ГАЯНЕ. ЧАСТЬ 1-я
ВСПЛЫВАЮЩИЕ ОКНА ПАМЯТИ
ОКНО ТРИДЦАТЬ ПЯТОЕ
Наше знакомство состоялось в 1967 году в ереванском кафе "Аргишти". Заглянув туда, я обнаружила место желанной прохлады, где можно было скрыться от солнцепека.
Кафе «Аргишти»
Я обратила внимание, что молодая женщина в очках , сидящая за соседним столиком, время от времени, доброжелательно взглядывает на меня. В ответ - я вежливо улыбнулась. Посетительница встала, и подозвав официанта, громким певучим голосом сделала заказ на две порции мороженого, затем подошла ко мне, и попросила разрешения сесть за мой стол. От неожиданности, я кивнула головой в знак согласия, и мы оказались друг перед другом. Принесли мороженое в креманках, и вторая порция десерта была предложена мне. Перед дружелюбным натиском незнакомки, сопротивление было бесполезно. Слово за слово, и мы разговорились. Гаяне, этим красивым именем звали мою новую знакомую, была уроженкой Харькова, там же закончила исторический факультет университета, и переехала в Армению года два-три назад. Она была научным сотрудником Института истории АН Армении. Сферой ее научных интересов была история армянских колоний в Западной Украине, преимущественно во Львове.
Прощаясь, Гаяне записала мне в блокнот свой домашний телефон и адрес, заметив, что Ереван - город, дружащий семейными кланами, и одинокому человеку нелегко найти в нем свой круг общения. Из прохлады кафе мы вышли на шумную солнечную улицу. Она тут же показала свой дом, который находился наискосок направо от кафе - дом номер пять, на противоположной стороне проспекта Ленина.
* * *
Через несколько дней, я позвонила соседке по столику. Оказалось, Гаяне помнит меня и была рада моему звонку. Она тут же взяла с меня слово, что этим же вечером я непременно буду у нее.
Я вошла в сумрачный подъезд ее дома, и поднялась на четвертый этаж . Гаяне гостеприимно распахнула передо мной дверь. Ее лицо, наклон головы, даже толстые стекла очков, излучали доброжелательность - и я легко переступила порог большой прихожей. Из нее можно было пройти на кухню и в большую почти квадратную комнату с высоким потолком. Три окна однокомнатной квартирки выходили на улицу с видом на старинную персидскую мечеть. Встроенный книжный шкаф от пола до потолка был полон книг. К нему был придвинут небольшой письменный стол, на котором вальяжно расположилась "кормилица" - пишущая машинка «Континенталь». Остальные предметы интерьера не заслуживали особого внимания.
Мы засиделись допоздна, и говорили обо всем на свете. Гаяне была намного старше меня, но для меня этот факт не имел значения. Было уже поздно, когда я спохватилась, что пора возвращаться домой. Гаяне предложила остаться у нее, и я, не чинясь, заночевала у новой знакомой. Но мы так толком и не заснули: как говорят на юге - «зацепились языком», и проболтали почти до утра. Помню, я тогда спросила Гаяне о значении ее фамилии - Пингирян. Оказалось, к ее большому сожалению, - не знает. Ее научный коллега нашел на карте Турции село Пинчир, высказав догадку о возможной ошибке в записи церковной книги. Но ничего нельзя было проверить: источники, после событий 1915 года, были вне доступа - в Турции, а оставшаяся в живых часть армянского населения, нашла убежище в других странах. Ее родители, после долгих мытарств по всему югу России, очутились в Харькове, а два брата по отцу добрались до Канады. Один из них, став главой армянской общины в Торонто, направил все свои усилия и связи, чтобы найти в СССР оставшегося брата и его семью. Его желание увенчалось успехом: после Второй мировой войны, наконец-то, обнаружились его харьковские родственники, и началась переписка.
* * *
В продолжение нашего знакомства, ее семейные воспоминания дополнялись новыми историями. Ее семья во Вторую мировую войну пережила оккупацию Харькова немецкими войсками. Однажды Гаяне со старшей сестрой попали в уличную облаву. Немцы оцепили весь квартал, арестовав всех пешеходов. Брюнетки - Гаяне и ее сестра, на взгляд немцев, были подозрительно семитского типа, и девочек отогнали к стайке людей, отфильтрованных по этому признаку. В отчаянии, сестра Гаяне подошла к молодому немецкому офицеру и попыталась объяснить, что она и сестренка задержаны по ошибке: они - армянки. Офицер отвел ее в сторону и приказал сказать несколько слов на армянском, затем написать что-нибудь . По-счастью, сестра знала родной язык, и тем самым сумела спасти себя и Гаяне. А офицер, оказался бывшим студентом-историком востоковедческого факультета.
После этого драматического события прошло несколько месяцев. Гаяне со старшей сестрой пошли за хлебом отоварить карточки и, по роковому стечению обстоятельств, снова попали в облаву. Сестра долго не колебалась - решать нужно было быстро! Наказав Гаяне, чтобы она немедленно спряталась в кустах и сидела тихо, она попыталась скрыться от немецкого оцепления в хлебном магазине, но не успела. Ей в спину выстрелил немецкий солдат, и она упала на бегу на глазах у Гаяне!.. Подавив крик ужаса, девочка, просидев до темноты, незаметно выбралась из кустов, и добежала до дома. Всю жизнь, после этого дня, ее охватывал ужас от звуков немецкой речи.
* * *
Ее жилище было осколком от двух предыдущих браков Гаяне - харьковского и ереванского. В личной жизни Гаяне были сложности. В первом замужестве с гарным парнем, украинским летчиком, она была счастлива только первые две недели, а остальные два года, по ее словам, рыдала. У мужа в каждой воздушной гавани возникали любовные романы. Простодушным девушкам не говорилось, что он женат, и они звонили ему домой в любое время со всех концов страны.
Поступив в аспирантуру, Гаяне решила переехать в Ереван. В Ереване, хозяйственную общительную женщину сосватали ювелиру - начальнику цеха ювелирного завода. Будущий супруг выглядел человеком солидным и надежным. Поженились, объединили свои комнаты в квартиру на Проспекте. Счастье длилось чуть дольше прежнего - полгода. У супруга начался запой. Оказалось, еще до сватовства, он несколько раз лечился от алкоголизма. Чем был для нее этот брак, я увидела, когда бывший муж пришел к ней «в гости». Сразу после звонка в дверь, мы услышали мужской крик с требованием впустить его. Не дождавшись ответа, снова многократные звонки, а затем раздался звук рубки дров! С ужасом м ы видим - лезвие топора в прорубленной двери! Пока милиция ехала на вызов, в ней не доставало уже нескольких досок. Мы с Гаяне, дежурили дома по очереди, пока не была сделана новая дверь. Мелинэ Манушьян - соседка Гаяне по этажу, вдова героя французского Сопротивления Мисака Манушьяна, женщина неробкого десятка, и сама бывшая участница Сопротивления, сочувственно смотрела на нас и рекомендовала быть осторожными. .
Хотела бы добавить несколько черточек к портрету Мелинэ. Это была стройная худощавая женщина. Всегда с аккуратно уложенной короткой стрижкой каштановых волнистых волос. Всегда сдержанно элегантная, она была для нас образцом французского стиля. Проходя мимо нас, коротко здоровалась, почти никогда не вступая в разговоры. Жила она очень замкнуто. Было ощущение, что ее что-то тяготит. Ее ситуация стала понятной, когда Мелинэ вновь вернулась во Францию. Столкнувшись с практическим применением идей социализма в СССР (идеи, которым она сочувствовала в годы французского Сопротивления и после окончания войны), - она в них разочаровалась. То же чувство постигло и других французских возвращенцев, которые тоже довольно скоро покинули пределы СССР.
* * *
Однажды, Гаяне позвонила мне на работу, попросив срочно приехать. Я поспешила к ней. Открыв дверь в комнату, увидела лежащего на диване, укрытого одеялом пожилого человека. Это был ее отец, неожиданно приехавший к дочери из Харькова. Он попал в совершенно неотапливаемый вагон поезда. Из теплых вещей на нем была только меховая шапка, и доехав до Еревана, он сошел с поезда совсем больным. Врач диагностировал воспаление легких. Состояние отца Гаяне было очень тяжелым: он не приходил в сознание. Гаяне даже не могла узнать причину его внезапного приезда, что его заставило собраться в дорогу? Она так и не получила ответа на этот вопрос: вскоре жизнь покинула тело ее отца. Приехали ее родственники из Ростова и Харькова. Было грустно от голоса священника, произносящего молитвы, плача дочерей, звучания печального дудука, звуки которого уносились в беспредельное небо. Провожающие, отпив один глоток вина, второй выливали ЕМУ - беженцу, волею судеб, закончившему жизненный путь на исторической родине.
ОКНО ТРИДЦАТЬ ПЯТОЕ
Наше знакомство состоялось в 1967 году в ереванском кафе "Аргишти". Заглянув туда, я обнаружила место желанной прохлады, где можно было скрыться от солнцепека.
Кафе «Аргишти»
Я обратила внимание, что молодая женщина в очках , сидящая за соседним столиком, время от времени, доброжелательно взглядывает на меня. В ответ - я вежливо улыбнулась. Посетительница встала, и подозвав официанта, громким певучим голосом сделала заказ на две порции мороженого, затем подошла ко мне, и попросила разрешения сесть за мой стол. От неожиданности, я кивнула головой в знак согласия, и мы оказались друг перед другом. Принесли мороженое в креманках, и вторая порция десерта была предложена мне. Перед дружелюбным натиском незнакомки, сопротивление было бесполезно. Слово за слово, и мы разговорились. Гаяне, этим красивым именем звали мою новую знакомую, была уроженкой Харькова, там же закончила исторический факультет университета, и переехала в Армению года два-три назад. Она была научным сотрудником Института истории АН Армении. Сферой ее научных интересов была история армянских колоний в Западной Украине, преимущественно во Львове.
Прощаясь, Гаяне записала мне в блокнот свой домашний телефон и адрес, заметив, что Ереван - город, дружащий семейными кланами, и одинокому человеку нелегко найти в нем свой круг общения. Из прохлады кафе мы вышли на шумную солнечную улицу. Она тут же показала свой дом, который находился наискосок направо от кафе - дом номер пять, на противоположной стороне проспекта Ленина.
* * *
Через несколько дней, я позвонила соседке по столику. Оказалось, Гаяне помнит меня и была рада моему звонку. Она тут же взяла с меня слово, что этим же вечером я непременно буду у нее.
Я вошла в сумрачный подъезд ее дома, и поднялась на четвертый этаж . Гаяне гостеприимно распахнула передо мной дверь. Ее лицо, наклон головы, даже толстые стекла очков, излучали доброжелательность - и я легко переступила порог большой прихожей. Из нее можно было пройти на кухню и в большую почти квадратную комнату с высоким потолком. Три окна однокомнатной квартирки выходили на улицу с видом на старинную персидскую мечеть. Встроенный книжный шкаф от пола до потолка был полон книг. К нему был придвинут небольшой письменный стол, на котором вальяжно расположилась "кормилица" - пишущая машинка «Континенталь». Остальные предметы интерьера не заслуживали особого внимания.
Мы засиделись допоздна, и говорили обо всем на свете. Гаяне была намного старше меня, но для меня этот факт не имел значения. Было уже поздно, когда я спохватилась, что пора возвращаться домой. Гаяне предложила остаться у нее, и я, не чинясь, заночевала у новой знакомой. Но мы так толком и не заснули: как говорят на юге - «зацепились языком», и проболтали почти до утра. Помню, я тогда спросила Гаяне о значении ее фамилии - Пингирян. Оказалось, к ее большому сожалению, - не знает. Ее научный коллега нашел на карте Турции село Пинчир, высказав догадку о возможной ошибке в записи церковной книги. Но ничего нельзя было проверить: источники, после событий 1915 года, были вне доступа - в Турции, а оставшаяся в живых часть армянского населения, нашла убежище в других странах. Ее родители, после долгих мытарств по всему югу России, очутились в Харькове, а два брата по отцу добрались до Канады. Один из них, став главой армянской общины в Торонто, направил все свои усилия и связи, чтобы найти в СССР оставшегося брата и его семью. Его желание увенчалось успехом: после Второй мировой войны, наконец-то, обнаружились его харьковские родственники, и началась переписка.
* * *
В продолжение нашего знакомства, ее семейные воспоминания дополнялись новыми историями. Ее семья во Вторую мировую войну пережила оккупацию Харькова немецкими войсками. Однажды Гаяне со старшей сестрой попали в уличную облаву. Немцы оцепили весь квартал, арестовав всех пешеходов. Брюнетки - Гаяне и ее сестра, на взгляд немцев, были подозрительно семитского типа, и девочек отогнали к стайке людей, отфильтрованных по этому признаку. В отчаянии, сестра Гаяне подошла к молодому немецкому офицеру и попыталась объяснить, что она и сестренка задержаны по ошибке: они - армянки. Офицер отвел ее в сторону и приказал сказать несколько слов на армянском, затем написать что-нибудь . По-счастью, сестра знала родной язык, и тем самым сумела спасти себя и Гаяне. А офицер, оказался бывшим студентом-историком востоковедческого факультета.
После этого драматического события прошло несколько месяцев. Гаяне со старшей сестрой пошли за хлебом отоварить карточки и, по роковому стечению обстоятельств, снова попали в облаву. Сестра долго не колебалась - решать нужно было быстро! Наказав Гаяне, чтобы она немедленно спряталась в кустах и сидела тихо, она попыталась скрыться от немецкого оцепления в хлебном магазине, но не успела. Ей в спину выстрелил немецкий солдат, и она упала на бегу на глазах у Гаяне!.. Подавив крик ужаса, девочка, просидев до темноты, незаметно выбралась из кустов, и добежала до дома. Всю жизнь, после этого дня, ее охватывал ужас от звуков немецкой речи.
* * *
Ее жилище было осколком от двух предыдущих браков Гаяне - харьковского и ереванского. В личной жизни Гаяне были сложности. В первом замужестве с гарным парнем, украинским летчиком, она была счастлива только первые две недели, а остальные два года, по ее словам, рыдала. У мужа в каждой воздушной гавани возникали любовные романы. Простодушным девушкам не говорилось, что он женат, и они звонили ему домой в любое время со всех концов страны.
Поступив в аспирантуру, Гаяне решила переехать в Ереван. В Ереване, хозяйственную общительную женщину сосватали ювелиру - начальнику цеха ювелирного завода. Будущий супруг выглядел человеком солидным и надежным. Поженились, объединили свои комнаты в квартиру на Проспекте. Счастье длилось чуть дольше прежнего - полгода. У супруга начался запой. Оказалось, еще до сватовства, он несколько раз лечился от алкоголизма. Чем был для нее этот брак, я увидела, когда бывший муж пришел к ней «в гости». Сразу после звонка в дверь, мы услышали мужской крик с требованием впустить его. Не дождавшись ответа, снова многократные звонки, а затем раздался звук рубки дров! С ужасом м ы видим - лезвие топора в прорубленной двери! Пока милиция ехала на вызов, в ней не доставало уже нескольких досок. Мы с Гаяне, дежурили дома по очереди, пока не была сделана новая дверь. Мелинэ Манушьян - соседка Гаяне по этажу, вдова героя французского Сопротивления Мисака Манушьяна, женщина неробкого десятка, и сама бывшая участница Сопротивления, сочувственно смотрела на нас и рекомендовала быть осторожными. .
Хотела бы добавить несколько черточек к портрету Мелинэ. Это была стройная худощавая женщина. Всегда с аккуратно уложенной короткой стрижкой каштановых волнистых волос. Всегда сдержанно элегантная, она была для нас образцом французского стиля. Проходя мимо нас, коротко здоровалась, почти никогда не вступая в разговоры. Жила она очень замкнуто. Было ощущение, что ее что-то тяготит. Ее ситуация стала понятной, когда Мелинэ вновь вернулась во Францию. Столкнувшись с практическим применением идей социализма в СССР (идеи, которым она сочувствовала в годы французского Сопротивления и после окончания войны), - она в них разочаровалась. То же чувство постигло и других французских возвращенцев, которые тоже довольно скоро покинули пределы СССР.
* * *
Однажды, Гаяне позвонила мне на работу, попросив срочно приехать. Я поспешила к ней. Открыв дверь в комнату, увидела лежащего на диване, укрытого одеялом пожилого человека. Это был ее отец, неожиданно приехавший к дочери из Харькова. Он попал в совершенно неотапливаемый вагон поезда. Из теплых вещей на нем была только меховая шапка, и доехав до Еревана, он сошел с поезда совсем больным. Врач диагностировал воспаление легких. Состояние отца Гаяне было очень тяжелым: он не приходил в сознание. Гаяне даже не могла узнать причину его внезапного приезда, что его заставило собраться в дорогу? Она так и не получила ответа на этот вопрос: вскоре жизнь покинула тело ее отца. Приехали ее родственники из Ростова и Харькова. Было грустно от голоса священника, произносящего молитвы, плача дочерей, звучания печального дудука, звуки которого уносились в беспредельное небо. Провожающие, отпив один глоток вина, второй выливали ЕМУ - беженцу, волею судеб, закончившему жизненный путь на исторической родине.