Трудно быть папой, или Борджиа, солнечный Неаполь и золотая молодежь. Окончание
Начало здесь
Хуан Борджиа (он же Хуан де Борха, он же Джованни Борджиа, он же, если кому-то больше так нравится, Джованни де Борха) вернулся из Испании во всем подобающем его положению великолепии. Подобающее великолепие, по его мнению, - это когда даже конь почти целиком покрыт золотом, не говоря уже о самом всаднике. Сколько он тем конем затоптал зазевавшихся пешеходов, двигаясь с недозволенной скоростью по территории Испании и Италии, в статистику происшествий не вошло. Ну, может, какой молоденький, неопытный и не получивший от старших товарищей необходимых инструкций инспектор Санта Эрмандады и пытался его остановить и оштрафовать за превышение скорости, но этот су… извините, чуть не вырвалось, папский сын «жестом показал, что его зовут Хуан» (с), и спокойно проследовал дальше. Он вообще считал, что ему все можно, а если вдруг что-то случайно нельзя, то все равно можно, потому что папа отмажет. А что, нормальная мажорская логика, преспокойно дожившая до наших дней и вовсю применяющаяся в том числе на дорогах нашей родины.
Хуан Борджиа. Изображение из Википедии
Чувство собственного невшибенного величия подпитывалось у Хуана не только тем, что он был сыном папы римского, но и наличием титула герцога Гандийского и родственных отношений с королевской семьей: супруга Хуана, донья Мария Энрикес, приходилась кузиной королю Арагона Фердинанду. То есть он был не последний испанский гранд - «уж и щеголь, уж и франт! В каждом ухе по брильянту - чем тебе не вариянт!» (Л. Филатов) Конечно, не за красивые глаза юного Борджиа взяли в знатнейшую испанскую семью и не за выдающиеся военные и управленческие заслуги вручили ему герцогство. Просто папа в свое время постарался на дипломатической ниве, оказывая услуги Католическим королям Фердинанду и Изабелле. И вообще Испанию не обходил попечением еще с ранних лет своей церковной карьеры.
В общем, прибыл этот прекрасный молодой человек, по уши в золоте и титулах, в Рим, но не только для того, чтобы деньгами сорить, бухать и девок портить (хотя это основное), а и сделать что-то полезное для семьи. Например, матери картошки привезти и завалившийся забор у ее палаццо поправить зачистить Папскую область от мятежной семейки Орсини. Тем более, кстати вспомнился тот факт, что Орсини владели своими замками не по праву собственности, а как викарии (то есть наместники) папы римского. Сами-то Орсини (да и другие викарии) расценивали это как простую формальность, но формальностью это было, пока броня дома Орсини была крепка. А как только их конкуренты усилились, появился повод освободить папских викариев от занимаемой должности и замков в связи с утратой доверия, причем они не могли бы прикрыться даже «какими-то бумажками о собственности» (с). Освободить-то, конечно, можно, но они же не отдадут, гады. Поэтому надо идти и отнимать силой. Вот Хуану и поручили это мероприятие, предварительно вручив титул гонфалоньера церкви и заранее передав во владение все замки Орсини, которые удастся завоевать. Для стимула.
Честно сказать, назначение Хуана было скорее имиджевым. Папа с головой дружил и не питал иллюзий относительно способностей своего дитятка. Понимал, что дай отпрыску самостоятельность - он завалит всю работу отдела легонькой промышленности, да так, что потом еще вся семья Борджиа на семью Орсини работать будет. Поэтому и послал с Хуаном опытного полководца Гвидобальдо, герцога Урбинского. Негласно предполагалось, что герцог Урбинский будет воевать, а герцог Гандийский сиять величием, торговать мордой на фоне развевающихся папских штандартов и забирать себе отвоеванные замки. А что, нормальный расклад в условиях непотизма и фаворитизма. Всегда это именно так и работает.
Рафаэль Санти. Гвидобальдо, герцог Урбинский. Кажется, тот самый (?). Изображение из Википедии
Сначала все шло хорошо. Удалось взять с десяток замков, принадлежащих Орсини. Хуан упивался победой и алкоголем, пока войско не подошло к стенам замка Браччано, главного оплота Орсини, который оборонял родственник Джентиле Вирджинио, царство ему небесное - кондотьер Бартоломео д’Альвиано. Сдаваться бравый кондотьер совершенно не собирался, а вот намылить шею всяким там, прости Господи, выскочкам типа Борджиа, наоборот, собирался.
А тут еще герцог Урбинский взял больничный в связи с ранением, ушел в свой шатер и отключил телефон, чтобы его не доставали просьбами о консультации. Пытливые взоры солдат обратились на Хуана: мол, ты мастер полководец, ты и думай. Давай, командуй, чего делать-то? Чего делать - этого Хуан не знал. Никто же не мог предположить, что ему и в самом деле придется командовать войском. Спросить совета у нижестоящих чинов - западло: он же велик! Будет он еще советы от всякой шелупони слушать. Вот и слонялся вокруг Браччано, оправдывая свое бездействие тем, что гранаты у д’Альвиано не той системы и вообще хорошо бы еще артиллерии под стены подогнать. Так и написал в Рим: «Папа, у меня неприятности. Вышли по этому адресу еще пушек. Ни о чем не спрашивай, не перезванивай, объясню все потом».
Пушки когда еще придут, а между тем защитники крепости не только успешно держали оборону, но и даже, говорят, высылали свои отряды за стены. Такие отряды иной раз и до подступов к Риму добирались. Однажды Чезаре Борджиа вышел покурить в неглиже, так они его чуть не сцапали. Хорошо, что Чезаре уже привык выходить на перекур и в туалет с конем и эскортом, так что ему удалось вырваться из цепких лап врагов. Мысли Чезаре в отношении его брата легко реконструировать. Я думаю, кратко их можно выразить, используя знаменитую фразу министра иностранных дел РФ. Чезаре и раньше-то был недоволен, что папа все плюшки щедрой рукой отсыпает Хуану, а тут уж вообще озверел.
О дальнейших событиях вокруг Браччано злые языки рассказывают совсем уже какие-то непотребные вещи. Д’Альвиано сделал очередную вылазку, выбил осаждавших с передовых укреплений, а потом через брешь в стене выгнал осла, предварительно повесив на него табличку типа «Иду на переговоры с герцогом Гандийским». То есть имелось в виду, что осел - достойный собеседник для Хуана, равный ему по интеллектуальному уровню. Других дипломатов, как бы говорил д’Альвиано, у меня для вашего герцога нет. Остальные слишком для него умные, не потянет беседу. Получается, никакого уважения к своему сопернику Орсини и их родственники почему-то не испытывали. Под хвостом осла обнаружили письмо, содержавшее точную характеристику морального облика и полководческих способностей главнокомандующего папской армии. Обидно, слушай!
Дж. Беллини. Бартоломео д’Альвиано (наверное). Изображение из Википедии
Обидно-то, конечно, обидно, но еще обиднее стало, когда сторонники Орсини собрались с силами и двинулись на помощь осажденным. Пришли и расчихвостили осаждающих так, что пух и перья полетели. Хуан был ранен, герцог Урбинский взят в плен.
Папе пришлось заключить с Орсини мир. Правда, по условиям мира Орсини выражали свою сыновнюю покорность Святому Престолу и вносили пятьдесят тысяч дукатов папскую казну. Однако потребовали те же пятьдесят тысяч как выкуп за герцога Урбинского. В-взаимозачет. Ну, Борджиа бы не был Борджиа, если бы не решил проблему в свою пользу: взнос он забрал себе, а выкуп повесил на семью герцога Урбинского. Профит!
Кто-то, может, подумал, что по результатам своих военных успехов Хуан получил от папы по ушам? Что папа его два часа вожжами гонял по апартаментам Ватикана? Что забрал у него коня в золоте, ключи от герцогства, заблокировал кредитки, а самого сослал послужить рядовым под началом какого-нибудь опытного кондотьера для повышения грамотности в военном деле? Тот, кто так подумал, явно не учитывает ни исторических, ни современных нам реалий. Хуан получил вовсе не по ушам, а орден. Его пышно чествовали как победителя и защитника правого дела Церкви, перечислялись его выдающиеся заслуги перед отечеством и восхвалялись его недюжинные способности. Все это в торжественной обстановке, с музыкой и фуршетом.
На второй ступеньке пьедестала почета стоял Джованни Сфорца - актуальный на тот момент муж дочери папы Лукреции. Пофиг, что в войне и последующих событиях он себя проявил как-то не очень. Разве что когда его родственник, миланец Лодовико Сфорца, опять метнулся на сторону французского короля Карла, Джованни остался верен папе, то есть тестю. Но я согласна, что Джованни надо было обязательно наградить, еще и молоко за вредность выдавать ежемесячно: быть мужем женщины из семьи Борджиа - уже само по себе достойно награды. Лишь бы не посмертно.
Третий награждаемый, конечно, не мог соперничать блеском с первыми двумя (особенно с самым первым). Потому что он привык не блистать, а дело делать. А это обычно не так интересно широкой публике, не так щедро оплачивается и не с такой помпой награждается. Гонасало де Кордоба был командирован Католическими королями в Неаполь, чтобы вместе с итальянцами гнать французскую армию из Италии. И очень успешно сражался: сначала партизанскими методами вроде захвата обозов, потом в открытых сражениях. В общем, удалось ему очистить Неаполь от французов. Потом еще и рядом с Римом подчищал за Хуаном то, что он напортачил в ходе своей славной военной операции. И вот такой человек остался фактически в тени Хуана, который ни черта сделать не сумел, кроме своего имиджа гопника из подворотни с манерой общения в стиле «Закурить есть? А если найду?», зато ЧСВ зашкаливает. Обидно? Бесит? Да! Гонсало не хотел даже на церемонию награждения являться, но его все равно догнали и благодарность выразили.
Оукс в роли Хуана. Фото: ВКонтакте
Потому что папа, хоть и чествовал сыночка в имиджевых целях, все же понимал, что на сыночкиных способностях и талантах далеко не уедешь, желательно поддерживать настоящих специалистов. Семья семьей, преданность преданностью, но эффективно работать и победоносно воевать кто-то должен - и этот кто-то явно не Хуан. Вот врагов наживать - это да, это он первый. Не сказать, что это полезное умение: у папы и так врагов было достаточно, куда еще-то, солить, что ли?
В общем, как гласит известная цитата, «детей надо баловать - тогда из них вырастают настоящие разбойники!» Ну, или такие вот, я извиняюсь, гонфалоньеры. В данном случае это одно и то же.