Рыба гремела камнями в своей банке. Тень Феи, вытянув ножки, возлежала в корзине для шитья, словно это была обитая бархатом оттоманка, и, поигрывая туфелькой, читала книгу про какие-то очень полезные травы.
Я, как обычно, праздно размышлял. В моих мыслях я был уже далеко-далеко, где-то там, где даже пастухи коровам хвосты не крутят, а только маки алыми нежными губами указывают путь к воде да причудливо слоятся скалы, а вдалеке, почти скрывшись в дымке, пытаются выпить всё море утомившиеся от жажды утёсы. Но очередной «бульк» отвлёк меня. Я посмотрел на Универсальную Рыбу. Она старательно что-то строила. Сначала - маленький камешек, на него - камешек побольше, потом - ещё больше, потом ещё, а потом вся эта неустойчивая конструкция разваливалась. Тень Феи тоже отвлеклась от своей очень интересной книги.
- Скажи, Рыба, с тобой в детстве родители не занимались развивающими играми, пирамидки собирать не учили? Сначала кладётся большой камень, на него камень поменьше, потом ещё меньше, а сверху - самый маленький.
Рыба посмотрела на неё, перевернулась кверху брюхом и булькнула:
- Ну, а я как делаю? С конца - маленький камень, с начала - большой, сверху - что ты имеешь в виду под верхом? - она взяла в пасть Маленький камешек и поднявшись с ним к поверхности, отпустила. Тот упал на дно. - Видишь? Не держится!
И с прежним упорством она принялась укладывать на дно сперва маленький камень, затем на него камень побольше, потом на него камень ещё больше, пока самый крупный камень не развалил эту перевёрнутую пирамиду и едва не пришиб Рыбу. Тень Феи фыркнула и продолжила читать увлекательную главу про крушину, заложив пальцем страницу с камнеломкой.
Тут я понял, что у нашей Универсальной Рыбы есть некоторые проблемы с пространством и временем.
- А что ты строишь? - я решил подойти с другой стороны.
На меня уставился круглый глаз. Спирали в нём сегодня не было, - просто зрачок, похожий на ягоду садовой голубики, подёрнутой сизым дымком, в котором отражался перевёрнутый я. «Замок. Я строю замок, Портрет, потому что решила стать Рапунцелью, посижу в нём, подожду своего принца, - она покосилась на тень Феи, - поотращиваю косы. Ха!» Она недовольно булькнула и отвернулась. Я осторожно постучал пальцами по стеклу. Рыба скосила глаз на меня, но не повернулась. Под ней покоилась груда камней. Я должен был догадаться сам.
Тень Феи, взяв книгу под мышку, поднялась из своей корзины и подошла к жестянкам с травами. Зажгла спиртовку и стала колдовать с перегонным кубом. Над потолком повис плотный кудлатый пар. В её пальцах зашуршали сухие синие цветы живокости и рожки спорыньи.
Рыба молчала, надувшись, а я... А я кое-что вспомнил. Всё-таки у нас был погреб с почти бездонным чревом. И я вытащил алюминиевую кружку. Закрыв глаза, я нырнул внутрь. И оказался на …диком пустынном берегу какого-то северного моря, усеянного голышами, большими каменными глыбами и обломками скал ржаво-красного цвета, и поросшим диким овсом и ромашками. А море было бирюзовым, словно перья зимородка. Мне вдруг захотелось там остаться. Найти какой-нибудь маяк - на море обязательно должен стоять маяк, и, чтобы почувствовать изнанкой холста его белёную каменную стену, попросить первый же гвоздь составить мне компанию. Но тень Феи и Рыба... И я принялся собирать плоские камни. Подумал, что было бы хорошо принести моей спутнице живые цветы, но так жаль их рвать... Поэтому корягами выкорчевал из песка вместе с корнями кустик чего-то, похожего на васильки, зажмурился, втянув напоследок солёный чистый воздух, и опять нырнул в дыру.
- Вы натащили песка, - сказала она не оборачиваясь.
- Вы слишком гремите, а я только заснула, увидев себя Рапунцелью, - пробулькала ворчливо Рыба. Я молча отдал тени Феи кустик цветов и высыпал голыши в банку к Рыбе. Замёл песок и осмотрелся. Васильки стояли в моей чайной чашке, с корнями, присыпанными землёй. «Потом пересажу» - услышал я. Универсальная Рыба строила свою пирамиду наоборот, на этот раз удачно, - внизу, сначала, (или с конца, - это ещё ка как посмотреть) первым - самый маленький плоский камешек, потом камешек побольше, потом еще больше, а над водой возвышался самый большой. «Догадайтесь сам, Вы же умный!» - пробулькала Рыба.
Я вздохнул. Воображаемо, разумеется. Разве портреты могут вздыхать? Вытащил кружку из норы, зажмурился и нырнул внутрь, вместе с кружкой, заткнув дыру изнутри как можно плотнее. Вода шуршала. Низкие скалы поросли лишайником, пёстрым как ситец и невысокими травами. Море по-прежнему было бирюзовым и на горизонте сливалось с дымкой облаков. Скрипнула дверь, - должно быть, это дверь маяка, и я обернулся на звук. Он точно где-то здесь, тут ему самое место, место для воображаемого маяка в воображаемом мире портрета, ушедшего вглубь лисьих нор. И я сел на большой камень и стал смотреть на бесконечно изменяющуюся воду, приносящую к моим несуществующим ногам осколки раковин, стекла, морёные корни, старые доски и обрывки сетей. Сел ждать, пока за моей спиной не появится старый маяк, в стене которого вбит для меня гвоздь, на котором можно висеть и смотреть на море и на огни.