Сегодня -- последнее из пяти писем, опубликованных в "Комсомольской правде" 7 ноября 1938 года и адресованных "Товарищам потомкам".
НАШИ ДЕТИ
Друзья! Мост к вам, в будущее - это дети. Они приоткрывают завесу над тем, каким будет человечество завтра. Когда я пытаюсь представить себе мир освобожденным от несправедливости, насилия, гнета, представляю людей самого отдаленного и самого прекрасного общества, я всегда мысленно обращаюсь к детям наших дней.
Я люблю детей и провела с ними двадцать восемь лет моей жизни. Профессию учительницы я избрала не случайно. Сама я человек двух эпох, и каждая из этих эпох так же отлична от другой, как океан отличен от пустыни. Эпоха раскололась надвое на моих глазах. Это было двадцать один год назад, в октябре тысяча девятьсот семнадцатого года. И дети, среди которых я провела мою юность, так же непохожи на нынешних детей, как две половины моей жизни.
Свободными от предрассудков, сильными, волевыми и мужественными, созидателями и творцами с широким мышлением, с облагороженным чувствами, не знающими игры мелких страстишек, пронизанными духом высокого коллективизма и интернационализма, уверенными хозяевами прекрасного мира - такими - не правда ли? - будете вы, товарищи потомки.
Как хочется рассказать о рождении этих свойств и качеств у нашей детворы!
...Помню, двадцать семь лет назад в деревенскую школу, где я начинала учительствовать, привели запуганного, глядящего исподлобья мальчугана. Это был рослый и сильный для своих лет паренек. Он мог бы одним движением руки уложить десяток своих сверстников, но он вздрагивал от каждого обращенного к нему слова, от каждого взгляда. За ним тянулся шепоток, в документах этого ребенка значилось: «Отец неизвестен». И все, даже самые трусливые, самые слабые ребята, отворачивались от него.
В школе, где я работаю теперь, есть мальчик Миша. Он отчаянный шалун и забияка. Он не знает, кто был его отцом. Весь класс переживает дурное поведение паренька. Весь класс старается ему помочь. А недавно, когда он пропустил день занятий, я собрала моих десятилетних учеников, рассказала им, что Миша дурно ведет себя именно потому, что возле него нет строгого и умного отца. И спросила: «Что посоветуете, дети?» Встала девочка Лора. «Мария Павловна, - сказала она, - раз у Миши нет папы, пусть мой папа в нему прикрепится»… А быстрый Вова, не дав ей договорить, закричал: «Нет уж, нет, пусть мой папа прикрепляется. Он военный, он самый лучший!» И все согласились, что Мише надо прикрепить самого лучшего военного папу, раз у Миши в семье не хватает отца. Вот ощущение огромной дружной семьи, вот коллективизм, которым преисполнены наши ребята!
Совсем на днях, перед праздником, дети узнали, что школа готовит для них подарки. А перед этим мы много читали об Испании и Китае. И вот явилась ко мне детская делегация: «Не надо нам вечера, давайте пошлем подарки маленьким испанцам и китайцам!» Мои ученики не видели еще на карте Испании и Китая, а чувство интернационализма уже крепко-накрепко вошло в их плоть и кровь.
Они - созидатели и творцы. Это сказывается и в игре и в труде.
Когда в стране какие-нибудь события, хорошо приходить в школу. В любую советскую школу. По блестящим глазам, по раскрасневшимся лицам даже самых маленьких ребят без всяких слов можно узнать о том, что в стране произошло нечто значительное. В той, первой половине, моей жизни, которую я прожила в другой эпохе, большинство школьников никогда не прикасалось к газетам. Все их существование замыкалось в личном, в самом узеньком, в самом незатейливом кругу семейного быта. А теперь даже восьмилетние малыши приносят в школу дуновение политической и общественной жизни страны.
Через напластованья истории до вас, товарищи потомки, несомненно дойдут рассказы о замечательном героизме советских летчиков и летчиц. Если бы вы могли видеть наших детишек в дни перелетов Чкалова, Громова, в дни папанинской эпопеи, в дни, когда среброкрылый самолет с гордым плетем «Родина» опустился в далекой тайге!.. Дети жили в эти дни одним горячим порывом, одной общей гордостью и восторгом... Я видела, как десятилетняя Валя утешала слабого здоровьем Славу: «Ну, если ты сам не сможешь быть летчиком, то уж конструктором самолетов будешь непременно!» А Слава глотал слезы зависти. Да, зависть - ничтожное чувство прошлой эпохи - еще сохранилась у наших детей. Но какая облагороженная, прекрасная, я бы сказала, героическая зависть! Зависть к подвигу, зависть к замечательной жизни, к героизму, жадность к большим делам во славу своей страны. Широко мыслят наши дети.
... А я в моей юности тоже испытывала зависть. Это было в тот день, когда меня пустили на концерт в залитый огнями зал купеческого собрания и я в моем бедном ситцевом платьишке одиноко стояла у стены, глядя, как веселятся мои богатые, нарядные сверстницы!.. Бедная! Страшное слово, которое в моем детстве я знала с того часа, как научилась говорить... И вот я сейчас пишу о поколении, которое и в мыслях не делит свой советский мир на богатых и бедных, которое даже представить не может всей унизительности ситцевого платьишка на дочери столяра среди сверканья шелка и бархата купеческих дочек.
С чувством собственного достоинства входит в жизнь маленький советский гражданин. Никто не смеет попрать этого достоинства. Никто не смеет унизить. Советские дети шагают по своей земле полноправными хозяевами. В школу приходит Петя. Ему 10 лет. Он полон негодования: «Управдом не пускает ребят в красный утолок! Внушите ему, Марья Павловна, что он не имеет права!» Приходят Веры, Вани, Сережи. Каждый несет кусочек большой жизни, в каждом таится частица человека далекого будущего...
МАРИЯ ТОМИЛИНА,
депутат Верховного Совета РСФСР,
педагог III класса «А»
456-й школы Москвы.
Источник: // Комсомольская правда, 7 ноября 1938 года, с. 3.