Естествознание долгое время развивалось во многом умозрительным путём - до тех времён, пока оно не встало прочно на почву экспериментальной науки. Нечто похожее было и в истории экономической мысли: ранние экономисты не могли опираться на твёрдые, достоверные факты - они основывались разве что на личных своих наблюдениях, потому как отсутствовала ещё экономическая статистика.
В принципе, зачатки статистики, как и зачатки науки экономики, могут быть отслежены ещё в древности. Ведь уже в стародавние времена проводились, скажем, переписи населения - и одна такая перепись, проведённая древнеримской властью, даже нашла отражение в евангелиях. Тем не менее, даже ежели такие переписи и проводились, они не давали достаточных сведений по параметрам народонаселения.
Совсем худо обстояло дело с информацией по производству и потреблению тех или иных товаров. Чуток лучше - со сведениями по сбору налогов и по внешней торговле, поскольку данные сферы находились под контролем чиновников... А тем временем развитие капитализма и его производительных сил сделало создание экономической статистики необходимостью: этого всё настойчивей требовали практические нужды государственного управления. И основателем статистики как важнейшей вспомогательной экономической дисциплины тоже выступил У. Петти.
Он называл эту науку «политической арифметикой» - термин «статистика» лишь на исходе XVIII века ввела немецкая т. н. «описательная школа» (она ставила своей задачей «описание государства», «государствоведение»; отсюда немецкое слово Statistik - от итальянских слов statista - «государственный деятель» и stato - «государство»). Основы статистики Петти заложил в работе 1676 года именно под таким вот названием: «Политическая арифметика». Поскольку труд этот носил антифранцузскую направленность, т. е. шёл «вразрез с политикой партии», истый царедворец не осмелился его опубликовать для широкой публики - «Политическая арифметика» распространялась в списках, затем она была напечатана кем-то без указания авторства - и издана под именем Петти была уже только после его смерти.
Как обычно, У. Петти выдаёт гениальные догадки лишь походя. В работе ему нужно было доказывать, что Англия не беднее Франции и не слабее её, - и Петти понимает, что он не может ограничиться пустой болтовнёй, а должен опереться на твёрдые факты. Автор умело использует даже те скупые сведения, какие он мог раздобыть, однако ему становится очевидной необходимость целиком перестроить экономическую науку, сделать её такой же опирающейся на достоверные факты наукой, как и «точные науки»: «...вместо того чтобы употреблять слова только в сравнительной и превосходной степени и прибегать к умозрительным аргументам, я вступил на путь выражения своих мнений на языке чисел, весов и мер (я уже давно стремился пойти по этому пути, чтобы показать пример политической арифметики), употребляя только аргументы, идущие от чувственного опыта, и рассматривая только причины, имеющие видимые основания в природе. Те же, которые зависят от непостоянства умов, мнений, желаний и страстей отдельных людей, я оставляю другим». У. Петти первым ставит вопрос о необходимости организации специальной государственной статистической службы и намечает некоторые направления её деятельности - видя себя, естественно, её руководителем!
Всё то, что доказывал и обосновывал в «Политической арифметике» Петти, выявилось, в общем-то, неважным и сиюминутным; но в этой работе важен именно метод исследования - выдвинутый автором статистико-экономический метод.
Петти пишет о важности исчисления национального дохода и национального богатства страны - и первым пытается это выполнить на практике. Правда, у него это получилось не очень точно, но уже его последователь Грегори Кинг (1648-1712) сумел в конце XVII века определить национальный доход Англии с весьма высокой точностью и достоверностью. В «Политической арифметике» Петти сделал даже попытку решить задачу, с которой не справляются и современные экономисты: дать денежную оценку «человеческого капитала» - знаний, умений и навыков населения. Его Петти оценил в 417 млн. ф. ст. - против 250 млн. ф. ст. материальных активов.
Это - крайне показательно: для него люди - большее национальное богатство, чем строения, орудия труда и т. п. К. Маркс по этому поводу замечает: «У нашего приятеля Петти “теория народонаселения” совершенно другая, чем у Мальтуса... Население - богатство...». Петти выдвигает ещё одну блестящую идею, опережая своё время: он предлагает определять, сколько стране требуется врачей и юристов (собственно, других специалистов с высшим образованием в те времена и не было), чтобы на этой основе рассчитывать, сколько студентов следует принимать на учёбу в университеты! Задача такая, думается, не решена капитализмом и по сей день...
В последние годы жизни Уильям Петти сосредоточился как раз на вопросах народонаселения, его роста, размещения и занятости. Честь быть основоположником демографической статистики с У. Петти делит его друг Джон Граунт (1620-74), лондонский лавочник, талантливый самоучка, занимавшийся исследованиями в области демографии на досуге. В 1662 году Граунт издал маленькую книжечку, в которой проанализировал данные по смертности в Лондоне. Книжка неожиданно вызвала большой интерес в обществе - даже у самого короля, который распорядился принять автора брошюры в Королевское общество. Впоследствии авторство Граунта было поставлено под сомнение - возникла версия, будто бы на самом деле книжку написал Петти, по каким-то причинам не захотевший под нею подписаться. В науке истории экономической мысли возникла оттого т. н. «проблема Петти - Граунт», по аналогии с «проблемой Шекспира» в литературоведении. Причём аргументы у тех, кто отказывается признавать авторство Джона Граунта, в общем-то, те же, что и у антистратфордианцев (тех, кто не считает Шекспира автором его произведений): дескать, лондонский лавочник не обладал для этого достаточным образованием.
Впрочем, насколько я знаю, наука пришла всё же к выводу, что Граунт был автором книги, подписанной его именем, - но при этом находился под сильнейшим воздействием социально-экономических взглядов его гениального друга и учителя.
Уильям Петти и проблемы градостроительства
Лондон англичане называют «the Great Wen». Советский экономист Андрей Аникин (1927-2001) в своей замечательной книжке о политэкономах домарксового периода («Юность науки. Жизнь и идеи мыслителей-экономистов до Маркса»), выдержавшей несколько изданий и удостоенной премии им. Н. Г. Чернышевского АН СССР, перевёл данное выражение как «Большой Зоб, Большая Шишка». «Как колоссальный нарост, висит Лондон, который несколько столетий был величайшим городом мира, на ленточке Темзы, и тысячи видимых и невидимых нитей расходятся от него», - пишет он. Строго говоря, слово wen означает конкретный вид опухоли - жировик, но этим словом, в переносном значении, англичане стали называть большие города, расползающиеся гигантские городские агломерации.
Велико значение Лондона - крупнейшего мирового торгово-экономического центра в XVII - XIX столетиях - в истории экономической науки. В Лондоне жили и работали многие великие экономисты, в том числе Карл Маркс, поселившийся в нём навсегда в 1849 году. Лондон послужил для основоположника научного коммунизма удобным «наблюдательным пунктом», с которого автор «Капитала» своими глазами мог изучать развитие капиталистических производственных отношений в наиболее передовой тогда буржуазной стране. В британской столице он получил также доступ к лучшей библиотеке мира - библиотеке Британского музея, в которой можно было познакомиться с любыми сочинениями экономистов, и к британской прессе, которая благодаря широкой корреспондентской сети была самой информированной в мире.
В Лондоне было издано «Богатство народов» Адама Смита, в этом городе жил и делал бизнес в Сити Дэвид Рикардо. С Лондоном связана и жизнь Уильяма Петти.
Разбогатев, сэр Петти бóльшую часть времени проводил в своём ирландском поместье, но и в столице временами жил подолгу - у него там был шикарный дом на Пикадилли. Лишь под самый конец жизни, в 1685 году, он окончательно перебрался в Лондон, где и ушёл из жизни, - хотя похоронен он на «малой родине», в Ромси.
Огромная беда случилась с Лондоном в 1666 году (три шестёрки в дате - чем не «магия чисел»?!): Великий Лондонский пожар, уничтоживший половину города и усугубивший другое несчастье - жуткую эпидемию чумы в Англии в 1660-х годах, красочно описанную впоследствии Д. Дефо в «Дневнике чумного года». Пожар, к слову, разорил друга Петти Джона Граунта. Встал вопрос о восстановлении города - как говорится, нет худа без добра: пожар расчистил место для строительства нового города, для проведения «реновации»! И наш герой предложил правительству свой очередной грандиозный проект, исходивший из того, что «вся земля и развалины принадлежат кому-то одному, имеющему достаточно средств для выполнения работы, а также обладающему законодательной властью, чтобы разрубать все концы». То есть, сэр У. Петти предлагает национализировать землю под пепелищем, перевести её в собственность государственную или муниципальную, чтобы на этой основе отстраивать город уже в планомерном порядке! Это, на мой взгляд, - едва ль не самое гениальное из всех его озарений: здесь он преодолевает свою буржуазную ограниченность, преклонение перед частной собственностью и стихией «свободного предпринимательства», опережает своё время, по меньшей мере, на пару столетий!
Бурный стихийный рост буржуазных городов со временем поставил вопрос о необходимости развития городов на основе единого градостроительного плана с горизонтом планирования в десятки лет. Проблему обострил выход капитализма на ступень развитой «автомобильной цивилизации», когда выяснилось, что старая уличная сеть, создававшаяся под потребности пешего и конного движения, совсем не приспособлена для автомобильных потоков, - да и дальнейшее её развитие не поспевает за ростом «траффика». Не поспевает, очевидно, потому, что планирование развития городов должно быть увязано с общенациональным планированием, с планированием производства и потребления различных благ, в данном случае - с прогнозированием и планированием расширения автомобильного парка. Если же экономика не развивается в плановом порядке в масштабах целого общества, то и попытки планировать развитие отдельного города не могут быть эффективными.
Так или иначе, практика градостроительных планов требует - и это гениально предвосхитил Петти, - чтобы вся земля в городе (или, во всяком случае, основной её фонд) находилась не в частной, а именно в государственной либо муниципальной собственности, с тем чтобы городская власть могла ею распоряжаться, выделяя участки под необходимые объекты инфраструктуры и проч. Правда, в условиях капиталистического строя распоряжение землёй становится источником коррупции, злоупотреблений со стороны городских властей - причём масштабы и наглость этих злоупотреблений возрастают по мере того, как с увеличением перенаселённости и скученности мегаполисов повышается цена земли в них. Мы воочию видим все эти безобразия, когда демократически выбранные мэры и депутаты «дерибанят» землю и превращают парки и скверы в очередные торгово-развлекательные центры или, опять-таки, в автопарковки, а «активисты» этому как-то пытаются препятствовать!
Тупиковость развития капиталистических мегаполисов есть проявление того тупика, в который вообще заходит буржуазная цивилизация. Города стали когда-то её колыбелью; теперь же, судя по всему, перенаселённые мегаполисы становятся её могильниками, - и города, как центры цивилизации, нуждаются в основательной, глубокой перестройке. Общественная собственность на землю в городах является необходимым условием их развития на новых, соответствующих потребностям общества и требованиям экологии началах - но отнюдь не является достаточным условием: требуется полная перестройка хозяйственной и общественной жизни.
Английская философия и английская политэкономия
XVII и XVIII столетия - эпоха расцвета не только английской политической экономии, но и английской философии. Развитие философии и политэкономии очень тесно связано - поскольку философия создаёт для политэкономии, как и для всех вообще конкретных наук, их мировоззренческую и методологическую основу.
Так, основоположники английской материалистической философии Френсис Бэкон и Томас Гоббс выработали новый подход к изучению природы и общества, ставивший перед учёными задачу выяснения их объективных закономерностей. В экономическом мышлении чрезвычайно важно было преодолеть старый религиозно-этический образ мыслей: мол, «хорошо всё, что соответствует Писанию», заменив его признанием правильным того, что способствует приросту «богатства нации». К этому-то как раз и вело всё развитие материалистической и рационалистической философии Нового времени, преодолевавшее религиозное мышление, - а Англия встала в авангард этого движения, поскольку являлась наиболее передовой страной.
Связь философии с политической экономией замечательно видна и на примере становления марксизма: его политэкономия была создана на основе приложения к исследованию экономики метода диалектического и исторического материализма.
Вообще, нужно всегда иметь в виду, что развитие философии, естественных и общественных наук идёт «в русле» развития всей человеческой практики. Скажем, для того чтобы зародилась идея объективных экономических законов, необходимо было, чтобы все основные экономические процессы - производство, распределение, обмен и др. - приняли регулярный, массовый вид при развитом товарном хозяйстве.
Становление в XVII столетии как классической ньютоновской механики, так и классической политической экономии было, в конечном итоге, обусловлено ростом производительных сил капитализма, ставившим определённые задачи перед людьми науки. Такое вот совпадение: У. Петти умер в том самом году, в котором И. Ньютон написал свой мегатруд «Математические начала натуральной философии» (1687). И Ньютон-то тоже, между прочим, имеет известное отношение к экономике: с 1690-х годов он руководил Лондонским Королевским монетным двором и на этом посту внёс существенный вклад в улучшение монетного дела и денежного обращения.
Исторически первыми экономистами, как правило, становились «деловые люди» - непосредственная вовлечённость в экономические процессы им, конечно, очень помогала, но в какой-то мере и мешала: мешала углубиться от поверхности явлений к их сущности. «Практическим людям» затруднительно выстроить свои экономические воззрения в определённую систему - это относится к Томасу Ману и даже отчасти к Уильяму Петти. Для познания экономических явлений очень полезен был, как раз наоборот, взгляд со стороны - взгляд, в первую очередь, философии.
Итак, по меньшей мере два великих английских философа, принадлежавшие к противоположным философским лагерям, явились одновременно и значительными политэкономами: материалист Джон Локк и субъективный идеалист Дэвид Юм.
Джон Локк (John Locke; 1632-1704) - крупнейший философ XVII века, один из создателей материалистической теории познания, отец буржуазного либерализма, чьи идеи естественного права легли в основу Декларации независимости США и конституции этой страны. Философия Локка в целом оказала огромное влияние на построения всей английской политической экономии XVIII и даже начала XIX века. Но перу философа принадлежит и столь значительное экономическое сочинение, как «Некоторые соображения о последствиях понижения процента и повышения ценности денег» (1691). У Локка прежде всего бросается в глаза вот что: если Петти называет «естественной стоимостью» меновую стоимость, то Дж. Локк, напротив, - потребительную стоимость: «Естественная стоимость [natural worth] какой-либо вещи состоит в её способности удовлетворять потребности или служить удобствам человеческой жизни», - цитирует указанную работу Локка в «Капитале» Маркс. Хотя как раз в своей теории денег Локк был совершенно неправ, отрицая наличие у денег - подлинных денег, золота и серебра, не денежных знаков, конечно, - внутренней стоимости и считая, что стоимость денег определяется их количеством в обращении (количественная теория денег). И Маркс отмечает, что в своей теории денег Дж. Локк делает огромный шаг назад от Петти, вульгаризуя его положения.
Зато заслугой Джона Локка можно считать то, что он сделал шаг - с позиций «естественного права» - к пониманию прибавочной стоимости. Локк утверждал, что человек естественно должен иметь столько земли, сколько он способен обработать своим трудом, и столько, вообще, всевозможных жизненных благ (воплощённых в том числе в деньгах), сколько нужно для личного потребления. Избыток же земли и денег у отдельных людей приводит к тому, что они сдаются в аренду или ссуду, принося доход, не связанный с трудом. Стало быть, земельную ренту и ссудный процент Дж. Локк отчётливо трактовал как две формы эксплуататорского дохода.
Дэвид Юм (1711-76), между прочим, являлся одним из ближайших друзей Адама Смита. Как экономист, Юм своими эссе подытоживал достижения тогдашней классической школы политической экономии в борьбе против меркантилизма - и этим подготавливал публику к усвоению идей «Богатства народов» его друга. Но Юм едва ли не в большей мере причастен к успеху одного из величайших трудов в истории политической экономии с совсем другой и весьма неожиданной стороны. Философ умер - после тяжёлой и мучительной болезни, которую он переносил с редкостным стоицизмом, - как раз в год выхода «Богатства народов» в свет. Юм и при жизни имел «в обществе» репутацию отъявленного безбожника, и репутация эта ещё более укрепилась после посмертного издания его «Автобиографии», к которой предисловие написал Смит. Из предисловия было видно, что и Адам Смит вполне разделял «языческий дух» своего приятеля, отчего как на покойного Юма, так и на живого Смита обрушилась вся ярость церковников. Для А. Смита, человека весьма осторожного, вся эта перепалка была неприятна, но... всё, что ни делается, всё к лучшему: благодаря скандалу внимание публики было привлечено и к книге Смита!
Д. Юм отличался разносторонностью научных интересов: так, европейскую известность ему принесла многотомная «История Англии». Он вообще много писал, поскольку ему, выходцу из небогатой шотландской дворянской семьи, приходилось с молодости зарабатывать себе на жизнь и «пробиваться в люди» искусным пером.
Связь философских и экономических воззрений Юма, возможно, проявляется в том, что он совсем обходился без теории стоимости - как замечает в своей книге упомянутый мною А. Аникин, «в этом, может быть, сказывался его философский агностицизм и скептицизм». В самом деле, для субъективного идеалиста вполне естественно отрицать наличие в основе цен товаров некой объективной субстанции.
Дэвид Юм выступил одним из представителей количественной теории денег. Эта ошибочная теория имела под собой основания: т. н. «революцию цен» XVI - XVIII веков, когда после массированного притока из Нового Света в Европу золота и серебра резко взлетели цены на все потребительские товары. Причиной данного явления был прилив дешёвого золота и серебра из богатых рудников, где добыча драгметаллов осуществлялась с меньшими издержками труда; однако некоторые экономисты ошибочно увязали рост цен с обесценением денег вследствие роста их количества в обращении. Разрабатывая свою количественную теорию, Юм, по сути, исследовал явления бумажноденежного обращения, ошибочно перенеся его законы на обращение металлических денег. Тем не менее он вправду открыл очень важную закономерность инфляции: среди всех товаров в последнюю очередь повышается «цена труда», т. е. заработные платы рабочих, - в чём мы можем убедиться воочию!
К. Дымов
Продолжение следует...