обещанный фанфик
Ферст. Я читал "The Shepherd’s Tale", мне не понравилось. Я всё же считаю пастыря Бука бывшим Оперативником, что объясняет и коленные чашечки и крутой паспорт.
Секонд. От Вахи ФБ у меня тут исключительно Император. Зато тут досыпано "V for Vendetta", "Фатерланда", "Цветка Камалейника" и до кучи "Мутер и фатер гордятся Отто" Саши Кладбища (каких усилий мне стоило не совать туда фуражку и космодесантника, вы бы знали). Я вообще слаб в сюжетах, но лихо переписываю чужие, кажется это называется "постмодерн". А, и чуть-чуть "Имени Розы Гражданской Кампании", да.
Ферд. Или как там правильно транслитерировать.
- Святой отец, а разве в вашей Библии
ничего не сказано про убийства?
- Про убийства сказано много,
но ни слова про коленные чашечки!
Мне действительно было все равно куда идти. У меня было немного денег и отборных овощей и... впрочем, ладно, не наркоты, а травы для отдохновения. У нас в аббатстве ее называли так.
Я смотрел в глаза и на лошадей. Я искал тех, кто не обезображен тупой злобой и алчностью. Или хотя бы тех, кто заботился о своих безмолвных спутниках-кормильцах. Здесь, в портовом квартале я надеялся найти хотя бы одно из двух, но видимо мои молитвы наконец-то достигли адресата.
Единственное светлое лицо рядом с толпой неказистых, но ухоженных и сытых пони. Большая удача.
Давненько от дел духовных не отрывался. А вот теперь потянуло. Впрочем, свеча нужнее не там, где день, а там, где темно.
Караван отходил в этот же вечер. Команда подобралась разношерстная, и, как это было очевидно - не законопослушная ни одним местом. В лучшем случае - контрабандисты. В худшем... бывших наемников не бывает, знаете? Как и бывших Инквизиторов.
Я боялся? Наверное, да. За пределами аббатства все было скорее пугающим, чем радостным. И все же я чувствовал - мое место здесь.
Хочу сразу заметить, я не совсем миссионер, но определенно точно проповедник. Вот только проповеди бывают разные, и не каждым словом можно обратить человека к вере.
Однако же я давно не прибегаю к другим инструментам. Конечно, не забыл, с какой стороны держат меч. Аббатство, знаете ли, края глухие. Кроликов разделывать приходится, кабачки шинковать.
Раньше я много путешествовал.
Если можно так назвать перемещения по стране с конкретными целями, без ценности самой дороги. Тогда у меня не было имени, но было Слово. Голос и Карающая рука Его. Воля и Благословенная Сила Его. Вера и... что там дальше? Не помню. А может и никогда не знал.
Левая рука, о делах которой традиционно правая не в курсе. Церковники проповедуют, Инквизиторы карают, а такие, как я... я действовал. Без шума - никто уже не заговорит... Без кровавых подробностей - пепел спрятать легко. Без лишнего пафоса - он годился лишь на клятвы и официальные документы. Эффективность. Служение.
Пожалуй, даже сейчас я могу оправдать этот подход. Императору не нужны лишние волнения. Не нужны слишком умные, слишком свободные, слишком сытые. Нет, голод и рабство это зло. Но иногда зло необходимое.
...в конце концов, Император сохраняет мир на нашей земле, не давая иноземцам творить бесчинства, вырубая под корень побеги ереси, заботясь о том, чтобы каждый подданный имел кусок хлеба. Хлеб, правда, порой без ветчины, но все же милостью Императора.
Помню, был один эпизод... В деревню - назовем ее Ромашково - приблудилась девушка. Отстала от каравана, да так и осталась там. Диковатая, но смышленая, травки всякие знала, лечить людей могла. Так, по мелочи - зубную боль заговорить, от насморка избавить, сломанную ногу перевязать. И стала она жителям Ромашково рассказывать сказки. Сначала наивные - про то, как раньше трава была зеленее, коровы тучнее, а Боги ходили по земле и дарили людям радость. Вот тут бы местному старосте насторожиться и выпороть девчонку, но недоглядел мужик, не понял опасности.
В общем... сгорела та деревня.
Уже после того, как в соседних поселках почуяли неладное. И засуха ромашковцам нипочем, и коровы дают молока втрое больше, и дети здоровее. Как ни придет обоз на ярмарку, так остальным хоть вешайся - покупают все, будь то яблоки или порты только из Ромашково. Народ оттуда улыбчивый, радостный.…Да все про каких-то Богов твердят, и странные амулеты носят, а про Императора молчат. Молчат и хмурятся.
Девчонка та ведьмой оказалась, колдовством жутким опьянила селян, всех под дудку свою плясать заставила, ритуалы кровавые проводить, да молиться Двум Богам.
И гнев Императора разверзся над Ромашково, как гром в чистом небе.
Конечно, сначала было тихое расследование, разговоры по душам с девчонкой, попытки вернуть старосте здравый смысл. Но бесполезно. Так никто и не отрекся от ереси в Ромашково, так все и погибли от неожиданного пожара.
А соседям урок, чтобы не слушали никакие ведьмины слова и страшные сказки.
Только вот Храм в Ромашково перестроенный во имя Двух Богов и правда, был святым местом. Молитвы Им помогали, в отличие от молитв Императору. Обряды были не богомерзкие, а все простые, добрые и в ладах с природой. А вместо кровавых жертв Богам приносили в Ромашково землянику да малину.
Я это знаю. Остальные... не того были ранга, им такое знать было не положено. Но ничего, костра на всех хватило.
Но это я молодой был, и Вера моя была крепка, и Служение…
Идиот восторженный, да.
Ромашково было только первым звоночком. Я бы и забыл его, как дурной сон, да только все следующие мои задания звенели все чаще и чаще в унисон. Через три... или скорее пять лет знания об этой ереси было столько, что отмахиваться от нее дальше было бы преступлением против Императора и мирной жизни его подданных.
Культ Древних Богов, иногда называемый Нашими Богами или Двумя Богами. Ставящий во главу угла не одну величественную фигуру, а природный цикл бытия всего сущего. Это незамысловатые обряды, исцеляющие гораздо быстрее лекарств, это приметы и суеверия, которые работали, это добрые сказки о магии и правде. Это праздники солнцестояния и восхваления Богов. Это простые и четкие заповеди, велящие жить по совести, а не по страху. Короче верование, приносящее не только реальную пользу, но радость и свет людям.
Немудрено, что слабы перед ним оказались крестьяне, имеющие тесный контакт с землей, и женщины, как причастные к тайне рождения. Но ростки сорняка упрямы, и вот даже среди аристократии в Столице расползлись странные слухи.
Да, я не уточнил. Знания были у меня. Передавать их дальше я не стал.. Что-то берегло меня от прямых докладов с подробностями, а ненужных свидетелей, подчиненных исполнителей уже никто не заставит говорить. Я утаивал детали, я придумывал совершенно нелепые культы и подробности, я лгал, потому что я тянулся к этим знаниям против своей воли.
Нет, вера моя в Императора была крепка, как никогда. Я был лучшим его орудием, тайным и опасным. Пафоса поубавилось, да.
И появилось мерзкое ощущение, корень всех моих бед. Что я все это время искал не там. Что свет нельзя найти в наказании и страхе.
В свой срок меня ждало повышение, тайный советник Левая Рука Императора предложил мне место пятого его заместителя.
"Ты же специалист по тайной ереси Двух Богов. Ты можешь больше принести пользы, раздавая приказы, а не выполняя. И руки твои будут чище и голова холодней. А то мало ли, ереси опасны".
Так мне дали понять, что ничего я ни от кого не скрыл. И стоит мне оступиться...
Но оступился не я.
Зима вышла холодной и скупой на снег. Это плохо сказалось на урожае. Но вместо снега зима принесла людям лихорадку и кровавый кашель. Даже в Столице смерть посетила каждый третий дом. А уж в селениях и хуторах…
Народ усердно молился Императору и Милосердию его, а жертв лихорадки сжигали на пустыре у кладбища.
Однако Столица жила. Накануне весны доносы от одного из "городских шутов" сдающих своих же собутыльников за звонкую монету, резко прекратились. Сам он пропал из виду, а месяцем позже от него пришло бессвязное письмо:
"... это не похоже ни на что, что я раньше видел. Святость Императора несомненна. Что тогда за кошмарно-сладкое ощущение от этого Человека? Остался ли он Человеком? Мне дурно думать о том, что кто-то может верить в эту ересь. Но ведь Он прикоснулся к распоротой щеке Густава. Рана мгновенно затянулась... Я видел, как Он парит, углубляясь в молитву, видел, как от Него исходит благодать...
...Он упрекнул меня. Сказал, что не Он свят. Боги даруют мне милость через Него. Сказал, что время скоро придет. Они вернутся. И будет власть их, и я тоже окунулся в эту ересь...
...вечеринка была в самом разгаре, когда Корвус поманил меня за собой. Я не удивился. А зря. И с нами пошли женщины. Сами подумайте, ну зачем можно уходить с женщинами? О, как я ошибался! Там была его сестра, а я давно на нее запал. Мы спустились в подвал, а оттуда в более древнее подземелье. Там нас ждал Он, и ужасен был Его лик, и страшны Его слова. Я оцепенел. И никто, никто не шелохнулся! Не издал ни звука! Он вспарывал женщинам животы, а мужчинам горло! А они молчали...
...сказал: иди и расскажи, что пробьет час и скоро Боги вернулся, будет зажжена четвертая свеча и открыта Дверь. Иди и скажи..."
Видел я тот подвал. Мало что может заставить меня испугаться, редкая расчлененка сделает мне дурно.
Но кошмарным было то, что лица принесенных в жертву людей были радостными и спокойными. Будто их не разделали, как скотину, а спели колыбельную.
И все это не было похоже на ту мирную, пасторальную ересь про Двух Богов. Но символы и знаки на месте ритуала были точно такими же, только начерчены кровью и выложены внутренностями жертв
Так уж получилось, что первым на этот обряд вышла Инквизиция. Нет, ребята прекрасно сработали, меньше, чем за сутки они нашли автора письма в совершенно бессвязном состоянии, в котором он не в состоянии выговорить и слова. А ведь у них говорят все.
Ну, говорили до этого. Бедняга умер, не дождавшись основных пыток.
Да оно и было к лучшему.
Дело в том, что письмо пришло лично мне. И тут я уже не мог действовать дальше, не подставляясь под удар.
Я официально передал все дела Инквизиции, оставшись для них только консультантом, что раздражало и их и меня.
Проводившего ритуал человека не просто не нашли. О нем исчезли все упоминания, те, кто был не так близок к главе культа, как несчастные жертвы, понятия не имели, откуда он пришел - казалось, он был всегда - и как его имя - последователи звали его Старшим. Все сходились на том, что он был очень дружелюбный, обаятельный и мудрый человек, но никто не мог вспомнить его лица.
Несколько образцово-показательных костров поставили в этом деле жирную точку.
Но не для меня.
Я был обескуражен тем, какой мне открылся вид на доселе мирную и радостную крестьянскую веру. Кровавый ритуал, сошедшие с ума, вырванные внутренности. Мне хотелось вымыть глаза и голову с мылом и ершиком. Я уже не знал, с кем сражаюсь и сражаюсь ли.
На улицах говорили, что раз уничтожили ересь, то и несчастья должны отступить. Что лихорадка не проклятие, а Дар свыше, который нужно принять с благодарностью и преодолеть силой своей веры. Говорили, что Император своей рукой защищает подданных и будет Имя Его святым навечно.
После костров прошла пара месяцев и начальство, сэр Левая Рука Императора, вызвал меня к себе. Его тоже подкосила лихорадка, но он был из тех редких счастливчиков, от которого, изрядно поглумившись, болезнь отстала.
Никогда не забуду этого разговора. Высохшего старика с покрасневшими глазами и дрожащими пальцами. Свистящего восторженного шепота.
И никогда мой мир не станет прежним.
Благо народа, говорил он. Показать людишкам, как надо, говорил он. Укрепить их слабеющую веру. Вселить в них дух патриотизма.
Подумаешь, тысячи погибших, говорил он. Зато выжившие надолго запомнят эту зиму.
А культ Двух Богов как удачно попался! Вот и преступление, за которое расплачивается вся страна, говорил он. Но мы это преодолели! Победили!
Через неделю в городские колодцы будет всыпан целительный порошок и эпидемию остановят. В провинции уже отправлены обозы с церковниками и противоядием, говорил он, пусть селяне покаются и помолятся Императору. А он их услышит, да, он всегда их слышит.
И вера в Императора будет крепка, как никогда!
Старик рассказывал это мне и трясся от удовольствия, и брызгал слюной, и закатывал глаза.
А ведь я Оружие в Его руке. Я Гнев и Милосердие Его.
Проще говоря, убивать так, чтобы не было видно следов, я умею.
Изможденный старик так и не понял, что умер. Я так и не спросил, зачем мне это знать.
Я проследил, чтобы приказ о противоядиях был выполнен, но отказался от должности Левой Руки. Среди моих коллег были более сильные духом и достойные этого звания.
Никто ничего не заподозрил, а тем, кто мог хоть что-то узнать, я дал понять, что вышел из игры.
Я отошел от дел и осел в Южном Аббатстве. Выращивал томаты и баклажаны. Порой рука сама поднималась начертать на стекле теплицы знак Плодородия Даруемого Двумя Богами, но когда я его вспоминал, он сочился кровью и пах тухлым мясом.
Во время полуденных и полуночных молитв, запершись в своей келье, я искал... в себе? В знаниях? В кошмарах?
Я искал Веру.
Но мои молитвы не слышал никто. Через полгода отставки я перестал молиться вслух. Я сидел, сосредоточившись на огоньке свечи ночью или на синем небе днем и молчал. Молчало во мне все. И снаружи не доносилось ни звука.
Пока мне не приснилась та девочка, ведьма из Ромашково. Я думал, что забыл, как она выглядела, что пламя стирает все черты. Но нет.
Она говорила о моем неначатом Пути. О вопросах, которые я задаю зря, потому что на них ответа нет. О поиске того, то можно было бы назвать правдой, вот только правды в мире нет.
“Ты потерял веру. Но что же ты нашел?”
Говорила о черном и белом. О том, что Древних Богов двое, и там где благость и урожай, там скорбь и кровавые знаки. Что нельзя творить только добро, или же только зло. Что можно выбирать и никогда не выбрать.
“Ты хочешь покоя. Но разве есть упокоение живым?”
Она жалела меня.
“Пора в путешествие. Я не скажу, куда, это от меня скрыто. Но ты поймешь, когда придешь”.
Внезапно ее охватило пламя! Лицо обуглилось и потрескалось, превратилось в чудовищную маску... Тело рассыпалось углями и изогнулось уродливым скелетом с острыми пальцами, которые шевелились в опасной близости от моего горла.
“И помни, их двое. Где Свет, там и Тьма, и для Света нужны темные дела, и Тьма принимает светлое обличие. Сможешь ли ты распознать, пока не будет поздно?”
Я увидел то самое подземелье, и выпотрошенные жертвы, и кровавые символы. Со мной разговаривал тот самый человек, Старший - или не человек? - которого так и не смогли поймать.
Да, я бы не вспомнил его лица.
Его не было. Пустота и тьма говорила со мной.
“И рухнет мир, если не придут Двое. И все болезни, войны, преступления покажутся детскими шалостями, по сравнению с миром, в который не пришли Боги”.
Еле проснулся я и, задыхаясь, свалился с кровати. Сердце колотилось в безумном ритме.
Светало.
Не дожидаясь полудня, я собрал своё немудреное имущество и отправился в путь.
Караван я нашел ближе к обеду. Славные ребята, хоть и жуликоватые. Молятся перед едой даже.
Мы путешествовали чуть меньше года, и я привязался к ним, к задорной девочке-лошаднице, которую увидел первой, к немногословной бывшей наемнице, а теперь помощнице караванщика и ее супругу - ребячливому столичному парню, не знавшему войны и бросившему все, чтобы ездить, где ему вздумается и видеть звезды, к суровому и задиристому наёмнику, к тонкорукой чернобровой танцовщице, которые вместе смотрелись ну абсолютно непривычно.
Я довольно быстро стал для них своим, запрятав старые привычки глубоко в карман, прикинувшись простым священником. Иногда, конечно, приходилось и подраться - как тогда, в Дримфолл. Но никто не удивлялся, а караванщик вообще посоветовал воздержаться от вопросов, намекая, что и у меня никто выспрашивать ничего не будет.
Мы возили разные грузы, были и в заднице мира, и в богатеньких городах, и в пустыне, а однажды плыли по реке две недели.
Да, мне было все равно, куда идти.
Потому, когда впереди замаячил Форт Пут ван Лайке, дурная слава которого гремела по всей Империи, мой славный караван отказался ехать туда за любые деньги. Тогда я сообщил караванщику, что съезжу-ка я туда один, а потом нагоню их у Рыжей гавани.
И вот я здесь.
Деревня как деревня. Удаленное диковатое поселение. Но люди здесь простые и честные, а слухов я давно не боюсь.
Священника тут отродясь не было, да и нужен он бывал только по праздникам. Но я посмотрел на развалины местной церкви.
И остался здесь.
С тех пор прошло больше полугода. Мои друзья из разных мест шлют весточки, зовут обратно.
Но свет нужнее там, где темно. И тень появляется только от солнца.
А здесь нет ни темноты, ни света.
Секонд. От Вахи ФБ у меня тут исключительно Император. Зато тут досыпано "V for Vendetta", "Фатерланда", "Цветка Камалейника" и до кучи "Мутер и фатер гордятся Отто" Саши Кладбища (каких усилий мне стоило не совать туда фуражку и космодесантника, вы бы знали). Я вообще слаб в сюжетах, но лихо переписываю чужие, кажется это называется "постмодерн". А, и чуть-чуть "Имени Розы Гражданской Кампании", да.
Ферд. Или как там правильно транслитерировать.
You can watch this video on www.livejournal.com
- Святой отец, а разве в вашей Библии
ничего не сказано про убийства?
- Про убийства сказано много,
но ни слова про коленные чашечки!
Мне действительно было все равно куда идти. У меня было немного денег и отборных овощей и... впрочем, ладно, не наркоты, а травы для отдохновения. У нас в аббатстве ее называли так.
Я смотрел в глаза и на лошадей. Я искал тех, кто не обезображен тупой злобой и алчностью. Или хотя бы тех, кто заботился о своих безмолвных спутниках-кормильцах. Здесь, в портовом квартале я надеялся найти хотя бы одно из двух, но видимо мои молитвы наконец-то достигли адресата.
Единственное светлое лицо рядом с толпой неказистых, но ухоженных и сытых пони. Большая удача.
Давненько от дел духовных не отрывался. А вот теперь потянуло. Впрочем, свеча нужнее не там, где день, а там, где темно.
Караван отходил в этот же вечер. Команда подобралась разношерстная, и, как это было очевидно - не законопослушная ни одним местом. В лучшем случае - контрабандисты. В худшем... бывших наемников не бывает, знаете? Как и бывших Инквизиторов.
Я боялся? Наверное, да. За пределами аббатства все было скорее пугающим, чем радостным. И все же я чувствовал - мое место здесь.
Хочу сразу заметить, я не совсем миссионер, но определенно точно проповедник. Вот только проповеди бывают разные, и не каждым словом можно обратить человека к вере.
Однако же я давно не прибегаю к другим инструментам. Конечно, не забыл, с какой стороны держат меч. Аббатство, знаете ли, края глухие. Кроликов разделывать приходится, кабачки шинковать.
Раньше я много путешествовал.
Если можно так назвать перемещения по стране с конкретными целями, без ценности самой дороги. Тогда у меня не было имени, но было Слово. Голос и Карающая рука Его. Воля и Благословенная Сила Его. Вера и... что там дальше? Не помню. А может и никогда не знал.
Левая рука, о делах которой традиционно правая не в курсе. Церковники проповедуют, Инквизиторы карают, а такие, как я... я действовал. Без шума - никто уже не заговорит... Без кровавых подробностей - пепел спрятать легко. Без лишнего пафоса - он годился лишь на клятвы и официальные документы. Эффективность. Служение.
Пожалуй, даже сейчас я могу оправдать этот подход. Императору не нужны лишние волнения. Не нужны слишком умные, слишком свободные, слишком сытые. Нет, голод и рабство это зло. Но иногда зло необходимое.
...в конце концов, Император сохраняет мир на нашей земле, не давая иноземцам творить бесчинства, вырубая под корень побеги ереси, заботясь о том, чтобы каждый подданный имел кусок хлеба. Хлеб, правда, порой без ветчины, но все же милостью Императора.
Помню, был один эпизод... В деревню - назовем ее Ромашково - приблудилась девушка. Отстала от каравана, да так и осталась там. Диковатая, но смышленая, травки всякие знала, лечить людей могла. Так, по мелочи - зубную боль заговорить, от насморка избавить, сломанную ногу перевязать. И стала она жителям Ромашково рассказывать сказки. Сначала наивные - про то, как раньше трава была зеленее, коровы тучнее, а Боги ходили по земле и дарили людям радость. Вот тут бы местному старосте насторожиться и выпороть девчонку, но недоглядел мужик, не понял опасности.
В общем... сгорела та деревня.
Уже после того, как в соседних поселках почуяли неладное. И засуха ромашковцам нипочем, и коровы дают молока втрое больше, и дети здоровее. Как ни придет обоз на ярмарку, так остальным хоть вешайся - покупают все, будь то яблоки или порты только из Ромашково. Народ оттуда улыбчивый, радостный.…Да все про каких-то Богов твердят, и странные амулеты носят, а про Императора молчат. Молчат и хмурятся.
Девчонка та ведьмой оказалась, колдовством жутким опьянила селян, всех под дудку свою плясать заставила, ритуалы кровавые проводить, да молиться Двум Богам.
И гнев Императора разверзся над Ромашково, как гром в чистом небе.
Конечно, сначала было тихое расследование, разговоры по душам с девчонкой, попытки вернуть старосте здравый смысл. Но бесполезно. Так никто и не отрекся от ереси в Ромашково, так все и погибли от неожиданного пожара.
А соседям урок, чтобы не слушали никакие ведьмины слова и страшные сказки.
Только вот Храм в Ромашково перестроенный во имя Двух Богов и правда, был святым местом. Молитвы Им помогали, в отличие от молитв Императору. Обряды были не богомерзкие, а все простые, добрые и в ладах с природой. А вместо кровавых жертв Богам приносили в Ромашково землянику да малину.
Я это знаю. Остальные... не того были ранга, им такое знать было не положено. Но ничего, костра на всех хватило.
Но это я молодой был, и Вера моя была крепка, и Служение…
Идиот восторженный, да.
Ромашково было только первым звоночком. Я бы и забыл его, как дурной сон, да только все следующие мои задания звенели все чаще и чаще в унисон. Через три... или скорее пять лет знания об этой ереси было столько, что отмахиваться от нее дальше было бы преступлением против Императора и мирной жизни его подданных.
Культ Древних Богов, иногда называемый Нашими Богами или Двумя Богами. Ставящий во главу угла не одну величественную фигуру, а природный цикл бытия всего сущего. Это незамысловатые обряды, исцеляющие гораздо быстрее лекарств, это приметы и суеверия, которые работали, это добрые сказки о магии и правде. Это праздники солнцестояния и восхваления Богов. Это простые и четкие заповеди, велящие жить по совести, а не по страху. Короче верование, приносящее не только реальную пользу, но радость и свет людям.
Немудрено, что слабы перед ним оказались крестьяне, имеющие тесный контакт с землей, и женщины, как причастные к тайне рождения. Но ростки сорняка упрямы, и вот даже среди аристократии в Столице расползлись странные слухи.
Да, я не уточнил. Знания были у меня. Передавать их дальше я не стал.. Что-то берегло меня от прямых докладов с подробностями, а ненужных свидетелей, подчиненных исполнителей уже никто не заставит говорить. Я утаивал детали, я придумывал совершенно нелепые культы и подробности, я лгал, потому что я тянулся к этим знаниям против своей воли.
Нет, вера моя в Императора была крепка, как никогда. Я был лучшим его орудием, тайным и опасным. Пафоса поубавилось, да.
И появилось мерзкое ощущение, корень всех моих бед. Что я все это время искал не там. Что свет нельзя найти в наказании и страхе.
В свой срок меня ждало повышение, тайный советник Левая Рука Императора предложил мне место пятого его заместителя.
"Ты же специалист по тайной ереси Двух Богов. Ты можешь больше принести пользы, раздавая приказы, а не выполняя. И руки твои будут чище и голова холодней. А то мало ли, ереси опасны".
Так мне дали понять, что ничего я ни от кого не скрыл. И стоит мне оступиться...
Но оступился не я.
Зима вышла холодной и скупой на снег. Это плохо сказалось на урожае. Но вместо снега зима принесла людям лихорадку и кровавый кашель. Даже в Столице смерть посетила каждый третий дом. А уж в селениях и хуторах…
Народ усердно молился Императору и Милосердию его, а жертв лихорадки сжигали на пустыре у кладбища.
Однако Столица жила. Накануне весны доносы от одного из "городских шутов" сдающих своих же собутыльников за звонкую монету, резко прекратились. Сам он пропал из виду, а месяцем позже от него пришло бессвязное письмо:
"... это не похоже ни на что, что я раньше видел. Святость Императора несомненна. Что тогда за кошмарно-сладкое ощущение от этого Человека? Остался ли он Человеком? Мне дурно думать о том, что кто-то может верить в эту ересь. Но ведь Он прикоснулся к распоротой щеке Густава. Рана мгновенно затянулась... Я видел, как Он парит, углубляясь в молитву, видел, как от Него исходит благодать...
...Он упрекнул меня. Сказал, что не Он свят. Боги даруют мне милость через Него. Сказал, что время скоро придет. Они вернутся. И будет власть их, и я тоже окунулся в эту ересь...
...вечеринка была в самом разгаре, когда Корвус поманил меня за собой. Я не удивился. А зря. И с нами пошли женщины. Сами подумайте, ну зачем можно уходить с женщинами? О, как я ошибался! Там была его сестра, а я давно на нее запал. Мы спустились в подвал, а оттуда в более древнее подземелье. Там нас ждал Он, и ужасен был Его лик, и страшны Его слова. Я оцепенел. И никто, никто не шелохнулся! Не издал ни звука! Он вспарывал женщинам животы, а мужчинам горло! А они молчали...
...сказал: иди и расскажи, что пробьет час и скоро Боги вернулся, будет зажжена четвертая свеча и открыта Дверь. Иди и скажи..."
Видел я тот подвал. Мало что может заставить меня испугаться, редкая расчлененка сделает мне дурно.
Но кошмарным было то, что лица принесенных в жертву людей были радостными и спокойными. Будто их не разделали, как скотину, а спели колыбельную.
И все это не было похоже на ту мирную, пасторальную ересь про Двух Богов. Но символы и знаки на месте ритуала были точно такими же, только начерчены кровью и выложены внутренностями жертв
Так уж получилось, что первым на этот обряд вышла Инквизиция. Нет, ребята прекрасно сработали, меньше, чем за сутки они нашли автора письма в совершенно бессвязном состоянии, в котором он не в состоянии выговорить и слова. А ведь у них говорят все.
Ну, говорили до этого. Бедняга умер, не дождавшись основных пыток.
Да оно и было к лучшему.
Дело в том, что письмо пришло лично мне. И тут я уже не мог действовать дальше, не подставляясь под удар.
Я официально передал все дела Инквизиции, оставшись для них только консультантом, что раздражало и их и меня.
Проводившего ритуал человека не просто не нашли. О нем исчезли все упоминания, те, кто был не так близок к главе культа, как несчастные жертвы, понятия не имели, откуда он пришел - казалось, он был всегда - и как его имя - последователи звали его Старшим. Все сходились на том, что он был очень дружелюбный, обаятельный и мудрый человек, но никто не мог вспомнить его лица.
Несколько образцово-показательных костров поставили в этом деле жирную точку.
Но не для меня.
Я был обескуражен тем, какой мне открылся вид на доселе мирную и радостную крестьянскую веру. Кровавый ритуал, сошедшие с ума, вырванные внутренности. Мне хотелось вымыть глаза и голову с мылом и ершиком. Я уже не знал, с кем сражаюсь и сражаюсь ли.
На улицах говорили, что раз уничтожили ересь, то и несчастья должны отступить. Что лихорадка не проклятие, а Дар свыше, который нужно принять с благодарностью и преодолеть силой своей веры. Говорили, что Император своей рукой защищает подданных и будет Имя Его святым навечно.
После костров прошла пара месяцев и начальство, сэр Левая Рука Императора, вызвал меня к себе. Его тоже подкосила лихорадка, но он был из тех редких счастливчиков, от которого, изрядно поглумившись, болезнь отстала.
Никогда не забуду этого разговора. Высохшего старика с покрасневшими глазами и дрожащими пальцами. Свистящего восторженного шепота.
И никогда мой мир не станет прежним.
Благо народа, говорил он. Показать людишкам, как надо, говорил он. Укрепить их слабеющую веру. Вселить в них дух патриотизма.
Подумаешь, тысячи погибших, говорил он. Зато выжившие надолго запомнят эту зиму.
А культ Двух Богов как удачно попался! Вот и преступление, за которое расплачивается вся страна, говорил он. Но мы это преодолели! Победили!
Через неделю в городские колодцы будет всыпан целительный порошок и эпидемию остановят. В провинции уже отправлены обозы с церковниками и противоядием, говорил он, пусть селяне покаются и помолятся Императору. А он их услышит, да, он всегда их слышит.
И вера в Императора будет крепка, как никогда!
Старик рассказывал это мне и трясся от удовольствия, и брызгал слюной, и закатывал глаза.
А ведь я Оружие в Его руке. Я Гнев и Милосердие Его.
Проще говоря, убивать так, чтобы не было видно следов, я умею.
Изможденный старик так и не понял, что умер. Я так и не спросил, зачем мне это знать.
Я проследил, чтобы приказ о противоядиях был выполнен, но отказался от должности Левой Руки. Среди моих коллег были более сильные духом и достойные этого звания.
Никто ничего не заподозрил, а тем, кто мог хоть что-то узнать, я дал понять, что вышел из игры.
Я отошел от дел и осел в Южном Аббатстве. Выращивал томаты и баклажаны. Порой рука сама поднималась начертать на стекле теплицы знак Плодородия Даруемого Двумя Богами, но когда я его вспоминал, он сочился кровью и пах тухлым мясом.
Во время полуденных и полуночных молитв, запершись в своей келье, я искал... в себе? В знаниях? В кошмарах?
Я искал Веру.
Но мои молитвы не слышал никто. Через полгода отставки я перестал молиться вслух. Я сидел, сосредоточившись на огоньке свечи ночью или на синем небе днем и молчал. Молчало во мне все. И снаружи не доносилось ни звука.
Пока мне не приснилась та девочка, ведьма из Ромашково. Я думал, что забыл, как она выглядела, что пламя стирает все черты. Но нет.
Она говорила о моем неначатом Пути. О вопросах, которые я задаю зря, потому что на них ответа нет. О поиске того, то можно было бы назвать правдой, вот только правды в мире нет.
“Ты потерял веру. Но что же ты нашел?”
Говорила о черном и белом. О том, что Древних Богов двое, и там где благость и урожай, там скорбь и кровавые знаки. Что нельзя творить только добро, или же только зло. Что можно выбирать и никогда не выбрать.
“Ты хочешь покоя. Но разве есть упокоение живым?”
Она жалела меня.
“Пора в путешествие. Я не скажу, куда, это от меня скрыто. Но ты поймешь, когда придешь”.
Внезапно ее охватило пламя! Лицо обуглилось и потрескалось, превратилось в чудовищную маску... Тело рассыпалось углями и изогнулось уродливым скелетом с острыми пальцами, которые шевелились в опасной близости от моего горла.
“И помни, их двое. Где Свет, там и Тьма, и для Света нужны темные дела, и Тьма принимает светлое обличие. Сможешь ли ты распознать, пока не будет поздно?”
Я увидел то самое подземелье, и выпотрошенные жертвы, и кровавые символы. Со мной разговаривал тот самый человек, Старший - или не человек? - которого так и не смогли поймать.
Да, я бы не вспомнил его лица.
Его не было. Пустота и тьма говорила со мной.
“И рухнет мир, если не придут Двое. И все болезни, войны, преступления покажутся детскими шалостями, по сравнению с миром, в который не пришли Боги”.
Еле проснулся я и, задыхаясь, свалился с кровати. Сердце колотилось в безумном ритме.
Светало.
Не дожидаясь полудня, я собрал своё немудреное имущество и отправился в путь.
Караван я нашел ближе к обеду. Славные ребята, хоть и жуликоватые. Молятся перед едой даже.
Мы путешествовали чуть меньше года, и я привязался к ним, к задорной девочке-лошаднице, которую увидел первой, к немногословной бывшей наемнице, а теперь помощнице караванщика и ее супругу - ребячливому столичному парню, не знавшему войны и бросившему все, чтобы ездить, где ему вздумается и видеть звезды, к суровому и задиристому наёмнику, к тонкорукой чернобровой танцовщице, которые вместе смотрелись ну абсолютно непривычно.
Я довольно быстро стал для них своим, запрятав старые привычки глубоко в карман, прикинувшись простым священником. Иногда, конечно, приходилось и подраться - как тогда, в Дримфолл. Но никто не удивлялся, а караванщик вообще посоветовал воздержаться от вопросов, намекая, что и у меня никто выспрашивать ничего не будет.
Мы возили разные грузы, были и в заднице мира, и в богатеньких городах, и в пустыне, а однажды плыли по реке две недели.
Да, мне было все равно, куда идти.
Потому, когда впереди замаячил Форт Пут ван Лайке, дурная слава которого гремела по всей Империи, мой славный караван отказался ехать туда за любые деньги. Тогда я сообщил караванщику, что съезжу-ка я туда один, а потом нагоню их у Рыжей гавани.
И вот я здесь.
Деревня как деревня. Удаленное диковатое поселение. Но люди здесь простые и честные, а слухов я давно не боюсь.
Священника тут отродясь не было, да и нужен он бывал только по праздникам. Но я посмотрел на развалины местной церкви.
И остался здесь.
С тех пор прошло больше полугода. Мои друзья из разных мест шлют весточки, зовут обратно.
Но свет нужнее там, где темно. И тень появляется только от солнца.
А здесь нет ни темноты, ни света.