Про жевательную резинку
Оригинал взят у borya_spec в Про жевательную резинку
Представьте, какой шквал эмоций на меня нахлынул, когда я узнал, что неподалеку от школы, где я в начале 80х годов безмятежно учился в четвертом классе, вот только что перевернулся грузовик с жевательной резинкой.
Поймите меня правильно, ребенок «родом из СССР» о жвачке много чего знал, но редко ее пробовал. В магазинах ее не существовало как класса, разве что в лавках потребкооперации можно было втридорога приобрести апельсиновую резинку эстонского производства, но из-за высокой цены, мерзкой консистенции и подозрительного вкуса, спросом сей продукт не пользовался.
Все мы тогда мечтали о жвачке импортной - «Donald» или «Big Babaloo», о неповторимом аромате которых слагались легенды. Взять их, понятное дело, было негде - счастливые обладатели пап-моряков иногда приносили в школу импортное чудо, но делись неохотно. Вернее, делились - но за деньги. Заплатив 20 копеек, любой желающий мог одолжить кусочек жвачки на каких полчасика. Так одна резинка могла кочевать изо рта в рот неделями, принося своим владельцам неплохие барыши.
Или вот еще - раз в год или два в наш город приезжал чешский луна-парк. Сыграв в тир, кегельбан или бросив куда-то там мяч, вполне можно было выиграть жвачку под названием «Pedro», опять-таки восхитительно вкусную, разве что без вкладыша с комиксом. К счастью, луна-парк располагался всего в нескольких километрах от нашей школы и после уроков мы бегали туда за заветными сладостями - чехи охотно продавали «мимо кассы» любые призы - за наличные.
В ту пору едва ли не все дети нашего города охотились за юбилейной 50-копеечной монетой с изображением Ленина на аверсе. Ценность ее заключалась в том, что номинал монеты был указан не арабскими цифрами, а текстом. Посему чешские спекулянты всегда принимали ее за рубль и выдавали уже не одну, а две жвачки. Была еще другая технология - натереть до блеска трехкопеечную монету песком так, чтобы ее можно было выдать за 20-копеечную, но особым успехом данный вариант не пользовался - из-за низкого соотношения трудоемкость/выгода.
Детям из республик, где не проживали семьи моряков и куда не добирались заграничные луна-парки, приходилось сложнее. Попробовать жвачку они мечтали не меньше других, а возможностей сделать это было всего чуть. Так, классе в третьем учительница русского языка обратилась к нам, школьникам, с вопросом - кто хочет переписываться с ребятами из других республик нашей страны? Тут выяснилось, что желающих только двое, но один из них - я. Так я начал переписываться с мальчиком из Башкирии.
Вскоре выяснилось, что мой новоявленный друг по переписке живет в городе Салават. Город назван в честь героя Салавата Юлаева. Там красиво, очень тепло, есть много достопримечательностей. В общем, переписываться оказалось скучно. Я заставлял себя писать далекому башкирскому другу про оценки, учебу и о желании когда-нибудь купить велосипед, в ответ с другого конца страны летели письма про историю Башкирии, Крестьянскую войну, о подвигах Салавата Юлаева, и даже - о его стихах. Хотя после моего рассказа о велике исторические экскурсы немедленно прекратились, и далекий друг поведал мне о заветной своей мечте.
- Все для хорошей жизни у меня есть, - писал он, - отец, мать, два брата, сестра, но вот одного лишь не хватает - ни разу в жизни не пробовал я жвачку, много слышал о ней, мечтаю, хочу. Но шансов мало, хотя и надежда есть.
Каждый понедельник мы сдавали в школе деньги на обеды - три рубля, если память не изменяет. Трудно вспомнить, на что именно шли эти деньги - благо, государство кормило детей бесплатно, но каждое утро понедельника я получал от родителей «трешку» и нес ее в школу сдавать. И вот, в один прекрасный понедельник я, движимый интернациональным долгом, «обеденные» до школы не донес. Купленную в кооперативном магазине апельсиново-эстонскую жвачку я бережно упаковал в картонную коробочку, приложил к ней открытку с видами Риги, и отнес все это на почту - заветное лакомство отправилось в Башкирию ценной бандеролью. Отведавший диковинного яства друг на связь с тех пор не выходил.
Прошло несколько лет и накануне моего дня рождения родители снабдили меня десятирублевой купюрой и благословением на приобретение черепахи. О рептилии этой я мечтал уже давно и при каждом удобном случае просил ее завести. Получив деньги, я впорхнул в трамвай и окрыленный, помчался на Птичий рынок (рижанам он известен как Чиекуркалнский). На мою и черепахину беду у входа на рынок расположились фарцовщики - прямо на земле расстелили они газету, приперли углы ее камнями (чтобы ветром не унесло) и разложили тут и там диковинные, заморские товары. Там было все - баночное пиво, заграничные сигареты, три вида жвачки в пачках с блестящими боками, колоды карт с голыми тетками, зажигалки, ручки, и много чего еще. Кольцом вокруг газеты стояла молчаливая толпа взрослых сограждан, с интересом разглядывавших элементы дольчевиты, но ничего, однако не приобретавших. Где-то с полчаса стоял с ними и я, а потом не выдержал и за пять рублей купил упаковку жвачки - что-то вроде Stimorol, из пяти пластинок.
Оставшиеся пять рублей я потратил на самодельный кубик Рубика. Продавали его (и, судя по всему, изготавливали) цыгане, так что головоломка развалилась на третий день эксплуатации. А Stimorol, при всем моем уважении к обстоятельствам его приобретения, оказался на поверку редкостной гадостью. И еще я остался без черепахи.
После этой истории я еще немного подрос, и через год-другой влюбился в девочку из параллельного класса. Тут опять не обошлось без цыган, которые должны были сыграть немаловажную роль в моем хитроумном плане по завоеванию сердца девочки. А план был такой - я оправляюсь на вокзал, где покупаю у первой попавшейся гадалки две жвачки «Дональд» - по рублю штука. Возвращаюсь домой, выкатываю с балкона велик и еду с жвачками к дому, где живет моя потенциальная пассия. В шесть часов вечера, сделав уроки, она выходит гулять с подругой. Тут из-за угла выезжаю я, эффектно ставлю велик на дыбы, и пока девочка задыхается от восхищения, предлагаю ей пешую прогулку по микрорайону - тет-а-тет, только мы вдвоем. И позже, на закате, когда накал романтизма достигнет своего пика, я угощу ее «Дональдом», небрежно разверну свой экземпляр, и мы будем жевать, жевать, жевать, вдыхая теплый весенний воздух, и глядя, как солнце лениво заползает за крыши соседних домов. План был, по крайней мере, такой.
Сложилось все иначе. Поставив велик на дыбы, я подкатил к объекту своих воздыханий и шагающей в нагрузку подруге, мы обменялись приветствиями, а затем медленно, не сговариваясь, направились в сторону школы. Девчонки шли пешком, взявшись за руки, рядом я - выписывал круги на велике. Цыганские «Дональды» жгли карман, но разговор как-то не складывался. Так мы дошли молча до школы, развернулись и двинули в сторону дома, где обменялись дежурными «пока». План не сработал, но возраст был еще не тот, чтобы мало-мальски из-за этого переживать. Напротив, каждую из жвачек я аккуратно разделил на три части перочинным ножиком и шесть выходных подряд устраивал себе праздник живота, съедая по кусочку.
Я к чему все это рассказываю - только представьте, какой трепет я испытал услышав новость о грузовике с жвачкой, потерпевшем крушение неподалеку от школы. Да что там я - сотни детей не сговариваясь, прямо с перемены ринулись к месту аварии. Дисциплина, расписание уроков, а также налет цивилизованности - все мгновенно испарилось, уступив место животному инстинкту хищника. Одинокий милиционер, пытавшийся поддерживать видимость порядка на месте ДТП, увидев приближающуюся на огромной скорости толпу решительно настроенных детей, сделал все правильно и удалился на почтительное расстояние.
Тут выяснилось, что в чреве грузовика перевозилась не совсем жвачка, а своего рода заготовки к ней. Эдакие цилиндрики размером с сигаретный фильтр - белые, без вкуса и запаха. Я не уверен, что эти штуковины вообще имели отношение к жвачке, но поскольку свою околожевательную функцию они вполне себе выполняли - мы решили, что это она самая и есть. Цилиндрики были упакованы в увесистые пакеты и прозрачного полиэтилена. Пакеты были сложены в картонные ящики, часть которых разорвалось в момент крушения, остальное растерзали мы. Каждый хватал столько, сколько мог унести, так что вскоре, особенно когда на место прибыли дети из еще одной школы, целых пакетов на земле не осталось. Хотя тут и там валялись цилиндрики, высыпавшие из разорванных упаковок - их загребали вместе с землей в ладони и распихивали по карманам.
Очень быстро выяснилось, что ничего ценного в неожиданно свалившемся на голову сокровище нет. Жевать нечто без вкуса и запаха оказалось удовольствием сомнительным. Первые несколько дней все мы предавались экспериментам, целью которых были попытки придать заготовкам свойства настоящей жвачки. Цилиндрики вымачивали в варенье, кипятили с ним же в кастрюлях, запекали в духовках, поджаривали вместе с сахаром - безрезультатно. От заготовок начали избавляться - сначала выставляли на продажу по 20 рублей за упаковку, но всего за несколько дней цена упала до 3 рублей, а еще через пару дней большинство пакетов с жвачкой перекочевало на помойки.
Мораль этой истории… ее нет. Но вот что я хочу сказать - мои воспоминания о тех противоречивых временах исключительно теплые и светлые. Ведь жили мы все-таки хорошо, только немного своеобразно.
Представьте, какой шквал эмоций на меня нахлынул, когда я узнал, что неподалеку от школы, где я в начале 80х годов безмятежно учился в четвертом классе, вот только что перевернулся грузовик с жевательной резинкой.
Поймите меня правильно, ребенок «родом из СССР» о жвачке много чего знал, но редко ее пробовал. В магазинах ее не существовало как класса, разве что в лавках потребкооперации можно было втридорога приобрести апельсиновую резинку эстонского производства, но из-за высокой цены, мерзкой консистенции и подозрительного вкуса, спросом сей продукт не пользовался.
Все мы тогда мечтали о жвачке импортной - «Donald» или «Big Babaloo», о неповторимом аромате которых слагались легенды. Взять их, понятное дело, было негде - счастливые обладатели пап-моряков иногда приносили в школу импортное чудо, но делись неохотно. Вернее, делились - но за деньги. Заплатив 20 копеек, любой желающий мог одолжить кусочек жвачки на каких полчасика. Так одна резинка могла кочевать изо рта в рот неделями, принося своим владельцам неплохие барыши.
Или вот еще - раз в год или два в наш город приезжал чешский луна-парк. Сыграв в тир, кегельбан или бросив куда-то там мяч, вполне можно было выиграть жвачку под названием «Pedro», опять-таки восхитительно вкусную, разве что без вкладыша с комиксом. К счастью, луна-парк располагался всего в нескольких километрах от нашей школы и после уроков мы бегали туда за заветными сладостями - чехи охотно продавали «мимо кассы» любые призы - за наличные.
В ту пору едва ли не все дети нашего города охотились за юбилейной 50-копеечной монетой с изображением Ленина на аверсе. Ценность ее заключалась в том, что номинал монеты был указан не арабскими цифрами, а текстом. Посему чешские спекулянты всегда принимали ее за рубль и выдавали уже не одну, а две жвачки. Была еще другая технология - натереть до блеска трехкопеечную монету песком так, чтобы ее можно было выдать за 20-копеечную, но особым успехом данный вариант не пользовался - из-за низкого соотношения трудоемкость/выгода.
Детям из республик, где не проживали семьи моряков и куда не добирались заграничные луна-парки, приходилось сложнее. Попробовать жвачку они мечтали не меньше других, а возможностей сделать это было всего чуть. Так, классе в третьем учительница русского языка обратилась к нам, школьникам, с вопросом - кто хочет переписываться с ребятами из других республик нашей страны? Тут выяснилось, что желающих только двое, но один из них - я. Так я начал переписываться с мальчиком из Башкирии.
Вскоре выяснилось, что мой новоявленный друг по переписке живет в городе Салават. Город назван в честь героя Салавата Юлаева. Там красиво, очень тепло, есть много достопримечательностей. В общем, переписываться оказалось скучно. Я заставлял себя писать далекому башкирскому другу про оценки, учебу и о желании когда-нибудь купить велосипед, в ответ с другого конца страны летели письма про историю Башкирии, Крестьянскую войну, о подвигах Салавата Юлаева, и даже - о его стихах. Хотя после моего рассказа о велике исторические экскурсы немедленно прекратились, и далекий друг поведал мне о заветной своей мечте.
- Все для хорошей жизни у меня есть, - писал он, - отец, мать, два брата, сестра, но вот одного лишь не хватает - ни разу в жизни не пробовал я жвачку, много слышал о ней, мечтаю, хочу. Но шансов мало, хотя и надежда есть.
Каждый понедельник мы сдавали в школе деньги на обеды - три рубля, если память не изменяет. Трудно вспомнить, на что именно шли эти деньги - благо, государство кормило детей бесплатно, но каждое утро понедельника я получал от родителей «трешку» и нес ее в школу сдавать. И вот, в один прекрасный понедельник я, движимый интернациональным долгом, «обеденные» до школы не донес. Купленную в кооперативном магазине апельсиново-эстонскую жвачку я бережно упаковал в картонную коробочку, приложил к ней открытку с видами Риги, и отнес все это на почту - заветное лакомство отправилось в Башкирию ценной бандеролью. Отведавший диковинного яства друг на связь с тех пор не выходил.
Прошло несколько лет и накануне моего дня рождения родители снабдили меня десятирублевой купюрой и благословением на приобретение черепахи. О рептилии этой я мечтал уже давно и при каждом удобном случае просил ее завести. Получив деньги, я впорхнул в трамвай и окрыленный, помчался на Птичий рынок (рижанам он известен как Чиекуркалнский). На мою и черепахину беду у входа на рынок расположились фарцовщики - прямо на земле расстелили они газету, приперли углы ее камнями (чтобы ветром не унесло) и разложили тут и там диковинные, заморские товары. Там было все - баночное пиво, заграничные сигареты, три вида жвачки в пачках с блестящими боками, колоды карт с голыми тетками, зажигалки, ручки, и много чего еще. Кольцом вокруг газеты стояла молчаливая толпа взрослых сограждан, с интересом разглядывавших элементы дольчевиты, но ничего, однако не приобретавших. Где-то с полчаса стоял с ними и я, а потом не выдержал и за пять рублей купил упаковку жвачки - что-то вроде Stimorol, из пяти пластинок.
Оставшиеся пять рублей я потратил на самодельный кубик Рубика. Продавали его (и, судя по всему, изготавливали) цыгане, так что головоломка развалилась на третий день эксплуатации. А Stimorol, при всем моем уважении к обстоятельствам его приобретения, оказался на поверку редкостной гадостью. И еще я остался без черепахи.
После этой истории я еще немного подрос, и через год-другой влюбился в девочку из параллельного класса. Тут опять не обошлось без цыган, которые должны были сыграть немаловажную роль в моем хитроумном плане по завоеванию сердца девочки. А план был такой - я оправляюсь на вокзал, где покупаю у первой попавшейся гадалки две жвачки «Дональд» - по рублю штука. Возвращаюсь домой, выкатываю с балкона велик и еду с жвачками к дому, где живет моя потенциальная пассия. В шесть часов вечера, сделав уроки, она выходит гулять с подругой. Тут из-за угла выезжаю я, эффектно ставлю велик на дыбы, и пока девочка задыхается от восхищения, предлагаю ей пешую прогулку по микрорайону - тет-а-тет, только мы вдвоем. И позже, на закате, когда накал романтизма достигнет своего пика, я угощу ее «Дональдом», небрежно разверну свой экземпляр, и мы будем жевать, жевать, жевать, вдыхая теплый весенний воздух, и глядя, как солнце лениво заползает за крыши соседних домов. План был, по крайней мере, такой.
Сложилось все иначе. Поставив велик на дыбы, я подкатил к объекту своих воздыханий и шагающей в нагрузку подруге, мы обменялись приветствиями, а затем медленно, не сговариваясь, направились в сторону школы. Девчонки шли пешком, взявшись за руки, рядом я - выписывал круги на велике. Цыганские «Дональды» жгли карман, но разговор как-то не складывался. Так мы дошли молча до школы, развернулись и двинули в сторону дома, где обменялись дежурными «пока». План не сработал, но возраст был еще не тот, чтобы мало-мальски из-за этого переживать. Напротив, каждую из жвачек я аккуратно разделил на три части перочинным ножиком и шесть выходных подряд устраивал себе праздник живота, съедая по кусочку.
Я к чему все это рассказываю - только представьте, какой трепет я испытал услышав новость о грузовике с жвачкой, потерпевшем крушение неподалеку от школы. Да что там я - сотни детей не сговариваясь, прямо с перемены ринулись к месту аварии. Дисциплина, расписание уроков, а также налет цивилизованности - все мгновенно испарилось, уступив место животному инстинкту хищника. Одинокий милиционер, пытавшийся поддерживать видимость порядка на месте ДТП, увидев приближающуюся на огромной скорости толпу решительно настроенных детей, сделал все правильно и удалился на почтительное расстояние.
Тут выяснилось, что в чреве грузовика перевозилась не совсем жвачка, а своего рода заготовки к ней. Эдакие цилиндрики размером с сигаретный фильтр - белые, без вкуса и запаха. Я не уверен, что эти штуковины вообще имели отношение к жвачке, но поскольку свою околожевательную функцию они вполне себе выполняли - мы решили, что это она самая и есть. Цилиндрики были упакованы в увесистые пакеты и прозрачного полиэтилена. Пакеты были сложены в картонные ящики, часть которых разорвалось в момент крушения, остальное растерзали мы. Каждый хватал столько, сколько мог унести, так что вскоре, особенно когда на место прибыли дети из еще одной школы, целых пакетов на земле не осталось. Хотя тут и там валялись цилиндрики, высыпавшие из разорванных упаковок - их загребали вместе с землей в ладони и распихивали по карманам.
Очень быстро выяснилось, что ничего ценного в неожиданно свалившемся на голову сокровище нет. Жевать нечто без вкуса и запаха оказалось удовольствием сомнительным. Первые несколько дней все мы предавались экспериментам, целью которых были попытки придать заготовкам свойства настоящей жвачки. Цилиндрики вымачивали в варенье, кипятили с ним же в кастрюлях, запекали в духовках, поджаривали вместе с сахаром - безрезультатно. От заготовок начали избавляться - сначала выставляли на продажу по 20 рублей за упаковку, но всего за несколько дней цена упала до 3 рублей, а еще через пару дней большинство пакетов с жвачкой перекочевало на помойки.
Мораль этой истории… ее нет. Но вот что я хочу сказать - мои воспоминания о тех противоречивых временах исключительно теплые и светлые. Ведь жили мы все-таки хорошо, только немного своеобразно.