(no subject)
С удовольствием перечитываю школьную программу по русской литературе девятнадцатого века. Пушкин с своею «Капитанскою дочкой» не раз заставлял меня ржануть в аэропорту Харьков, а теперь вот я взялся за «Преступление и наказание». Дочитав до нижеприведённого, я подумал, что это могло бы быть частью какой-нибудь из повестей моих любимых Стругацких. Например, подобный диалог мог бы случиться между доктором Пильманом и Ричардом Г. Нунаном в трактире или же между Маляновым и Филом Вечеровским в квартире последнего, за чаем, в свете луны, пристроившейся на крыше соседней шестнадцатиэтажки.
- Я не верю в будущую жизнь, - сказал Раскольников
Свидригайлов сидел в задумчивости.
- А что, если там одни пауки или что-нибудь в этом роде, - сказал он вдруг.
«Это помешанный», - подумал Раскольников.
- Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится.
- И неужели, неужели вам ничего не представляется утешительнее и справедливее этого! - с болезненным чувством вскрикнул Раскольников.
- Справедливее? А почем знать, может быть, это и есть справедливое, и знаете, я бы так непременно нарочно сделал! - ответил Свидригайлов, неопределенно улыбаясь.
Каким-то холодом охватило вдруг Раскольникова при этом безобразном ответе. Свидригайлов поднял голову, пристально посмотрел на него и вдруг расхохотался.
- Я не верю в будущую жизнь, - сказал Раскольников
Свидригайлов сидел в задумчивости.
- А что, если там одни пауки или что-нибудь в этом роде, - сказал он вдруг.
«Это помешанный», - подумал Раскольников.
- Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится.
- И неужели, неужели вам ничего не представляется утешительнее и справедливее этого! - с болезненным чувством вскрикнул Раскольников.
- Справедливее? А почем знать, может быть, это и есть справедливое, и знаете, я бы так непременно нарочно сделал! - ответил Свидригайлов, неопределенно улыбаясь.
Каким-то холодом охватило вдруг Раскольникова при этом безобразном ответе. Свидригайлов поднял голову, пристально посмотрел на него и вдруг расхохотался.