брать на себя ответственности, поручить всё дело комиссии, но что в[еликий] князь меня не послушал".
Барон Врангель дальнейшие события в Военном министерстве описывал так: "...5 января утром военный министр вновь вызвал генер[ала] Юзефовича и сообщил ему о новом факте, резко ухудшившем дело: Жирар привез военному министру новое свое творение - рескрипт за подписью вел. князя на имя Братолюбова, в котором вел. князь заказывает Братолюбову - помимо военного министра - 100 тысяч пудов горючего вещества с уплатой по 18 долларов за пуд в американской валюте, т. е. заказ на 24 миллиона рублей (!), а по словам генер[ала] Поливанова, на 34 миллиона рублей. А в конце рескрипта в[еликий] князь приказывает исполнять все распоряжения лейт. барона Жирара, исходящие от имени его высочества. Это полномочие - неслыханное - дает право бар. Жирару делать даже без ограничения суммы миллионные заказы, за которые должен отвечать вел. князь".
Своевременным вмешательством специалистов и военных должностных лиц афера была пресечена, а рескрипты великого князя разным должностным лицам у Братолюбова были изъяты. С ординарцем Жираром великий князь сам не пожелал говорить, а через адъютанта барона Врангеля передал барону Жирар-де-Сукантону по пунктам следующее:
1. Ввиду возникших в Военном ведомстве недоразумений по поводу дела Братолюбова, великий князь передал всё дело военному министру, оставляя за собою лишь покровительство делу;
2. Выяснение обстоятельств дела и приведение его в надлежащий порядок великий князь Михаил Александрович поручил генералу Юзефовичу как своему представителю, который исполнит это по указаниям военного министра совместно с лицом, которое может быть назначено со стороны военного министра;
3. Со всеми докладами и вопросами по этому делу барону Жирар-де-Сукантону и инженеру Братолюбову надлежит обращаться к генералу Юзефовичу и затем к лицу, уполномоченному от военного министра;
4. Лейтенанту барону Жирару и инженеру Братолюбову безотлагательно надлежало представить генералу Юзефовичу все требующиеся ему справки по делу и всю относящуюся к делу переписку и документы;
5. Для исполнение этого барону Жирару немедленно следует спросить указаний генерала Юзефовича;
6. Барону Жирару надлежит прекратить всякую переписку по этому делу от имени или по поручению его высочества великого князя.
К перечисленному следовало добавить, что великий князь приказывает барону Жирару не ехать с великим князем на фронт, а оставаться в Петрограде ввиду необходимости его присутствия для полного упорядочения дела. Не пользоваться более бланком "Ординарец Е.И.В." и вернуть штамп. Поскольку великий князь Михаил Александрович ждал назначения командиром 2-го кавалерийского корпуса, то он решил отчислить барона Жирара из ординарцев, но пока велел ему об этом не говорить: при переходе на другую должность в кавалерийский корпус все решилось само собой.
Вот как излагал аферу генерал-лейтенант, химик В.Н. Ипатьев: "При первом же моем знакомстве с г. Братолюбовым мне стало ясно, что я имею дело с авантюристом и что с ним надо быть очень осторожным. Впоследствии он предлагал особые воспламеняющиеся жидкости, и мне пришлось командировать своих инженеров на его хутор или дачу, на станцию Варшавской дороги "Белые Струги", где были произведены опыты с этой жидкостью. Опыты дали отрицательные результаты.
Но Братолюбов, видя, что со мной пива не сваришь, втерся в доверие вел. кн. Михаила Александровича (брата государя), наговорил ему про удивительные свойства его воспламеняющейся жидкости и сказал, что ему потребуется 30 миллионов рублей, чтобы осуществить снабжение армии аппаратами-огнеметами; величину этой суммы он объяснял тем, что придется делать затраты в Америке. Великий князь доложил государю, который согласился с целесообразностью предложения и вместо того, чтобы направить его в Особое совещание по обороне для детального обсуждения, великий князь сделал на докладе Братолюбова пометку, что проект заслуживает внимания.
Этого было достаточно для Братолюбова, чтобы в одном из банков получить аванс в 2 млн рублей. Когда помощник военного министра ген. Лукомский обнаружил незаконный ход дела, он запросил мое мнение и принял надлежащие меры. Великому князю пришлось принести извинение за свое легкомыслие, а Братолюбов, получив деньги, скрылся с горизонта, довольный произведенной им аферой".
В итоге выяснилось, что никакая секретная самовоспламеняющаяся жидкость Братолюбовым изобретена не была. Он был обычным аферистом и даже не знал формулы своего "секретного" оружия. Настоящим изобретателем "огнераспространяющей" жидкости был некий прибалтийский немец Эйзенштраух, который все сведения о ее составе предоставил в Военное ведомство безвозмездно. Но "жидкость для употребления в войсках оказалась совершенно непригодной и как содержащая в своем составе фосфор очень опасной в обращении". Кроме "создания" этой жидкости, Братолюбовым были организованы и другие "изобретения": гидросамолет - "Лодка" Братолюбова и бронемашина Братолюбова.
Но удивляет не это: сейчас по запросу "Братолюбов" можно обнаружить сведения, что это был "химик, инженер, изобретатель", а на самом деле имя ему аферист.
Позднее Великий князь Михаил Александрович писал по поводу этой истории жене: "Наташа, не забудь одно, что я до сих пор за всю жизнь ни в какие грязные истории не попадал, и только в конце прошлого года, действительно, благодаря моему доверчивому характеру я мог бы иметь неприятности, но, к счастью, этот вопрос теперь ликвидирован. Но ведь это не значит, что я буду продолжать делать ошибки. Наоборот, эта неприятная история будет служить мне тяжелым, но хорошим уроком и уж, конечно, ничего подобного никогда не повторится. Мне только всю жизнь будет досадно и обидно вспоминать, что я мог сделать такую ошибку".
Князь имеет в виду грязные истории с деньгами: прелюбодеяние с чужой женой он грязной историей не считал. Как это похоже на свод моральных правил Вронского в романе "Анна Каренина"!
"Правила эти несомненно определяли, - что нужно заплатить шулеру, а портному не нужно, - что лгать не надо мужчинам, но женщинам можно, - что обманывать нельзя никого, но мужа можно, - что нельзя прощать оскорблений и можно оскорблять и т. д. Все эти правила могли быть неразумны, нехороши, но они были несомненны, и, исполняя их, Вронский чувствовал, что он спокоен и может высоко носить голову".
А вот у барона Льва Львовича Жирар-де-Сукантона способность оказываться замешанным в "грязные" истории с деньгами была просто удивительная! Кроме описанной аферы с Братолюбовым и его чудо-жидкостью, другая "грязная" история случилась с бароном Жирар-де-Сукантоном, когда он в декабре 1919 года был командиром Ижевского конного полка и вместе с помощником штаб-ротмистром Рачинским взял все полковые деньги и ассигнованные на покупку седел и сбруи около 2 миллионов сибирских денег и бесследно исчез с этими деньгами навсегда.
Третий случай был в войсках атамана Г.М. Семенова в Чите, когда было предотвращено мошенничество с получением по подложным документам 20 миллионов золотом из Военного министерства. Г.И. Клерже, бывший генералом для поручений при атамане Г.М. Семенове, указал на Жирар-де-Сукантона в качестве организатора и исполнителя этой аферы. Но впоследствии якобы выяснилось уже в Харбине, что подлинный организатор этой аферы был Клерже.
Такая последовательность выстраивается, что я сомневаюсь в том, кто был действительным организатором этих мошенничеств. Выходит, что три совершенных или замышляемых крупных кражи происходили при непосредственном участии барона Льва Львовича Жирар-де-Сукантона. Если это совпадение, то весьма любопытное.
Известно, что барон Жирар работал в отделе штаба Верховного главнокомандующего Сибири, адмирала Колчака, и был за что-то уволен по его личному распоряжению. Как знать, может быть, там тоже случилась какая-то "грязная" история...