проба пера в стиле псевдофентези. хз, шо я этим хотел сказать. взбрендило по температуре.
Илья.Свинцовая каменистая равнина уходила из-под пят странников прямо к сверкающему горизонту. На дубовые ворота обрушились три мощных удара не менее дубового посоха.
- Открой! Открооой, мать, - пробасил Средний и присовокупил еще кой-чего покрепче.
На дворе раздались заполошные охи, а вскоре из открывшейся дверки сверкнул пугливый глаз. Средний молча подставил засаленную шапку, и из дверки в нее со звоном упало несколько тусклых кругляшей.
- Больше не дам, - бросил сварливый голос и добавил, напирая на о, - завчера всё стяжателям отдала. А вы сами-то откель будете? - придвинулся глаз.
- С Суждаля мы, святые старцы, - снисходительно растолковал бабе Средний.
- Может, пожрать чего сподобишь, мать? - заискивающе оскалился Младший, утерев рукавом слюни, стекающие с почерневших кривых зубов.
За спинами бродяг сверкнуло, на что глаз испуганно охнул. Затем, поочередно обведя всех троих, молвил
- Что ж, входите, старцы. Перехожим всегда рады. - Ворота заскрипели, и бродяги вошли под перестук посоха Среднего. Бабка же, и не потрудясь прикрыть ворота за вошедшими, придерживая обеими руками платок, неслась сквозь ветер под крышу ближней хаты. Оттуда донесся её голос:
- А пожалуйте, молодцы, сюда, за мною.
Смеркалось, вдали громыхало, а в стойле нервно ржала лошадь.
***В горнице стоял мрак, в котором едва усматривался темный, дубовый же стол. Похоже, дубовым здесь было вообще всё, кроме печки. На ней лежал некто, на вошедших глянул, приподнявшись на локте. Грязная нечесанная борода его свешивалась с печи до самого пола, а свалявшиеся жирные волосы сбились домиком, что говорило о частом ворочании лежащего с боку на бок. Когда вошедшие расположились у стола, он смежил веки и отвернулся, кажется, утратив к ним всяческий интерес.
Хозяйка же и в самом деле оказалась не столь сурова, в чем гости могли убедиться еще на дворе. Она подала мясо с наваром, и даже с краюхою. А пока странники насыщались, услаждала их всяко историями из своего бытия.
- А батюшка наш Иван преставился тому три года с малым, на борисоглеба. Бросил нас, сиротинушек, на верную погибель, - причитала она, подливая гостям навару.
Старший покачал головою, мимоходом стерев рукавом капли с бляхи со зловещим зигзагом, прицепленной у него на груди.
Лежащий вдруг отрывисто выкрикнул неожиданно высоким голосом:
- Вы пришли. - И, как бы не давая старцам времени усомниться в сказанном, продолжил - Зачем? - и лениво раздвинул налитые веки.
- Скорбный телом, - понимающе прошамкал Старший, обсасывая сильными старческими губами куриную ножку.
- Скорбный, как есть скорбный, - зачастила старуха, будто оправдываясь. - Лежит на печи все свои тридцать лет да три лета. Ест не вставаючи. Тако раз на дню подношу ему нужной горшок. А кто мне самой да на хозяйстве-то поможет? Вчерась вон последнюю куру под нож пустила. Ох, не будет нам таким житья никакого, - снова заохала старуха и потянулась было креститься, но Средний так зыркнул на неё из-под кустистых бровей, что она почему-то вдруг передумала.
***Спали кто на чем - бабка на лавке, калики рядышком на полу, а на печи храпел давешний скорбный. Проснулись же от оглушительного грохота и нестерпимого сияния, наполнившего горницу. Младший катался по полу в эпилептическом экстазе с криками «молния! Молния убила!», а сияние исходило от ухвата, вознесшегося под кровлю и указующего рабочим концом точно на север.
Оглохшая бабка брякнулась в обморок и боле себя не казала; Старший бросился на колени и молился, и сквозь гудение слышалось гнусавое «в продовольственных слякоть и давка…»; Средний же пытался унять Младшего. Внезапно запахло паленым, и лежащий на печи сел. Кончик его бороды запылал ярким огнем, который быстро поднимался вверх. Средний, правильно оценив оказию, хватил со стола давешний чугунок с наваром и обдал им горящего с головы до пят.
***Точно не скажешь, что возымело главное действие - ополоумевший ли ухват, горелая борода или же навар из последней курицы, но наутро скорбный телом Илья со словами «встань и иди» поднялся с печи, потянулся и стал трясти мать за плечо. Та шуганулась и уставилась на него безумными глазами, вновь потянувшись осенить себя знамением, да так и не донеся перстов до чела, сомлела - в который раз за истекшие часы.
Илья обвел взглядом горницу.
О вчерашних гостях не напоминало решительно ничего, кроме забытой в углу бляхи с молнией.
Он снова потряс старуху за плечо.
- Седлай коня, мать. На подвиг иду. - фразы воскресшего остались всё так же коротки.
***Сиреневое небо мало-помалу наливалось малиновым, после - желтым.
Поутру со двора доносились лишь хрусткие удары булавы о дуб и истерическое ржание испуганной лошади.