Оригинал взят у
peggotty в
Простите, ноПо работе мне часто приходится сталкиваться с парфюмерным письмом, в котором преобладает та часть, которая пись.
Не знаю, отчего так. Почему так.
Как пишет, допустим, условная блогерша про тональник, так нормальный, пусть даже и не слишком грамотный русский язык. (Это уже всегда, кстати, и везде - Miriamquevedo написать мы уже умеем, а -ться и -тся, блять, ну никак не освоим. Выпустите уже лакшери-бренд, что ли - помаду с частицами долларов и экстрактом спермы завидных женихов, назначьте ей цену в сто тыщ рублей, сделайте ее рекламным яйцом джонни деппа и назовите "И хочется, и колется" и - обожемой - такого прилива грамотности к голове не помнят даже старожилы.) Ну вот, пишет, блогерша про тональник - норм все, девочки, кожичка у меня сухая, но тут прямо засияла, как водичкой умылась, даже в тексте моем заметно увлажнение. Ну кожичка, ну водичечька. Но Черубина де Габриак хоть не выпрастывается из словесного сфинктера.
Но вот парфюмерное пись. Даже не знаю, откуда что берется. Это как вот если бы шел человек, а с полпути начал бы писать стихи и припадать на одну ногу. Знаете, бывают такие стихи, когда ты понимаешь, что человек был нормальный, а потом его скривило на луну и он теперь из этого положения старается срифмовать додекаэдр с кадавром и молоко с огурцами. И ты не понимаешь, это радикулит или ради чего. Так же вот и с духами. После того как в Москве наступил нишевый бум - и все вдруг захотели пахнуть московским метро, а не этими ужасными белыми цветами и красными ягодами, и полезли на свет духи с запахами пота, крови, спермы, марихуаны и ленинградского вокзала (я не шучу, это все есть), то и парфюмерные тексты вдруг стали такими, как будто нормальный русский язык упразднили, а всем наказали писать об ароматах так, будто во время спиритического сьянса с игорем северяниным спиритус был сивушный. Нельзя теперь написать, что духи пахнут говном.
Нет.
Духи пахнут синим прогретым пластиком биотуалета и спешащей к метро утренней толпой, раскаленным битумом и картоночкой от туалетной бумаги, которая хрустко и свежо раскрывается на коже (жопы).
Не пахнут духи больше ромашками и фиалками, какой-нибудь простенькой мятой и лимончиками - нет, аромат обязательно будоражит. Начнем с этого. Окутывает. Заставляет быть дерзкой, заставляет быть порочной. Заставляет купить сметаны. В букете непременно есть сицилийское утро - оно особенно хорошо ощущается в Молодях, например. Он заставляет сладко жмуриться (солнечные очки изобрели сто лет назад, но в них не видно ни сицилийского утра, ни того, как сладко ты жмуришься, сидя в Молодях). Помимо сицилийского утра в духах вечно есть Пруст - его никто не читал, так что это safe option. Духи не пахнут печеньками. (Не дай бог, кто подумает, что мы курабье в виду имеем). Они пахнут прустом французской булки и, допустим, просоленными пожелтевшими (это важно) страницами домашней библиотеки, растрескавшимся переплетом, который так и хочется лизнуть (нет-нет, это как стихи - это не диагноз, а поэтическое мышление) и еще, например, альдегидами, просто потому что это слово сейчас в тренде (не то, что, например, отсутствие запятой между подлежащим и сказуемым).
И кажется, наверное, что если вот ассоциативный ряд сделать пожирнее - трусики-сандалики, платьице в горошек, потеряла девственность, чувствую я кожей - то, наверное, это что-то скажет и о парфюме, и о том, кто. (Например, что этот человек не только пахнет не как все, но еще и чувствует сложносочиненными предложениями.) Но чаще всего кажется, знаете как в детсадовском анекдоте - "Петька, шо это у меня? - Так то ж говно, Василь Иваныч. - Вот и я думаю, откуда в жопе пластилин?"
Поэтому, знаете, белые цветы. Мята. Смородина. Мускус-амбра-деревяшки.
Курабье, а не чизкейк.