ГОЛЛАНДСКАЯ ПЕЧЬ
ВСПЛЫВАЮЩИЕ ОКНА ПАМЯТИ
ОКНО ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ.
Случай, о котором я хочу рассказать, скорее, напоминает святочные рассказы. И произошел он под Новый Год.
Мои родители были совсем молодыми, современными людьми, которым хотелось все в жизни охватить, успеть, увидеть! Но они уже были обременены большой семьей. В одна тысяча девятьсот пятьдесят третьем, который был насквозь холодным, а люди, в связи с объявленной амнистией, особо тщательно закрывали двери изнутри и снаружи, мне было всего шесть лет. И я приходилась старшей сестрой трем младшим сестренкам. Родители поддерживали мое старшинство, и мне часто напоминали, что я должна играть с младшими и заботиться о них. Хотя, мне было, куда интереснее, перечитывать бесконечно любимую китайскую сказку о художнике, уведшем нарисованного им танцующего журавля от богача, эксплуатирующего чудесную птицу.
Мы жили в старинном двухэтажном доме в центре Уфы. Дом был окружен остатками парка с вековыми березами и липами. Он был кирпичной кладки со стенами метровой толщины. Взрослые говорили, что благодаря их толщине, зимой в квартире тепло, а летом прохладно.
В холодные дни, для всей нашей семьи культовым местом становилась, стоявшая в углу, обитая черным железом, голландская печь, «голландка», как мы ее называли. В то время, она еще топилась дровами. Своими округлыми боками, «голландка» выходила сразу в две комнаты: межкомнатная стена диаметром делила печь наполовину. Печь была высотой почти до потолка: выше середины и на самом верху, находились две маленькие дверцы непонятного назначения. Внизу нашей «голландки», находилась ее топка, закрывавшаяся чугунной ажурного литья дверцей.
В морозный декабрьский вечер, родители, уложив спать пораньше, самую младшую из сестер, которой едва исполнился год, собрались в оперный театр. «Голландка» была протоплена: в доме было тепло и уютно. Отец, буквально в пять минут, облачился в свой выходной костюм, загладил назад волосы, и нетерпеливо стал ожидать маму. У мамы сложился целый ритуал. Длинные волосы укладывались в высокую прическу. И без того белоснежное лицо, шея, зона декольте тщательно пудрились, затем лицо обвязывалось газовым шарфом, чтобы не запачкать одежду, и только тогда надевалось шелковое переливчатое платье. Отец, начинал нервно барабанить пальцами по столу, и часто поглядывать на часы. Но мама, невозмутимо продолжала свое «колдовство», и становилась такой красивой, что отец тут же смягчался.
Снова напомнив мне, что я старшая, и должна уложить спать сестренок до их возвращения, отец запер дверь. Ключ в замке повернулся, и мы, ура! - остались одни дома! Сестренки вытащили из шкафа «лишние» вещи и залезли туда для игры в «дом». Когда игра надоела, затеяли борьбу, выясняя, кто сильнее. А я, снова и снова, пыталась изобразить олений прыжок, как у балерины, с фотографии из журнала «Огонек», но только отбила себе коленки.
Наконец, мы объединились в общую игру - жмурки, веселую канитель с завязанными глазами! Кружась по комнате с завязанными глазами, я наткнулась на печку. Она была горячая, и от нее, почему-то, пахло дымом! Откуда он? Оказалось, дым идет из щели нижней дверцы! И серая струя дыма расползалась по комнате! Глаза щипало, сестры начали кашлять. Я отправила их к спящей малышке в другую комнату.
Что делать? Если я открою нижнюю дверцу печки, дыма станет еще больше. Я вспомнила, что когда начинали топить нашу «голландку», то родители открывали маленькую дверцу, которую называли смешным словом - «вьюшка», и сдвигали какую-то железку, а когда заканчивали топить, двигали ее снова. Я подставила стул, взобралась на него и попыталась достать до дверцы. Напрасно! Я не доставала до нее! Побежала за подушками, но ноги утопали в их толщине, почти не добавляя роста! Как быть?! И тут я вспомнила, что у отца есть толстые-претолстые книги - справочники, которые он не позволял трогать! Я поставила книги стопкой на стул, влезла на них, и наконец, на цыпочках, дотянулась до дверцы.
Достала! Какая же она горячая! Обжигает руки! Пришлось слезть со стула за полотенцем. Обмотав им руку, я открыла дверцу: за ней была вся в черной саже, страшная пышущая жаром пещера...
В середине ее, лежала черная железяка, похожая на крышку кастрюли. Стул подо мной качался, тяжелая крышка никак не сдвигалась! Сил не хватало от страха, что или обожгусь, или упаду, и ушибленные коленки дрожали! И дым ел глаза! Тогда я попробовала по-другому: резко подняла железяку вверх, и она, оказавшись еще тяжелее, чем мне казалось, откатилась в сторону.
Через какое-то время дым из печки прекратился, и тот, который заполнил комнату, тоже втянулся назад, в дымоход. Мы втроем быстро навели порядок, поставили на место справочники, убрали вещи в шкаф; испачканное сажей полотенце, забросили под диван.
Когда родители вернулись из театра домой, то глядя в наши невинные глаза, ничего такого не заметили. Меня «выдала» дикая головная боль, испытанная мной, впервые в жизни. Начались распросы, и пришлось обо всем рассказать.
Мама бледнела на глазах, отец стал бегать по комнате взад и вперед! Он кричал, ругал маму и себя, хвалил меня, потом опять терзался, что мы могли задохнуться от дыма. Оказывается, в печи не прогорели дрова, вьюшка была закрыта раньше, чем нужно. Был «нормальный», семейный скандал, как и подобает в таких случаях, но главное - мы все были живы и здоровы, и мы были вместе!
С тех пор, родители никогда не запирали нас, а запасные ключи от дома были отданы мне!
ОКНО ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ.
Случай, о котором я хочу рассказать, скорее, напоминает святочные рассказы. И произошел он под Новый Год.
Мои родители были совсем молодыми, современными людьми, которым хотелось все в жизни охватить, успеть, увидеть! Но они уже были обременены большой семьей. В одна тысяча девятьсот пятьдесят третьем, который был насквозь холодным, а люди, в связи с объявленной амнистией, особо тщательно закрывали двери изнутри и снаружи, мне было всего шесть лет. И я приходилась старшей сестрой трем младшим сестренкам. Родители поддерживали мое старшинство, и мне часто напоминали, что я должна играть с младшими и заботиться о них. Хотя, мне было, куда интереснее, перечитывать бесконечно любимую китайскую сказку о художнике, уведшем нарисованного им танцующего журавля от богача, эксплуатирующего чудесную птицу.
Мы жили в старинном двухэтажном доме в центре Уфы. Дом был окружен остатками парка с вековыми березами и липами. Он был кирпичной кладки со стенами метровой толщины. Взрослые говорили, что благодаря их толщине, зимой в квартире тепло, а летом прохладно.
В холодные дни, для всей нашей семьи культовым местом становилась, стоявшая в углу, обитая черным железом, голландская печь, «голландка», как мы ее называли. В то время, она еще топилась дровами. Своими округлыми боками, «голландка» выходила сразу в две комнаты: межкомнатная стена диаметром делила печь наполовину. Печь была высотой почти до потолка: выше середины и на самом верху, находились две маленькие дверцы непонятного назначения. Внизу нашей «голландки», находилась ее топка, закрывавшаяся чугунной ажурного литья дверцей.
В морозный декабрьский вечер, родители, уложив спать пораньше, самую младшую из сестер, которой едва исполнился год, собрались в оперный театр. «Голландка» была протоплена: в доме было тепло и уютно. Отец, буквально в пять минут, облачился в свой выходной костюм, загладил назад волосы, и нетерпеливо стал ожидать маму. У мамы сложился целый ритуал. Длинные волосы укладывались в высокую прическу. И без того белоснежное лицо, шея, зона декольте тщательно пудрились, затем лицо обвязывалось газовым шарфом, чтобы не запачкать одежду, и только тогда надевалось шелковое переливчатое платье. Отец, начинал нервно барабанить пальцами по столу, и часто поглядывать на часы. Но мама, невозмутимо продолжала свое «колдовство», и становилась такой красивой, что отец тут же смягчался.
Снова напомнив мне, что я старшая, и должна уложить спать сестренок до их возвращения, отец запер дверь. Ключ в замке повернулся, и мы, ура! - остались одни дома! Сестренки вытащили из шкафа «лишние» вещи и залезли туда для игры в «дом». Когда игра надоела, затеяли борьбу, выясняя, кто сильнее. А я, снова и снова, пыталась изобразить олений прыжок, как у балерины, с фотографии из журнала «Огонек», но только отбила себе коленки.
Наконец, мы объединились в общую игру - жмурки, веселую канитель с завязанными глазами! Кружась по комнате с завязанными глазами, я наткнулась на печку. Она была горячая, и от нее, почему-то, пахло дымом! Откуда он? Оказалось, дым идет из щели нижней дверцы! И серая струя дыма расползалась по комнате! Глаза щипало, сестры начали кашлять. Я отправила их к спящей малышке в другую комнату.
Что делать? Если я открою нижнюю дверцу печки, дыма станет еще больше. Я вспомнила, что когда начинали топить нашу «голландку», то родители открывали маленькую дверцу, которую называли смешным словом - «вьюшка», и сдвигали какую-то железку, а когда заканчивали топить, двигали ее снова. Я подставила стул, взобралась на него и попыталась достать до дверцы. Напрасно! Я не доставала до нее! Побежала за подушками, но ноги утопали в их толщине, почти не добавляя роста! Как быть?! И тут я вспомнила, что у отца есть толстые-претолстые книги - справочники, которые он не позволял трогать! Я поставила книги стопкой на стул, влезла на них, и наконец, на цыпочках, дотянулась до дверцы.
Достала! Какая же она горячая! Обжигает руки! Пришлось слезть со стула за полотенцем. Обмотав им руку, я открыла дверцу: за ней была вся в черной саже, страшная пышущая жаром пещера...
В середине ее, лежала черная железяка, похожая на крышку кастрюли. Стул подо мной качался, тяжелая крышка никак не сдвигалась! Сил не хватало от страха, что или обожгусь, или упаду, и ушибленные коленки дрожали! И дым ел глаза! Тогда я попробовала по-другому: резко подняла железяку вверх, и она, оказавшись еще тяжелее, чем мне казалось, откатилась в сторону.
Через какое-то время дым из печки прекратился, и тот, который заполнил комнату, тоже втянулся назад, в дымоход. Мы втроем быстро навели порядок, поставили на место справочники, убрали вещи в шкаф; испачканное сажей полотенце, забросили под диван.
Когда родители вернулись из театра домой, то глядя в наши невинные глаза, ничего такого не заметили. Меня «выдала» дикая головная боль, испытанная мной, впервые в жизни. Начались распросы, и пришлось обо всем рассказать.
Мама бледнела на глазах, отец стал бегать по комнате взад и вперед! Он кричал, ругал маму и себя, хвалил меня, потом опять терзался, что мы могли задохнуться от дыма. Оказывается, в печи не прогорели дрова, вьюшка была закрыта раньше, чем нужно. Был «нормальный», семейный скандал, как и подобает в таких случаях, но главное - мы все были живы и здоровы, и мы были вместе!
С тех пор, родители никогда не запирали нас, а запасные ключи от дома были отданы мне!